Таким образом в 1630 году, то есть 20 лет спустя после смерти Анри IV, Совет Шалона-на-Соне постановляет, что протестанты не допускаются к изготовлению товаров, которыми город торгует. В 1654 году, через год после церемонии совершеннолетия, Луи XIV дозволяет обложить жителей Нима податью в 4000 франков на содержание госпиталей — католического и протестантского, и таким образом гугеноты, которых в городе вдвое больше католиков, обязываются содержать и госпиталь для своих противников. Декретом Совета от 9 августа 1654 года определялось, что все ремесленные старшины должны исповедывать католическую веру; декретом от 16 декабря протестантам запрещается посылать к королю депутатов; указом от 20 декабря определено, что смотрителями госпиталей могут быть только католики.
В 1662 году было предписано протестантам хоронить покойников только по наступлении ночи и до рассвета; особая статья закона о погребении определила число родственников или друзей, которые могли присутствовать на похоронах. В 1664-м парламент Руана запретил торговцам иметь в лавках работников, даже мальчиков из протестантов, а в 1665-м это правило было распространено и на золотых дел мастеров.
В 1666 году, развивая парламентские указы, король в своей декларации установил, что должности актуариев старшинских домов или секретарей цеха часовых мастеров, а также должности привратников, швейцаров и прочих при городских службах могут занимать исключительно католики (ст. 31); что если процессия, в которой несут святые дары, проходит мимо храма кальвинистов, то они должны на время ее прохождения прекратить пение своих псалмов (ст. 33); что на время католических шествий кальвинисты по распоряжению городских властей должны всячески украшать дома и принадлежащие им строения (ст. 34).
Различные и все усиливающиеся притеснения привели к тому, что с 1669 года начинается переселение протестантов, и это вызвало издание указа следующего содержания: «Принимая во внимание, что многие наши подданные переселяются в чужие земли и занимаются там различными ремеслами, в которых они искусны, даже постройкой кораблей, поступают на морскую службу и прочее, мы запрещаем каждому, принадлежащему к так называемой реформатской вере, без нашего позволения выезжать из королевства под угрозой наказания и лишения имущества и повелеваем тем, кто уже покинул Францию, возвратиться в ее пределы».
В 1670 году король исключил реформатских медиков из деканства Руанской коллегии, допустив туда только двух медиков-католиков. В 1671 году указом было предписано снять герб Франции с храмов гугенотов. В 1680 году декларация короля запретила женщинам-реформаткам заниматься ремеслом повивальных бабок. В 1681 году отрекшиеся от кальвинизма были освобождены от податей, а их дома — от военного постоя на два года; наконец, в июле того же года поступило распоряжение закрыть Седанскую коллегию, единственную в королевстве принадлежавшую кальвинистам. В 1682 году король повелел нотариусам, стряпчим, приставам и урядникам из кальвинистов оставить свои должности, признав их неспособными к исправлению этих должностей. В марте 1684 года Государственный совет распространил это постановление на королевских секретарей, а в августе король объявил протестантов неспособными к занятию должности экспертов. Наконец, в 1685 году парижские власти предписали протестантам-купцам, имеющим какие-либо привилегии, продать их в течение месяца.
Таким образом, была создана система гражданских и религиозных притеснении, преследующих протестанта от колыбели до гроба. В детстве у него нет училища, где он мог бы получить образование; в молодости он не находит никакой должности, не может быть ни торговцем, ни старшиной, ни врачом, ни адвокатом, ни даже сторожем. Он не имеет храма для молитвы, свобода его совести стеснена и он обязан прекратить молитву, если мимо движется католическая процессия; когда отмечается католический праздник, он обязан, скрывая чувства, в знак радости украшать по мере достатка свой дом. Если он получил от предков богатство, он не может поддержать его по недостатку общественного положения и гражданских прав, и богатство мало-помалу ускользает из его рук, переходя к католикам.
В старости протестант страдает перед смертью мыслью о том, что ежели он умрет в вере своих отцов, то его не похоронят вместе с ними, а его друзья не более строго определенного количества смогут проводить гроб только скрытно, ночью, словно нечистого. И если он в любом возрасте решит бежать из этой бесконечной враждебной страны, где ему не дозволяется ни родиться, ни жить, ни умереть, его объявят бунтовщиком, имущество отнимут в казну и ежели схватят, то наименьшим несчастьем будет тяжкий жребий гребца на галерах вместе с поджигателями и убийцами.
Мы воздаем всем по справедливости и указываем на то, что преследования начались ранее времени политического влияния г-жи де Ментенон, но не можем освободить ее, как и Луи XIV, от ответственности за гонения на протестантов.
В 1682 году Луи XIV, решив уже отменить Нантский эдикт, вызвал из Индии аббата Шелу и послал его в Менд в звании главного священника и инспектора миссий в Севеннах. Аббат Шела, младший в доме Ланглад, несмотря на воинственный дух, должен был стать служителем церкви, но живой, пылкий характер вел его навстречу опасностям, и, желая преодолевать препятствия и внушать почтение к вере, аббат избрал Церковь воинствующую, а полем сражения — Индию. Молодой миссионер приехал в Пондишери в то самое время, когда король Сиама, впоследствии направивший посольство к Луи XIV, приказал умерщвлять миссионеров, слишком, по его мнению, горячо проповедовавших христианство в его государстве. Французским миссионерам было запрещено проникать в Сиам, но аббат Шела пренебрег этим и, побуждаемый своим воинственным духом, перешел границу; через три месяца он был схвачен и отвезен к губернатору Банкана. Началась мученическая жизнь аббата, принуждаемого к отречению от веры, но храбрый поборник имени Христа, отданный в руки палачей для пыток, перенес мучения с такой твердостью и мужеством, прославляя Спасителя, что палачи утомились и, изломав ему руки и ноги, покрыв его тело ранами и видя его в беспамятстве, решили, что упрямец умер. Аббата подвесили за руки на дереве при дороге как ужасный пример правосудия сиамского короля. При наступлении ночи один бедный сострадательный пария снял несчастного с дерева и привел его в чувство.
Наказание совершалось без тайны, официально, и узнав об этом французский посланник потребовал удовлетворения за смерть миссионера, так что король, довольный тем, что палачи так скоро утомились, послал изувеченного, но живого аббата к посланнику, который требовал выдачи трупа.
Этого-то аббата в предвидение бунтов, долженствовавших произойти после отмены Нантского эдикта, и послал Луи XIV в Севенны. Таким образом из преследуемого Шела стал преследователем, и будучи тверд в перенесении собственных мучений, он был вовсе не чувствителен к мукам других. Аббат не забыл о пытках в Сиаме, но сам став извергом, значительно расширил науку о пытках и не только пользовался виденными им в Индо-Китае машинами, но изобретал новые. С ужасом рассказывали о заостренных камышовых прутьях, которые этот ревнитель веры забивал под ногти жертв, о специальных клещах, которыми он вырывал бороды, брови и веки, о фитилях, обвиваемых вокруг пальцев и поджигаемых в виде канделябра о пяти светильниках, о подвижных ящиках, куда запирали пытаемого и вертели пока тот не лишался чувств, наконец, об изобретенных аббатом кандалах, в которых арестанты не могли ни сидеть, ни стоять.
Даже самые пламенные панегиристы этого аббата говорили о нем с некоторым страхом, и надо сказать, иногда он углублялся в собственное сердце, вспоминал, сколько раз применял к телу власть мучить и увечить, и тогда падал на колени и целыми часами оставался совершенно неподвижным, погруженным в размышления, так что если бы не падавший с чела пот, его можно было бы принять за статую над гробом. Таков был тот, кто при помощи правителя Лангедока де Бавиля и под покровительством Брольо должен был следить за исполнением ужасного декрета Луи XIV. 18 октября Луи XIV подписал отмену Нантского эдикта, представленную совету еще в апреле и утвержденную им в августе. По случаю этого акта король к своим известным девизам добавил новый: «Один закон при одном государе».
Мы еще увидим, чего стоило привести этот закон в исполнение.
Совершив богоугодное дело, г-жа де Ментенон решила, что теперь можно позаботиться о себе. После удаления маркизы де Монтеспан при дворе стало несколько скучно и однообразно. Именно в это время г-жа де Ментенон обрела свою власть над королем, чему, быть может, была обязана своему, непривычному для Луи XIV, сопротивлению. Другие женщины при первом слове любви отдавали свои сердца честолюбивому монарху, который и в любовных делах подражал отцу богов Зевсу, но г-жа де Ментенон на самые настоятельные просьбы и заманчивые обещания отвечала словами, под влиянием которых Луи XIV находился в продолжение оставшейся жизни: «Я боюсь ада и надеюсь на спасение». Тогда отец ла Шез, подкупленный новой фавориткой, осмелился предложить монарху, частенько жаловавшемуся на неодолимое сопротивление де Ментенон, вступить с ней в тайный брак, полагая это средством удовлетворить страсть короля и отчасти успокоить совесть его фаворитки. Луи XIV, однако, колебался.
Наконец, г-жа де Ментенон, в свою очередь признаваясь в борьбе, которую приходится выдерживать ее сердцу, объявила своему царственному поклоннику, что по примеру Лавальер и Монтеспан, хотя они и более ее виновны, удаляется от света и проведет остаток жизни в молитвах за спасение души монарха. Узнав об этом, герцог Мэнский со слезами на глазах пришел к королю и стал умолять не разлучать его с той, кто была ему истинной матерью, любившей его с такой нежностью, что он не в силах перенести разлуку с этой женщиной.
Такие просьбы расстрогали короля тем более, что соответствовали собственным его желаниям. Отец ла Шез, духовник короля, вновь осмелился повторить совет жениться на де Ментенон, объявив, что она постоянно молится о том, чтобы Бог не допустил ее пожертвовать собой ради любви. Однако король пожелал обратиться к какому-нибудь еще уважаемому лицу со своими сомнениями, и этим лицом оказался Боссюэ, который высказался за брак; более того, он сообщил маркизе, что она вскоре станет королевой. Радость де Ментенон была велика и она не удержалась, сообщив новость нек