Однако маркиза поддерживала знакомство со священнослужителями, в частности, с епископом Лизьеским, которому однажды даже показала весьма забавное зрелище, когда тот навестил ее в Рамбулье. В этот день после непродолжительного разговора маркиза предложила епископу прогуляться с ней в парке, в конце которого имелось несколько утесов, укрытых сенью больших ветвистых деревьев. Уже издали епископ заметил нечто необычное между деревьями, когда же они подошли к утесам, то увидели группу нимф. Это были девушки отеля Рамбулье во главе с м-ль Рамбулье, сидевшие на утесах в виде ундин, дриад и наяд и составлявшие едва ли не самое очаровательное зрелище, которое только можно представить. Епископ остался в восхищении и смотрел жадно на полунагих красавиц, а впоследствии, встречаясь с маркизой, всегда интересовался тем, что нового на утесах Рамбулье.
Нельзя, однако, сказать что все сюрпризы, которые маркиза Рамбулье любила иногда делать своим гостям, были грациозны. Граф Гиш, большой охотник до грибов, приехав однажды в Рамбулье и поев любимого кушанья досыта, почувствовал себя несколько тягостно и лег спать ранее обыкновенного. Г-н Шодебон, один из постоянных посетителей отеля, вынул из чемодана графа все платья, забрал также и то, что тот с себя снял, и отправился с этим к дамам, которые заузили все одежды на два-три вершка, а по окончании операции Шодебон вернул все на свои места.
На другой день граф Гиш проснулся пораньше и решил прогуляться до завтрака, однако, одеваясь, не мог застегнуть на себе ни одного камзола. В этот момент зашел Шодебон с приглашением к завтраку, говоря, что дамы уже ждут. Граф рассказал о своем критическом положении, и Шодебон не замедлил дать совет:
— Чем же вы затрудняетесь, граф? Если ваши новые платья вам узки, то, надеюсь, ваш старый камзол подойдет.
Де Гиш вздохнул и велел лакею принести вчерашний камзол, но когда он стал его надевать, то камзол оказался теснее прочих.
— Что за чудо! — воскликнул с притворным недоумением Шодебон. — Не от вчерашних ли грибов вы так пополнели? Вы, как я заметил, поели их досыта.
— Как так? — спросил граф де Гиш.
— Ну, — начал городить Шодебон, — разве вы не знаете, что лес Рамбулье полон ядовитых грибов, и надо быть хорошим знатоком, чтобы уметь отличить хорошие от плохих. Повар, вероятно, ошибся и вы стали жертвой его нерадения!
— Гм! — забормотал испуганный граф, — это очень возможно, я всю ночь спал плохо, да и теперь чувствую себя нехорошо.
— Черт возьми! — воскликнул Шодебон. — Надо сказать всем и постараться скорее помочь! — И открыв дверь, он поднял тревогу, так что через несколько минут все гости отеля во главе с хозяйкой собрались в комнате де Гиша, который сидел в большом кресле с самым жалким видом, готовый расхвораться не на шутку. Послали за доктором, который будучи предупрежден, пощупал у больного пульс, покачал головой, как бы не имея особой надежды на выздоровление больного, и приказав графу лечь в постель, ушел прописать ему лекарство.
Все дамы вышли вслед за врачом, а де Гиш, поддерживаемый Шодебоном и лакеем, дотащился до постели, лег и, чувствуя себя все хуже и хуже, потребовал священника. Лакей немедленно отправился за ним, а когда Шодебон собрался уходить, то граф стал просить его остаться, сказав, что не хочет умирать в одиночестве. Лакей вернулся без священника.
— Ну, что же? — спросил умирающий. — Где же священник?
Однако лакей подал своему господину сложенный вчетверо лист бумаги.
— Прочтите, пожалуйста, любезнейший Шодебон, — попросил де Гиш, — мои глаза что-то ослабли и я ничего не вижу.
Шодебон, скрывая смех, прочел вслух:
«Рецепт для графа де Гиша.
Возьмите ножницы и распорите ваши платья».
Граф понял, что с ним сыграли шутку и счастливый избавлением от смертельного страха послал тотчас же уведомить о том, что он долее не нуждается ни в священнике, ни в докторе.
Следствием этой шутки было, однако, довольно странное происшествие. Несколько дней спустя маркиза Рамбулье, ее дочь и Шодебон, весело вспоминая о насмешке над графом де Гишем, в свою очередь покушали грибов действительно негодных и все трое непременно бы умерли, если бы им не была оказана немедленная и энергичная помощь.
У маркизы Рамбулье было семеро детей. Старшая дочь — г-жа Монтозье, вторая — г-жа д'Иер, сын — г-н Пизани, второй сын умер на восьмом году жизни; тремя последними детьми были г-жа Сент-Этьенн и г-жа Пизани, которые как и г-жа д'Иер, стали монахинями; наконец — Клара-Анжелика д'Анженн, первая жена графа Гриньяна.
Г-жа Монтозье до замужества звалась Юлия-Люсиль д'Анженн. Женщина редкой красоты, она имела множество обожателей, к числу которых принадлежали маркиз Монтозье и его младший брат де Салль. Приехав в Париж, Монтозье пожелал представиться г-же Рамбулье, для чего обратился к жене Жана-Альфреда д’Обри, состоявшей в дружеских отношениях с семейством маркизы. Обращаясь к советнице со своей просьбой, маркиз допустил какую-то стилистическую неточность.
— О! — воскликнула советница. — Разве можно представить маркизе человека, который не умеет хорошо говорить по-французски? Научитесь сначала говорить, г-н провинциал, и тогда я вас представлю! — Она действительно решилась представить г-на Монтозье в доме маркизы Рамбулье не прежде трех месяцев, в течение которых она сама давала ему уроки правильной речи.
Познакомившись с маркизой, Монтозье немедленно объявил себя поклонником ее дочери и стал просить ее руки. Маркиза, считая себя искусной ворожеей, в особенности в угадывании судьбы человека по линиям на ладони, попросила предварительно показать руку. Бросив беглый взгляд на ладонь, маркиза воскликнула:
— Ах, нет, нет! Я ни за что не выдам за вас мою дочь! Я вижу по вашей руке, что вы убьете женщину! — И сколько Монтозье ни настаивал, он не мог получить другого ответа.
М-ль Рамбулье также была большой охотницей до гаданий. Однажды она вышла с м-ль де Бурбон, впоследствии женой герцога де Лонгвиля, на балкон и стала забавляться угадыванием имен прохожих.
— Я готова держать пари, — говорила м-ль Рамбулье, — что этого прохожего крестьянина зовут Жаном. — И девушки тотчас сделали ему знак подойти.
— Послушай, — сказали они, — ведь тебя зовут Жан, не правда ли?
— Да, милостивые сударыни, но у меня есть и другое имя. К вашим услугам! — И низко поклонившись, крестьянин ушел.
Однако возвратимся к маркизу Монтозье. Храбрый, отличившийся во многих сражениях офицер и удачливый любовник он также имел дар предсказывать будущее. После долгого и бесполезного ухаживанния за м-ль Рамбулье он собрался на войну, и, прощаясь с ней, в ответ на «До свидания!» со вздохом сказал:
— Нет, не до свидания, прощайте!
— Почему вы так говорите? — слегка удивилась м-ль Рамбулье.
— Потому что я на этой войне буду убит! — еще раз вздохнул маркиз. — А мой брат будет счастливее меня и женится на вас.
Друзья посмеивались над этим пророчеством, но через три месяца узнали, что Монтозье был убит камнем в голову. Причем, он умер не сразу, ему хотели сделать операцию на черепе, но раненый отказался, заявив, что и без него на свете много дураков.
Прибавим, что маркиз Монтозье первым начал носить парик, и впоследствии это вошло в моду. Де Салль, младший брат, став маркизом Монтозье, действительно ухаживал за м-ль Рамбулье целых 12 лет, но устрашенный отказом, сделанным его брату, до тех пор не решался объявить о своем намерении, пока не получил чин генерал-майора и место губернатора в Эльзасе. За четыре года до свадьбы он подарил м-ль Рамбулье знаменитую, наделавшую много шума «Гирлянду Юлии».
Скажем несколько слов об этом. «Гирлянда Юлии» была ничем иным, как великолепным альбомом, на каждой странице которого был нарисован цветок и написаны стихи, принадлежавшие самым известным тогда любителям литературы и посвященные м-ль Рамбулье. Манускрипт был продан в 1784 году английскому книготорговцу Пейну за 14 510 франков.
Когда м-ль Рамбулье выходила за робкого маркиза замуж, ей было уже 38 лет. Их венчал епископ Грасский Годо, старый знакомый и друг семейства Рамбулье, бывший также одним из ревностнейших поклонников м-ль Рамбулье, по каковой причине, а также из-за маленького роста, получивший прозвище «карлика принцессы Юлии».
Оставим новобрачных наслаждаться их медовым месяцем, доставшимся ценой двенадцатилетнего испытания, и перейдем к г-ну Пизани. В детстве он был чрезвычайно ленив и, несмотря на увещевания своего гувернера Шавароша, вовсе не хотел учиться, даже просто читать. Будучи мал ростом и некрасив, юноша боялся, как бы его не сделали духовным лицом, поскольку очень хотел стать военным.
Пизани было уже 20 лет, а между тем он все еще не определился. Наконец его желание исполнилось — он побывал во всех кампаниях при герцоге Энгиенском и показал себя хорошим офицером. Однако ему не было суждено долго прожить, и 3 августа 1645 года, в битве при Нордлингене, он был убит, а маршал Граммон, в отряде которого он тогда состоял, приказал с почестями похоронить своего храброго сослуживца.
Нам остается сказать еще несколько слов о другой дочери маркизы Рамбулье, Кларе-Анжелике д'Анженн. Она также была весьма ученой дамой, как и ее сестра — тогда этих женщин называли «precieuses». Один дворянин из Ксентонжуа, большой приятель маркиза Монтозье, говорил, что пока м-ль Клара находится в доме своей матери, он не осмелится ступить в него ногой, поскольку до него дошли слухи, будто ученая девица всегда падает в обморок, когда слышит какую-нибудь не правильность в речи, а друг маркиза не считал себя «хорошо» образованным. М-ль Рамбулье стала графиней Гриньян, когда Мольер поставил в 1659 году свою комедию «Les Presieuses ridicules» («Смешные жеманницы»); она присутствовала на первом представлении пьесы, и узнавшая ее публика обратила на нее пристальное внимание.
Мы оставили наших новобрачных наслаждаться медовым месяцем, обратимся же опять к ним и посмотрим, что с ними происходит. Спустя некоторое время маркиза разрешилась от бремени — честь и слава маркизу Монтозье! — двумя сыновьями и дочерью. Мальчики жили недолго, а девочка стала подобно матери и бабушке чудом природы. Едва отнятая от груди, она оказалась предметом общего удивления и получила место между учеными женщинами отеля Рамбулье. Однажды, когда ей было пять лет, она взяла маленький стульчик, села возле бабушки и, протянув ручку, сказала: