ческие представления о ней, нам остался лишь удел антигероя. Эта ежедневная борьба за выживание, все большее отставание, обвинение в адрес самих себя, обвинения в сторону других в надежде на то, что они никогда не поймут, насколько мы разбиты и сломлены. Если Гамлет – наш брат, то Пруфрок – это мы или, по крайней мере, большая часть из нас.
В конечном итоге мудрость жизни заключается в согласии с природой, а не в «победе» над ней.
Архетипические дилеммы Антигоны и Гамлета пробуждают трагическое ви́дение жизни. Пожалуйста, помните, что жизнь трагична не потому, что мы умираем: мы умираем, потому что мы живые существа. Трагическое ви́дение – это восприятие нашей вечной борьбы с богами, нашего бесконечного стремления вырвать смысл из этого короткого пребывания на столь опасной планете. Трагический персонаж не виноват в своих стремлениях, как мы видели ранее, он виноват только в одном: в высокомерии, самонадеянности, психологической инфляции. В конечном итоге мудрость жизни заключается в согласии с природой, а не в «победе» над ней. Таким образом, трагический персонаж, хотя и остается в финале в «проигрыше», но всегда становится богаче, поскольку он возвращается к правильному отношению с богами.
Как писал Эсхил тысячелетия назад, боги предопределили, что именно через страдания мы приходим к мудрости воссоединения с их волей. Всякий раз, когда мы начинаем противиться этому, мы делаем шаг к инфляции эго, ведущей нас к окончательной гибели. В трагическом видении мудрость таится в смирении, а не в гордыне и высокомерии.
Знакомство с богами нашей собственной психодрамы
Носители трагического видения мира богов помнят, их почитают и допускают существование их божественных замыслов, зачастую необъяснимых для ограниченных человеческих умов. Среди множества комментариев Юнга по этому вопросу особого внимания стоит его знаменитое и своеобразное определение Бога. Оно иллюстрирует глубокое уважение Юнга к этой тайне. Незадолго до смерти философа репортер американского журнала Good Housekeeping спросил его, что Юнг имеет в виду под словом «Бог». Тот ответил: «По сей день Бог – это имя, которым я обозначаю все, что пересекает мой путь безжалостно и безрассудно, все, что нарушает мои субъективные взгляды, планы и намерения и меняет ход моей жизни к лучшему или к худшему»[27]. Подобного определения не найдешь ни в одной мировой религии, оно бросает вызов и одновременно примиряет. Оно оставляет богам право на их порой ужасающую автономию, необъяснимую тайну, которую они воплощают собой, проходя сквозь миры и человеческие души. Оно призывает нас помнить о месте, которое нам отведено и оставаться смиренными.
Трагический опыт – это активное страдание, активная борьба с высшей силой, как мы видим это на примере ветхозаветного героя Иакова. Обратной стороной медали является патетическое или возникающее из пафоса пассивное страдание. Так, Пруфрок достаточно осведомлен об активном страдании: он видит его в творчестве Микеланджело, в терзаниях Гамлета и так далее. Но он продолжает просто ныть, проклиная свою судьбу и тем самым саботируя собственную жизнь, которую он мог бы реализовать в этом мире. Трагическое страдание обладает глубиной и достоинством и является духовной добродетелью – пассивное страдание выглядит просто жалко.
Бо́льшую часть нашей жизни мы проводим между мирами. Мы знаем, но ничего не делаем, мы понимаем, но не меняемся, мы ноем и жалуемся, но не становимся. Почему? Из-за страха, как предполагает Пруфрок? В большинстве случаев, да. Из-за отсутствия воображения? Да, но все наши комплексы и движущие силы ограничены в своей перспективе, вот почему мы должны со всей серьезностью отнестись к проявлениям сновидений и психопатологий.
Изучая диапазон выбора, изменения, дилеммы, хитросплетения, признания, неудачи и триумфы, самообман и случайные моменты откровений литературных персонажей, мы расширяем границы собственного понимания, наших способов выражения и нашей возможной свободы.
Если мы видим себя в отражении Антигоны и ощущаем паралич страха, мы по-прежнему призваны стать достойными людьми. Но вспоминая Антигону, порою с грустной радостью, поскольку она смогла найти правильный путь и предстать пред богами в смиренном уважении к истине, мы не должны все же забывать и о Креонте, о том, насколько легко он угодил в ловушку комплекса власти – последнего прибежища слабых. В сомнениях Гамлета делать или не делать то, что требует от него жизнь, мы видим собственную склонность к избеганию, мы понимаем, что в конечном итоге только действие, а не промежуточное, застойное состояние души, сделает нас смелыми людьми. В уклончивости Пруфрока мы узнаем наше стремление избежать рисков и обязательств, по крайней мере, мы знаем, что ад может скрываться в нас самих, а не в чем-то ином. И если нам не нравится жить в аду, возможно, мы сможем побороть страхи и взять на себя риски, которые откроют нам дорогу в другой мир.
Каждый из этих литературных портретов – это «история», в которой мы представляем собой новые главы или сноски внизу страниц. То, какой станет в конечном итоге наша собственная история и как раскроется наша душа, все еще зависит от нас и от нашей готовности сделать шаг на пути жизни.
6Что есть исцеление?
Что такое исцеление и что мы можем сделать, чтобы оно продолжало работать для нас? Если на каждом из нас лежит ответственность за свое собственное исцеление и исцеление мира, то что представляют собой инструменты восстановительного процесса и каковы намерения и направления работы нашей души? Какую роль мы можем играть во всем этом? Как сознание и обучение могут помочь или помешать этому процессу?
В моей последней книге «Опыты жизни: Мудрые советы для второй половины путешествия» я изложил двадцать одну задачу, решение каждой из которых приведет вас к более богатой и полной удовлетворения жизни. Я уверен, что эти задачи, задания, призывы действуют внутри нас, знаем мы об этом или нет. Наше сознание способно помочь в их реализации, равно как и наше бегство может легко подорвать их.
Среди упомянутых задач некоторые я считаю критическими в процессе исцеления:
• Восстановление личного авторитета. В начале жизненного пути каждый из нас обладает личным авторитетом, это называется инстинктом. Наши тела знают, что правильно для нас, наши души тоже знают об этом, однако механизмы адаптации нередко отделяют нас от первичного знания и приводят к искажению жизненных стратегий. Любой выбор, который возникает из-за отказа от личного авторитета, скорее всего, со временем окажется для нас неправильным.
• Развитие духовности. Наша духовность столь же зрела, как и наш характер. Какую роль играет управление страхом в искажении нашей духовной жизни? Хранит ли наша духовность знание о Тайне или она предпринимает попытки создать образы и модели, которые будут укреплять наши комплексы и успокаивать их? Пробуждает ли духовность в нас состояние дискомфорта, подталкивающего нас к дальнейшему росту и развитию, или она стремится остановить наше развитие на детском уровне?
• Предпочтение смысла счастью. «Счастье» как состояние бытия полностью зависит от контекста, оно преходяще и уникально для каждого из нас. Мы не можем достичь постоянного счастья, как не можем предсказать погоду на несколько месяцев вперед, потому что счастье – это не место, не неизменное свойство характера или состояние бытия.
Это лишь три задачи из огромного списка, которые доказывают, что мы берем на себя ответственность за наше умственное, физическое и психологическое благополучие. Понимание правильности нашей жизни не приходит к нам из ниоткуда, мы являемся партнерами в этом продолжающемся диалоге, который призывает нас выйти на первый план и проявить ответственность. Точно так же как уровень сознания группы не может быть выше уровня сознания каждого из ее членов, и наше благополучие не может быть более развито, чем степень нашей заботы или пренебрежения к себе как к целому.
Одна из вещей, которую я наблюдаю в современном мире, – это растущее осознание того, что что-то идет не так. У большинства из нас есть все условия для жизни, к которым стремились наши предки, и все же мы купаемся в чувстве беспокойства и неудовлетворенности. Все больше и больше людей склоняются к мысли, что они должны разобраться в том, чему служат их жизни, обрести чувство цели, найти эмоциональное удовлетворение от своего труда и научиться ценить что-то большее, чем власть, богатство и безопасность. Все больше и больше людей считают, что они должны проявлять смелость в своем выборе образа жизни, а не подстраиваться, не угождать другим или отвечать культурным ожиданиям. Недавно я разговаривал со своим бывшим студентом, который оставил очень высокооплачиваемую работу в финансовой корпорации, чтобы переквалифицироваться в социального работника. Он напомнил мне, как в момент принятия им этого решения я сказал ему, что за свой выбор он в любом случае заплатит какую-то цену, но цена сожаления будет намного выше цены за обучение. Сейчас он дни напролет занимается с людьми, попавшими в беду, и не променял бы свою работу ни на что на свете. Он пошел на этот риск, прыгнул в свою собственную бездну и обнаружил, что что-то внутри него пробудилось, чтобы поддержать его, провести за руку и вознаградить каким-то новым способом, о котором он даже не думал.
Чтобы каждый из нас отыскал свою цель, чтобы ей стали служить жизнестойкие силы нашей природы, мы должны исцелиться. В детстве мы были близки к этому источнику, но затем необходимость подстраиваться и приспосабливаться день за днем начала изгонять нас из наших психологических домов. Исцеление будет заключаться в возвращении к себе, к своему «Я», с самого начала оснащенному Божественным началом или природой всем необходимым, обладающему внутренней устойчивостью, желаниями и природными ресурсами, силой и выносливостью. В конце концов природа хочет, чтобы мы выжили, и даже больше, чем выжили, – она хочет, чтобы мы служили Бытию, становясь тем, что ищет своего выражения через нас.