го себя, которое подвергалось распятию.
В своей бросающей вызов эпохе XIX века книге «Страх и трепет», вдохновленной высказываниями святого Павла о том, что мы должны искать спасения в страхе и трепете, Кьеркегор пришел к выводу, аналогичному выводу Нойманна, сделанному столетием позже. Хотя язык Кьеркегора носит больше теологический характер, смысл книги пронизан глубокой психологией в своем новом раскрытии мудрости Священного Писания, которые мы понимаем в формах, психологически доступных нашим чувствам.
Взяв за параболическую рамку повествование об Аврааме и Исааке, Кьеркегор предложил разобраться в том, что заключенный в ней парадокс может означать для современников. Выражаясь прямо и буквально, если бы вы увидели своего соседа с ножом, приставленным к горлу его ребенка, вы позвонили бы в полицию или тут же совершенно обоснованно вмешались. Но как получилось, что Авраам стал патриархом веры за столь чудовищный поступок? Кьеркегор выделяет три уровня социальной, этической и психологической дилеммы и принятия решений. Первый уровень, где застряла бо́льшая часть человечества, – это уровень «эстетический», под которым он подразумевает нарциссизм, эвдемонистическое поведение, наблюдаемое каждый день. Это выбор, сделанный из эгоистических интересов, из стремления к удовольствию и избеганию боли. В процессе взросления эгоцентричный человек может созреть и развиться до второго уровня – «этического», где он уже будет признавать законные требования общественного договора и ответственность, которую мы все несем друг перед другом.
Но, отмечает в конце Кьеркегор, мы также можем быть призваны к «теологическому упразднению этического». Как мы видели на примере Антигоны, это выход за пределы этического во имя еще более высокого призвания – божества или собственной души. Философ заключает, что смысл этой жестокой притчи состоит в том, что Авраам призван определить, какова была его высшая ценность. И чтобы прийти к пониманию этого, ему пришлось пожертвовать самым дорогим для него – своим ребенком. Другими словами, Авраам был призван к распятию своих эгоистических ценностей.
В моей собственной жизни такое распятие касалось не выборов, лежащих передо мной (они были ясны), а, скорее, восприятия самого себя, за которое я хотел цепляться. Пожертвование образом самого себя всегда является приглашением к тому перекрестку, на котором никто из нас не хочет оказаться, но который так часто встречается нам во время нашего путешествия. И тогда самодовольное восприятие собственной личности кладется на алтарь теологической миссии, предначертанной нам богами или собственной душой.
Мы все прекрасно понимаем, что такое скользкий путь для любого из нас. Мы все были свидетелями того, что можно пойти практически на все, чтобы оправдать проявление комплекса и рационализировать его справедливость даже время спустя. Но название книги Кьеркегора «Страх и трепет» как раз является для нас ключом к анализу данной ситуации. Нас просят признать, насколько страшен этот выбор, этот риск быть верным своей душе, и трепетать перед лицом того, что потребуется от нас вслед за этим признанием. Страх и трепет требуют от нас подлинного ожидания, а не импульсивности, оценки противоположностей, представленных в наших дилеммах, а затем готовности увидеть в том, во что мы верили, нечто другое, на что мы даже не рассчитывали. Кто отважится отправиться туда, в эти дебри, добровольно? Иногда внешний мир переносит нас в такие места сам, как это было с Бонхеффером, который покинул безопасную должность преподавателя в Нью-Йорке, чтобы вернуться в родную Германию, противостоять гитлеровскому режиму и со временем стать мучеником. Иногда этот момент приближается, потому что «Я» планирует такую встречу. Тогда что-то внутри нас толкает нас туда, где мы обязаны выйти за рамки простых правил и ошибок социальной жизни, за пределы комфорта и предсказуемости. Вот почему самым тяжелым испытанием для Бонхеффера было не противостояние нацистам, а выбор между его искренним пацифизмом и признанием того, что свержение режима Гитлера было наивысшим благом, теологическим упразднением этического, которому была посвящена вся его жизнь без остатка.
В эти темные часы свечение «Я» крайне трудно различить, но это единственный свет, ведущий нас вперед по пути, который нам еще предстоит пройти. Ницше сказал однажды, что, прежде чем отправиться в путь, нужно найти фонарь. А фонарь (или «компас» Эмили Дикинсон[31]) можно отыскать, сознательно усмирив суверенность эго и пройдя чистилище страха и трепета. Конечно, понятно, почему робкое эго, тонкая пластина, плавающая в большом, темном море, предпочитает избегать этих трудных столкновений или желает избавиться от бремени такого призыва, например через малодушие, рационализацию, проекцию на других или какую-то форму сомнамбулического наркоза. У каждого из нас есть несколько стратегий уклонения, которыми мы пользуемся с самого раннего детства. Но от нас не зависит, приведет ли нас жизнь, боги или «Я» к тому моменту, когда мы окажемся в пустыне, на перепутье трех дорог. Что выбрать и какова цена?
Именно в такие переходные времена величайшее путешествие выковывается в алхимической кузнице души, месте, где жар нарастает до тех пор, пока мельчайшие молекулы не трансформируются и не проявится нечто большее. Время от времени воля «Я» выходит за пределы потребностей мира эго и часто требует принести на алтарь жертвы наши самые заветные ценности. Говоря словами Иисуса Христа: «Не моя воля, но Твоя». Те, кто прошел через эту трансформацию, побывали в аду и больше не должны его бояться; они знают, что жизнь принесет новые испытания, но не позволит им вернуться на старое, привычное место. С этого момента их жизнь наполнена глубокой целостностью и они все меньше и реже поддаются прежним страхам и многочисленным истериям, окружающим их. Цена и зачастую тяжелые последствия компенсируются более глубоким переживанием смысла, независимо от того, одобрено ли оно общественным мнением или нет. Это наш шаг в собственное путешествие, который рано или поздно всем нам приходится сделать.
Жизненно важные ключи нашей природы
Ранее в этой книге мы коснулись элементарных систем, которые наша природа предоставляет нам для руководства в мире запутанных выборов. В общем и целом они включают в себя системы энергии, которые поднимаются на поверхность, чтобы поддержать нас, когда мы идем по верному пути, и направить нас в нужное русло, если вдруг мы сбиваемся с курса. Хотя мы можем принудительно запускать их в работу, мы не можем делать это постоянно, чтобы избежать апатии, истощения, депрессии или злоупотреблений, которые могут последовать в результате. Функция чувства независимо и качественно оценивает наш опыт, а затем сравнивает его с уже имеющимся мнением. Мы можем подавлять, отделять или обезболивать эти проявления, но мы не создаем их. Иными словами, мы можем делать «правильные вещи», с точки зрения нашей культуры, родителей, комплексов, однако функция чувства может с этим не согласиться. Мы будем вынуждены признать, что наши поступки идут вразрез с нашими чувствами, и тогда мы окажемся перед лицом глубокого конфликта между действиями эго и нашим «Я».
Наши предки знали и уважали те внутренние проявления, те призрачные присутствия, которые происходят в нашей жизни каждую ночь, – сны. Исследования сна говорят, что если мы доживем до восьмидесяти лет, то шесть из них мы проведем в сновидениях. Природа не тратит энергию впустую, и сновидения, таким образом, служат целям самой природы. Те из нас, кто обращает внимание на сны, знают, что, отслеживая их образы, темы, ассоциации и аналогии, мы часто обнаруживаем в них своеобразный комментарий к нашей жизни. Да, они используют мифопоэтический язык, а не дискурсивную речь и мышление, но они никогда не обманывают, если только мы можем выйти за узкие рамки понимания эго и открыть себя миру символического выражения. Лишь символическое выражение может открыть нам огромную тайну, в которой все мы пребываем на протяжении эпох и времен[32].
Наш коллективный разрыв с этими жизненно важными ключами и наша обязанность подчиняться требованиям окружающей культуры отделяют нас всех от жизненно важных источников, которые знали наши предки. Ни один из наших предков не был свободен от страха, ибо жизнь опасна; никто не был свободен от страданий и смерти. Условия жизни, в которых им приходилось выживать, были суровыми и безжалостными. Но мало кто, если вообще кто-то, стал врагом себе, как это произошло с нами, мало кто разорвал связь с собственным внутренним авторитетом, мало кто посвятил свою жизнь таким абстракциям, как экономика, идеология и искусство, которым все мы служим, не считая потерь и затрат. Как лаконично выразился Фрейд: «Цена цивилизации – невроз». Но не принимайте это за ностальгическое желание вернуться в прежние времена: этого не произойдет. Все сказанное всего лишь означает, что мы можем по крайней мере начать уделять больше внимания авторитетам, которые скрыты внутри нас самих, если хотим научиться делать по жизни более осознанный и осмысленный выбор. Современная жизнь в большей части своей служит громким требованиям времени, заряженному комплексу, который она сама же активирует в нашей истории, а также необходимости идти в ногу с культурой, скатывающейся в новую тьму.
Возможно, самым неуловимым из всех, но самым важным источником внутреннего руководства для каждого из нас является наш постоянный анализ жизненного опыта относительно переживания его смысла. Мы можем служить влечениям к власти, богатству, статусу, относительной безопасности, забвению сознания – чему угодно, но мы не можем создать смысл. Смысл – это побочный продукт правильного отношения к нашей душе в критические моменты жизни. Если то, что мы делаем, правильно для нас, независимо от того, насколько опасен путь, нас поддерживают изнутри. Наши страдания, наши вложения, наши сомнения вознаграждаются целеустремленностью. И это невозможно подделать: со временем даже самые тревожные и опасные путешествия кажутся нам наполненными смыслом.