зи.
Зрелая духовность – это то, что заставляет человека расти, возможно погружаться глубже, чем это комфортно, то, что требует от него переживания горя, страхов и ограничений, а не психологической инфляции.
Зрелая духовность – это то, что уважает принцип «резонанса». Если какой-то образ или встреча резонирует глубоко внутри нас, это имеет для нас значение. Если нет, то это не для нас. Мы не создаем резонанс. Резонанс – это перекликание подобного с подобным, повторное звучание. Если мне что-то нравится, почему я должен требовать, чтобы вам это тоже нравилось? Мы разные, и разные вещи резонируют для нас. Независимо от нашего желания принадлежать к какой-то группе, если она не резонирует с нами, она не для нас. Мы можем собраться вместе, но не услышать резонанса в наших телах. Это одна из тех автономных систем внутри каждого из нас, которые помогают нам найти свой путь в мире.
По мере взросления Юнг все больше и больше понимал, что многие люди борются с «религиозными или духовными» проблемами, независимо от причины их возникновения. Другими словами, эго фокусирует свое внимание не на том, о чем оно думает, а на том, с чем у нас оборвалась связь или чего мы так до сих пор и не нашли. Юнг сформулировал это следующим образом: «лекарство», которое мы ищем, заключается не в разрешении конфликта, а в преодолении его изнурительных противоположностей. «Лекарство» заключается в «приближении к нуминозному», то есть к тому, что затрагивает нас глубже всего и ведет к радикальному столкновению с чем-то большим. Однажды у меня была клиентка, которой по решению суда за неоднократное вождение в нетрезвом виде было предписано посещение группы Анонимных алкоголиков, а также сеансы психотерапии. Естественно, она сопротивлялась и тому и другому, но во исполнение требований закона появлялась и там и там. После нескольких сеансов она сказала мне, что, слушая о высшей силе, вдруг спросила себя: «Что представляет собой моя высшая сила?» То, что возникло у нее перед глазами, имело очертание бутылки. «Это, – подумала она. – Это? Это слишком мало!» Произошел момент откровения. Она охотно отказалась от своего пристрастия, которое держало ее в рабстве. После этой сверхъестественной встречи ее жизнь изменилась к лучшему. Именно это подразумевал Юнг под встречей с нуминозным в рамках или вне рамок какой-либо конкретной традиции.
В нашем объяснимом бегстве от трудностей, от страданий мы, естественно, ищем более удобные пути. Но что, если мы обнаружим, что именно в самых трудных, самых тяжелых областях страдания можно найти истинный смысл? Если мы достигаем этого понимания, мы расширяем собственное сознание. После этого нами движет уже не бегство от трудностей, а принятие задачи, сочетающей в себе сложности и смысл, делающий эту жизнь и радость в ней возможной. Как выразился Рильке в своем совете молодому поэту:
Мы мало знаем, но необходимость сохранить веру в то, что трудно, – это уверенность, которая никогда не покинет нас; хорошо быть одиноким, поскольку одиночество трудно; и трудность должна быть еще одной причиной, чтобы сделать что-то[34].
В такие моменты мы выходим за пределы противоположностей, разрывающих нас на части, за грани устремлений и бегства, которые заставляют нас удерживать эти противоположности в напряжении.
Как сказал Юнг, задача состоит в том, чтобы удерживать это напряжение противоположностей до тех пор, пока не появится нечто третье. «Третьим» является тот план развития, который рождается из встречи первых двух противоположностей. Иными словами, в чем и как я должен развиваться и расти благодаря тем противоположностям, которые сейчас разрывают меня на части?
Спросите себя: «Где я должен расти с точки зрения психологии, которая сдерживает эти противоположности и не вступает в конфликт с той или иной ценностью?» К примеру, человек, который испытал на себе гнев другого, не согласившись с его мнением, получил ясное сообщение, что молчание, уклонение или соглашательство является наиболее верной дорогой к собственной безопасности. А затем представьте себе те внутренние противоречия, которые испытывает данный человек всякий раз, когда вступает в конфронтацию или должен пережить конфликт, чтобы защитить ценности, превосходящие его стремление к безопасности. Британский писатель Грэм Грин однажды изобразил в своем романе «Сила и слава» образ «выпивохи-священника», который прятался за своей зависимостью и своей сутаной, при этом нарушая все исповедуемые им ценности, греша нарциссизмом и инфантильностью. В критический момент, когда его жизнь подвергается опасности, он пересекает границу, чтобы в последний раз исповедать приговоренного заключенного, но попадает в руки врагов, и его убивают. По мнению автора, в своем выборе, сделанном вопреки опасностям и страху смерти, священник поднялся над дилеммой, чтобы служить тому, к чему призывала его душа, и в этот момент, возможно, искупил грехи своей никчемной жизни. Все мы когда-нибудь или, возможно, много раз на протяжении нашего пути сталкиваемся с подобными дилеммами и вынуждены терпеть борьбу двух противоположностей, пока «третья» сила не укажет нам дорогу к трансформации и переосмыслению.
Но что, если мы обнаружим, что именно в самых трудных, самых тяжелых областях страдания можно найти истинный смысл?
Последняя поездка с моим покойным сыном Тимоти в Нью-Мексико привела нас в горы Джемез, расположенные неподалеку от Кальдеры, огромной впадины вулканического происхождения, окруженной изрезанными живописными склонами. Во время этого похода мы говорили о важном. Существует ли Бог? Имеет ли это вообще значение? К чему призывает нас жизнь? Это был такой разговор, который редко случается в наши дни. Помимо его чувства юмора и способности подшучивать над старым отцом, больше всего мне в нем нравилась его способность вести подобные разговоры. После того как я улетел домой, он прислал мне следующее стихотворение, в котором раскрылось его удивительное воображение, его неизменное чувство тоски и ирония, а также его ясное понимание того, что все мы плаваем в каком-то тумане тайны.
Имена бурь
Я давал имена в детстве мягким игрушкам,
Мог подолгу гулять в зоопарке своем,
Я дружил с капитанами и морскими волками,
С голливудскими звездами болтал ночью и днем.
Я считал, что у всех есть тайный клад из друзей,
и подростком знал имена тех, кого полюблю.
Мы даем имена машинам и лодкам,
Как даем имена домашним питомцам,
И, как наших питомцев, называем детей,
кто
дает потом имя
любви своей.
Как делал я сам и как делают все,
Кто дает имена собственным бурям.
И думаю я, что все имена —
Лишь попытка позвать
Безымянного
Бога,
Который без умной уловки
нас попросту с вами
не сможет узнать.
Тим никогда не посещал молитвенных домов. Его привлекало другое: он останавливался и разговаривал с наблюдательными воронами, которые сидели на ветвях вдоль нашего пути и каркали. Он слышал в движении ветра мягкое дыхание какого-то пролетающего духа. Будучи нашим современником, он тем не менее остро осознавал, что идет среди призрачных существ и священных обителей древних цивилизаций. Он обладал зрелой духовностью, которая не поддавалась современным меркантильным ценностям. Его любовь к людям была тем, чему он поклонялся. Его любовь к искусству была компромиссом. Я привожу своего сына как пример в этой книге, потому что он интуитивно понимал, что имел в виду Юнг, когда говорил, что решение жизненных дилемм всегда происходит через встречу с нуминозным. Для него осязаемый мир был прозрачен, он излучал сверхъестественное сияние повсюду, куда бы он ни посмотрел. Его чувствительность была ближе к анимистическим духам тех, кто некогда ходил по этим же склонам, чем к безвкусному миру политики, который он также изучал и в котором участвовал, зная, что повседневная жизнь тоже имеет значение. Но это не разрывало его на части. До тех пор, пока мы не найдем то, что связывает нас с чем-то большим, чем мы сами, противоположности будут разрывать нас на части. До тех пор наши конфликты будут приносить нам только страдания без какого-либо смысла.
Именно благодаря уважению к глубокому, глубинному диалогу с психикой, через который происходит осмысление и поиск тех мест, где скрывается «третье» в наших разрозненных жизнях, благодаря нашему стремлению прислушиваться к нему и следовать за ним, мы будем готовы жить в промежутках между мирами. Природа подготовила нас к этому путешествию. Кто мы такие, чтобы возражать?
9Путеводитель по смыслу:Чему мы можем научиться у Юнга
Не странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя? То, что погнало тебя из дома, осталось рядом с тобой.
Думаю, что не удивлю своих читателей, если скажу, что из всех современных мыслителей я считаю Карла Юнга человеком, который смог глубже всех задуматься над смыслом этого краткого путешествия, называемого жизнью. Он сумел оценить вневременные измерения нашей души – области, в которой один и тот же процесс психического развития протекает в прошлом и в настоящем. Он называл это поле «энергетическим бессознательным». А это значит, что сегодня ночью вам может присниться сон, который снился тысячелетия назад другой душе, причем в обоих случаях этот сон будет служить как упорядочивающему принципу, так и процессу исцеления. Эти упорядочивающие принципы Юнг называл архетипами.
Было бы правильнее думать об архетипе как о глаголе, а не как о существительном. Если бы он был существительным, то это был бы объект, который мы могли бы обнаружить на МРТ или компьютерной томографии. В то время как глагол олицетворял бы собой проявление упорядочивающей и компенсирующей энергии. Если в ваших снах возникал образ автомобиля, а ваш далекий предок видел лишь телегу, запряженную волами, или колесницу, генерирующая энергия этих сновидений была одна и та же. Архетип – это не некое содержание, а формирующая система, паттерн, который помогает привнести в сырой хаос природы смысл, последовательность, цель и так далее. Мы могли бы обозначить такие формирующие паттерны, как восхождение и нисхождение, мать, тень, смерть и возрождение. В действительности эти архетипы представляют собой переживания, которые группируются вокруг определенного созвездия энергий. Дав одной из своих первых книг название