На втором этаже чайки, на первом — Магеллановы пингвины: в богатых биотопах морей Южной Атлантики нет ни одной не занятой скалы, но разные виды никогда не путают свои «жилища».
6 Море мрака
МИЛЛИОН ПИНГВИНОВ — ОГНЕННАЯ ЗЕМЛЯ
УТКИ-ПАРОХОДЫ, ХОХЛАТЫЕ ПИНГВИНЫ
КОТИК С ДВУМЯ ШКУРАМИ
САМЫЙ ЮЖНЫЙ ГОРОД НА ЗЕМЛЕ
Всего несколько дней остается нам провести на Вальдесе. Киты уходят отсюда по одному и небольшими группами. Они покидают заливы Сан-Хосе и Гольфо-Нуэво, и члены команды «Калипсо» грустят. Они прекрасно знают, что миграция для китов — важнейшее условие выживания, что на самом деле киты отправляются на пышную трапезу — на фантастическое пиршество из рыбы и планктона и что в это время года их неудержимо влечет на юг. Но все доводы разума тщетны: аквалангисты привязались к великолепным жизнерадостным животным, к этим ласковым левиафанам, к этим мирным чудовищам.
«Меня лично больше всего огорчает, — говорит Филипп, — что в открытом океане, покинув свое аргентинское убежище, киты становятся совершенно беззащитными. Да, конечно, официально убивать их запрещено с 1937 года. Но чего стоят рекомендации Международной китобойной комиссии*, когда нет реальной возможности проконтролировать добычу промышляющих в море судов, когда повсюду процветает браконьерство и некоторые страны — члены вышеупомянутой комиссии — договариваются о передаче незаконной добычи государствам, не состоящим в ней?»
Этот лунный пейзаж — колония Магеллановых пингвинов; вырытые в земле «кратеры» гнезда, которые пингвины поддерживают поколение за поколением.
Почему на пороге 2000 года человечество, вступившее уже в эпоху постиндустриального развития, продолжает так интенсивно истреблять китов? Экономические выгоды от охоты на китообразных ничтожны. А все продукты китового промысла, даже знаменитый кашалотовый спермацет*, вполне можно заменить синтетическими веществами или производными из растительного сырья. Так в чем же тогда дело?
У меня есть довольно необычные объяснения этого факта. Вот, к примеру, одно из них. Я часто задумываюсь, не вызывают ли у людей — этих больших муравьев-трудяг, по полсуток растрачивающих силы на работе, в транспорте, перед окошками бюрократов, — не вызывают ли у них бешеную зависть свободные, как ветер, киты, которые лишь пять процентов времени отдают поискам пищи, а остальную часть жизни проводят в играх среди волн, любят друг друга, ласкают детей и ведут нескончаемые эхолокационные беседы… Как известно, зависть — мотив многих преступлений.
Но пусть даже люди более прозаичны, чем киты, — все равно, разве не следует осудить такой варварский и нелепый способ получения прибылей?
Миллион пингвинов
«Калипсо» покидает побережье Патагонии. Впереди — путь длиною более тысячи километров. Мы берем курс на «далекий юг», юг той самой Западной Атлантики, куда вслед за Магелланом столько поколений мореплавателей уходило, чтобы осуществить свою мечту или найти свою гибель. В этих краях даже метеорологические спутники не приходят на помощь морякам.
В самом «низу» карты — крошечный уголок суши, от одного названия которого пробирает дрожь: мыс Горн…
Идем вдоль берегов Патагонии и лишний раз убеждаемся, что эта земля, которая, на первый взгляд, кажется такой однообразной, в действительности имеет тысячу разных ликов, и каждый по-своему интересен. Как каждую минуту здесь меняется цвет моря — то оно фиолетовое или зеленое, то лазурно-голубое или темно-синее! Как с каждой пройденной милей меняется облик побережья — то оно болотистое, то пестреет травами, то покрыто волнами дюн, то изрезано скалами; оно как будто стремится противостоять своим бесконечным разнообразием неизменности просторов пампы, подступающей к побережью.
Не менее многочисленны и разнообразны трудности и неудобства, которые поджидают путешественника в этих краях. Мы уже знаем, что такое климат Вальдеса, его внезапные сильные штормы, когда растения пригибаются к земле, а животные прячутся в норы, ибо ничто здесь — ни деревья, ни холмы — не преграждает путь шквалам (этот сумасшедший ветер с Анд просто валит с ног). И теперь заранее готовы к тому, что впереди нас поджидает много других неприятностей: влажный, пронизывающий до костей холод, ни на минуту не прекращающийся дождь, вечно затянутые туманом каменистые пустыни, внушающие страх обширные болотистые участки, где вязнешь, как в зыбучих песках.
На первом этапе плавания наша задача такова — выйти из залива Гольфо-Нуэво, обогнуть мыс Нинфас и, оставив позади устье Рио-Чико, достичь мыса Томбо.
Когда на фоне свинцовых вод океана появляется этот высокий серый мыс, ветер снова усиливается. Замечаем несколько гладких китов, направляющихся к летним планктонным пастбищам. Они в совершенном восторге резвятся среди огромных валов. Возбужденные волнением моря, киты как безумные выпрыгивают из воды и снова падают, вздымая огромные снопы белой пены.
В это время года на мысе Томбо воспитывают свое потомство Магеллановы пингвины (Spheniscus magellanicus). Те колонии Магелланова пингвина, которые мы видели на Вальдесе, не идут со здешними ни в какое сравнение. В брачный сезон на этом мысе собираются сотни, тысячи, а может быть, и миллион пингвинов. Они ищут себе партнера (партнершу) и гнездо — одну из тех узеньких глубоких норок, которые здесь отрывали и обновляли многие поколения пингвинов, чтобы отложить в них яйца.
Как интересно наблюдать за этим сборищем одетых в черно-белый наряд птиц с черным ожерельем, которые, переваливаясь с боку на бок, расхаживают по голой земле с редким низким кустарником, занимаясь своими делами! Как я говорил, размножению Магеллановых пингвинов способствовало уменьшение численности крупных антарктических китов. А так как промысел самих пингвинов уже не ведется, то число их увеличивается довольно быстро. В настоящее время на мысе Томбо пингвинов несравненно больше, чем было в прошлом веке: британский орнитолог Генри Дернфорд, посетивший эти края в 1878 году, даже не упомянул о них. Однако из всего сказанного вовсе не следует, что жизнь пингвинов превратилась из борьбы за существование в синекуру. Демографический взрыв в популяции пингвинов дал толчок размножению тех хищников, для которых они составляют основу рациона, — чаек и буревестников, больших любителей яиц и птенцов. А взрослых особей поджидают в море тюлени [30] и косатки…
Это огромное скопище птиц порождает оглушительную какофонию, не затихающую ни на минуту. Однако, несмотря на шум, самцы и самки, не отличающиеся хорошим зрением, узнают друг друга по голосу. И именно по крикам родителей потерявшийся малыш отыскивает свое гнездо.
Когда члены отряда «Калипсо» в первый раз высадились неподалеку от колонии пингвинов, все вели себя очень осторожно, стараясь не побеспокоить птиц. Но вскоре поняли, что это совершенно излишняя предосторожность — пингвины нисколько не смущались нашим присутствием! Кстати, чаще всего они сами окружают посетителей и изучают их с забавным любопытством! (Но разве это не естественно? Походка пингвинов напоминает нашу. Мы к этому сходству небезразличны — почему бы и им не проявить к нам интерес?)
На суше пингвины передвигаются с большим трудом и выглядят очень неуклюжими. Зато в воде они так же ловки и грациозны, как ушастые тюлени. Во время подводного «полета» крылья служат пингвинам движителями, а перепончатые лапы выполняют роль руля (так что они плавают вовсе не так, как это делают, например, утки).
Магеллановых пингвинов, обосновавшихся на мысе Томбо, ничуть не беспокоит «Калипсо», маячащая на горизонте. В период размножения на этом мысу собирается не меньше миллиона пингвинов.
Поразительна их бросковая скорость, но не менее поразительна и их выносливость: каждый год, прежде чем выбраться для гнездования на сушу, пингвины целых пять месяцев проводят в открытом океане. Аквалангисты «Калипсо» неутомимо сопровождают пингвинов в их подводных путешествиях в бухточках мыса Томбо, снимают на пленку их движения — великолепные арабески среди водорослей и беспорядочно разбросанных скал.
Огненная Земля
(«Судовой журнал» «Калипсо»)
«22 ноября. Прекрасная погода, небо чистое, ветер слабый. „Калипсо“ идет со скоростью 10 узлов. Море темно-зеленого, почти черного цвета, а вчера оно было цвета неспелого яблока, каким бывает очень редко. И это бесконечное изменение оттенков морской воды составляет одну из привлекательнейших сторон путешествия… Неужели спутники Магеллана окрестили эти воды морем Мрака только потому, что здесь темная вода?
6.30. Поднимаюсь на мостик к капитану Бугарану. Нам предстоит выбрать один из нескольких одинаково интересных маршрутов. Принимаем решение идти прямо к Магелланову проливу. Но пока еще не решено, куда мы направимся оттуда. Мы можем пройти проливом, оставляя Огненную Землю по левому борту, и выйдем из этого узкого прохода в воды архипелага, а затем в открытый океан — именно таким путем шел сам португальский мореплаватель. А можем миновать вход в пролив и обогнуть Огненную Землю с востока, так что она окажется по правому борту. Посовещавшись, останавливаемся на последнем варианте. Мы отправимся обследовать самую восточную в этом районе, расположенную за крайним выступом Огненной Земли группу островов — остров Эстадос (остров „Государств“) и остров Обсерваторьо (думаю, перевода здесь не требуется). Затем снова круто повернем на запад, пройдем проливом Бигл, побываем в порту Ушуая и выйдем в центр архипелага Огненная Земля. Таким образом, мы в точности повторим путь, по которому в 1831 году прошли Дарвин и капитан Фицрой, а вернее, их судно „Бигль“.
16.00. Температура воздуха 12 °C. Температура воды 8 °C. Нас навещают многочисленные морские птицы — альбатросы, поражающие огромным размахом крыльев (большой альбатрос, чернобровый альбатрос, сероголовый альбатрос…), буревестники (гигантский буревестник, антарктический буревестник) и глупыши (антарктические глупыши). Мы следим в бинокли за их полетом. Встречаются нам и другие, более мелкие виды (капские голубки, малые буревестники, малые качурки, прионусы, бакланы, крачки, чайки и т. д.). Одна из самых мощных парящих птиц на этом краю света — большой поморник (Stercorarius skua). По имеющимся на борту справочникам узнаю, что на Огненной Земле и в Магеллановом проливе распространен подвид поморника chilensis. Поморники — крупные птицы с темной спиной, желто-бурым брюшком, черными лапами и черным крючкообразным клювом. Они не напрасно носят прозвище „морских орлов“ — это очень грозные хищники (они охотятся не только на мелких грызунов и птенцов других птиц, но и на больных или брошенных детенышей тюленей). Когда им некого преследовать, чтобы удовлетворить свою врожденную агрессивность, поморники довольствуются падалью, то есть ведут себя скорее как океанские „стервятники“ или „грифы“, чем как „орлы“. Но и в той, и в другой роли поморники равно полезны для поддержания равновесия в местных популяциях животных и отбраковки больных (а следовательно, и сохранения здоровья остальных). Они являются инструментом местного естественного отбора и местными санитарами одновременно.
16.30. На поверхности воды медленно дрейфуют огромные светлокоричневые кольчатые черви*. Они достигают 1 м в длину; однако, судя по сведениям, которыми я располагаю, южнее можно повстречать и 10-метровых представителей этого типа. Это полихеты рода Eunice (палоло), сородичи Nereis (нереиды); вероятно, сейчас у них самый разгар периода размножения. Если я прав, то мы случайно стали свидетелями удивительного явления: эти морские животные поднимаются на поверхность раз в год, весной, и только в определенную фазу Луны.
Пингвин папуа, которого можно узнать по белым пятнышкам на висках, гнездится только на субантарктических островах; но иногда он посещает Огненную Землю и острова, расположенные севернее в водах Тихого океана.
Самки испускают в воду гормональное вещество (феромон*), называемое фертилизином; фертилизин вызывает у самцов приступ беспорядочных судорог, настоящую пляску Святого Витта, вследствие которой самцы извергают сперматозоиды; самки в свою очередь извергают созревшие яйца — и происходит внешнее оплодотворение. (Тихоокеанский палоло (Eunice vendis), обитающий в южной части Тихого океана, ведет себя еще более неожиданным образом: в октябре-ноябре, точно на третий день после наступления последней четверти Луны, самец и самка отторгают заднюю часть своего тела, набитую зрелыми половыми продуктами, и эти части сами по себе поднимаются на поверхность, чтобы совершить акт зарождения новой жизни! Коренные жители островов Самоа употребляют эту „манну“ морскую в пищу, причем она весьма высоко ценится в гастрономическом отношении.)
23 ноября. 5.00 Волнение усиливается, ветер с запада крепчает. „Калипсо“ валится с борта на борт.
6.00. Открываю дверь кают-компании — там все вверх дном. На камбузе бешено стучат открывшиеся дверцы шкафов. По палубе катаются баллоны со сжатым воздухом. Все члены команды суетятся, пытаясь навести порядок. Одно хорошо — ныряющее блюдце и вертолет закреплены надежно.
9.30. Нас болтает все сильнее, а 10–12 дельфинам, присоединившимся к нам, хоть бы что!
Магелланов пингвин, как и пингвин Гумбольдта и капский пингвин, „заходит“ севернее остальных видов.
Аквалангисты потревожили пингвина около самого гнезда, но его гнев проявляется лишь в легком наклоне головы. Пингвины крайне любопытны и не очень пугливы.
Это главные отличительные признаки — широкие черные полосы на белой грудке и белом брюшке.
Они вовсю развлекаются: выпрыгивают из воды, катаются на носовой волне „Калипсо“. Это южные дельфины (La-genorhynchus australis), сородичи темных дельфинов (Lagenorhynchus obscurus), тех, что с таким изяществом резвились среди гладких китов.
11.30. Минуем вход в пролив, который Магеллан назвал, de todos los santos» (пролив всех святых); последующие же поколения дали проливу имя его первооткрывателя. Нас приветствует гигантский буревестник с полутораметровым размахом крыльев — он дважды пролетает над самой палубой. Когда 1 ноября 1520 года Магеллан вошел в этот пролив, то с наступлением ночи он увидел в южной стороне цепочку огней, зажженных на берегу туземцами. Поэтому он и решил назвать открытые им земли «Tierra del Fuego» — «Огненная Земля» (или, вернее, «Земля Огня»). Сейчас, проведи мы здесь хоть всю ночь, нам не удастся заметить никаких огней, кроме электрических.
Большинство огнеземельцев, как называют всех коренных жителей острова в делом, уже давно истреблено, а отдельные выжившие представители этой этнической группы с приходом ночи не зажигают на побережье никаких огней…
13.30. Идем вдоль восточного берега Огненной Земли. Курс на остров Эстадос, вдали уже виднеются его массивные очертания с зубчатыми вершинами, белыми от не стаявшего снега. Ветер совершенно стихает. Небо затягивается облаками.
16.00 Бросаем якорь в бухточке (так называемой бухте Кука), на берегу которой раскинулось небольшое поселение Пуэрто-Кук. Штиль. Температура воздуха 10 °C. Наверное, сегодня ночью все достанут теплые одеяла… Пока одна группа занимается на «Калипсо» различными делами, связанными с нашей техникой (проверка ныряющего блюдца, усовершенствование площадки для вертолета), другая группа
— Бебер Фалько, доктор Франсуа (судовой врач), доктор Дюги и капитан Бугаран — прыгает в зодиак и отправляется осмотреть остров 06-серваторьо, расположенный как раз напротив бухточки, где мы бросили якорь.
22.00. Отчет Фалько: «Остров, вернее островок, Обсерваторьо не выглядит таким громадным и грозным, как остров Эстадос. Это низменность, омываемая более светлой, чем вокруг, зеленой водой, здесь довольно солнечный микроклимат и растут мясистые растения. На берегу, в том месте, где мы высадились, сохранились грубо сколоченная хижина и вбитые в гальку колышки: видимо, бывшая тоня для ловли тюленей и рыбы. Но все пусто, поломано, заброшено. Остров Обсерваторьо похож на старинную книжку с картинками, полную рассказов о кораблекрушениях, об одиночках, выброшенных на необитаемый остров, и жестоких смертях. В нескольких метрах от места высадки мы нашли старое кладбище, заросшее буйными травами. Двадцать могил, железные и деревянные кресты, поставленные как попало и покосившиеся в разные стороны; на какой-то каменной плите единственная дата — 1900 год; вот и все… Нас охватывает какое-то странное гнетущее чувство.
Чтобы отделаться от него, принимаемся обследовать приютившую нас бухточку, ее непроходимые заросли бурых водорослей. Бурые водоросли — одни из самых крупных водорослей, они образуют основу богатых морских экосистем*, и, значит, в окрестностях бухточки должна быть богатая жизнь. Но пора возвращаться на „Калипсо“. И вдруг доктор Дюги, изучающий в бинокль горизонт, радостно вскрикивает: ему показалось, что среди скал промелькнуло несколько морских котиков редчайшего вида. Их прозвали „dos peIos“, потому что у них как бы два наложенных один на другой волосяных покрова.»
Утки-пароходы, хохлатые пингвины
24 ноября я занимаюсь подготовкой к новой вылазке на остров 06-серваторьо, а аквалангисты, ныряя прямо у борта «Калипсо», опробуют так называемые, «unisuit» — «сухие» гидрокостюмы, в которых им предстоит погружаться в холодных водах Огненной Земли, а затем и в Антарктике. Один за другим, одетые в новую ярко-красную форму, они исчезают под водой. Через сорок пять минут аквалангисты возвращаются на поверхность, они в восторге: ни один из них ничуть не промок и не замерз.
В девять на двух зодиаках покидаем «Калипсо». Со мной Фалько, Сюмьян, Колен Мунье, доктор Дюги и Костельо. Полный штиль. Накрапывает ледяной дождик. Пока мы идем к острову, каждый изо всех сил дует себе на пальцы, чтобы они не окоченели… Мы намереваемся обойти вокруг всего острова на зодиаках, стараясь не упустить ни одного из его богатств. Если понадобится, будем высаживаться на берег и нырять под воду. Только вот как плыть — по часовой стрелке или против? Решаем плыть против!
Нам видно, как вдали от бухточки, где причаливала вчера группа Фалько, перелетают со скалы на скалу большие черно-белые утки, но определить, какого они вида, с такого расстояния невозможно.
На южном и юго-восточном побережье острова Оберваторьо нас больше всего поразили разнообразные «выступления» морских птиц, в частности белобрюхих бакланов и уток. Я не оговорился — именно «выступления», потому что у нас создалось полное впечатление, что мы присутствуем на концерте. Ныряющие утки — сильные птицы пепельносерого цвета с желтыми лапками и клювом, непревзойденные подводные пловцы, которые, однако, не способны летать, — выходя из грота, исполняют для нас первоклассный номер: быстро-быстро мчатся по волнам, гребя крыльями, как веслами… Испанцы называют этот вид pato a vapor; точно так же — «steam duck», то есть «утка-пароход», — окрестил его, впервые увидев, Фицрой, капитан «Бигля». На языке же ученых этот вид называется Micropterus patagonicus. Крылья уток-пароходов, дальних родичей кряквы, слишком малы, чтобы поднять в воздух тяжелое тело (6-10 кг). Когда птицы машут крыльями, они действительно становятся похожи на лопатчатые колеса пароходов начала XIX века…
Гигантский буревестник часто посещает берега Патагонии и Огненной Земли; эта великолепная парящая птица почти таких же размеров, как альбатрос.
Огромные желтые «брови» хохлатого пингвина делают его примечательной «фигурой» южных берегов Патагонии.
По-английски его зовут rockhopper — «прыгун со скалы»; как все пингвины, он прекрасно плавает — если, конечно, как в данном случае, не чистит неторопливо свои перья…
Справедливости ради следует сказать, что утке-пароходу все же удается подняться в воздух и пролететь какие-нибудь 100 м, но только на первом году жизни. Долгое время летающий молодняк ошибочно принимали за самостоятельный вид, который даже получил название Micropterus cinereus.
На восточном и северо-восточном побережье Обсерваторьо любуемся другими представителями мира пернатых. Есть тут и виды, которые мы до сих пор не встречали. Самый забавный из них — хохлатый пингвин (Eudyptes chrysocome). На английском языке он называется rockhopper — «прыгун со скал». Это пингвин средних размеров, с чернобелым оперением, характерным для всего семейства, но, в отличие от остальных видов, голова его украшена двумя желтыми хохолками длиной примерно сантиметров семь, как бы продолжающими тоже желтые «брови».
Буро-красный клюв, алые глаза, розоватые лапки в сезон любви эти очаровательные птицы собираются в колонии по несколько тысяч особей. Самец и самка устраивают гнездо в какой-нибудь ямке или маленькой впадинке, устилая его мелкими камешками и травой (злаками рода Роа, мятликом). Из двух-трех яиц, отложенных самкой, вылупливаются после долгого высиживания (32–34 дня) птенцы, которые еще в течение 60–70 дней требуют родительских забот. Питается хохлатый пингвин главным образом эуфазиевыми рачками*, которые известны под обиходным названием «криль». Самые страшные его враги — поморник, гигантский буревестник, морской котик [31], морской леопард и косатка.
В колонии пингвинов мы задерживаемся довольно надолго. Пингвины ходят к морю одним и тем же путем, и потому в некоторых местах трава совсем вытоптана и даже проложены настоящие тропинки. Фалько минут десять проводит под водой посреди прибрежных зарослей бурых водорослей. Рыб он там не встретил почти никаких, зато ему попалось множество морских ежей, съедобных моллюсков, актиний и великолепных ярко-оранжевых и нежно-синеватых морских звезд.
Северное, северо-западное и западное побережья острова, откуда виден остров Эстадос — черная громада, задевающая вершинами за облака, — навсегда останутся в нашей памяти как рай ушастых тюленей.
Морские котики «dospelos» стали редкостью. Колония, которую мы нашли на острове Обсерваторьо, — одна из последних в мире.
Секачи дерутся за стадо самок; но хозяин гарема не так строго следит за самками, как это делается у морских слонов.
Сначала, обогнув небольшой мыс, замечаем стадо южных морских львов — тот же вид, что мы встречали на Вальдесе. Вероятно, сейчас у них медовый месяц. Самка нежно обнимает глянцевыми ластами крупного самца, а он, клянусь, целует ее… Спустя какое-то время произойдет совокупление. Потом оплодотворенная самка покинет своего минутного господина и в компании одних только сестер отправится в летнюю миграцию к антарктическим водам. Разделение полов (в течение большей части года самцы и самки живут отдельно), затем короткие весенние встречи на местах воспроизводства вида — характернейшая черта биологии ластоногих.
А в 50 м от гарема южных морских львов нас ждет гораздо более важная находка — подарок то ли случая, то ли удачи, то ли бога исследователей — колония южных морских котиков «dos pe!os» (Arctocepha-lus australis). Доктор Дюги не ошибся вчера, когда смотрел в бинокль. Около сотни морских котиков — этих живых сокровищ, только что нами найденных, — спокойно отдыхает на прибрежных травах и скалах в том самом месте, которое наш ученый маммолог указал Альберу Фалько.
Такой редкий вид, считавшийся уже исчезнувшим, не изучишь за несколько часов. Однако вот-вот стемнеет. Принимаем решение вернуться завтра к острову Обсерваторьо на «Калипсо», а остаток дня сегодня посвятить исследованию Эстадоса. Мне кажется, что так у нас, с одной стороны, появляется шанс найти другие колонии котиков «dos pelos» и на острове Эстадос, где они тоже, наверное, есть, а с другой — у нас будет возможность более детально изучить колонию, обнаруженную на островке Обсерваторьо. Сразу же возвращаемся на судно и распределяем задания.
Несколько человек отправляются на зодиаке в бухту Кука и совершают там рекогносцировочные погружения. Вот они показываются на поверхности — слишком сильное волнение помешало им выполнить все намеченные работы. Дно, которое они наспех «облетели» в гидрокостюмах, видимо, небогато жизнью: самое интересное, что им встретилось, — какая-то рыба, вроде триглы средних размеров.
Большинство членов команды «Калипсо» занимается подготовкой оборудования, которое понадобится завтра, — работа нам предстоит нелегкая. А Фалько улетел вместе с Бобом Маккиганом осмотреть остров Эстадос с воздуха.
«Прежде всего мы облетели остров кругом, — рассказывает Фалько по возвращении. — Он усеян озерами, которые порой расположены почти на уровне моря. На юго-западе высокий скалистый берег обрывается прямо в океан, кое-где по вершинам этих скал бегают козы. Кроме птиц, животных на побережье мало. Не обнаружили мы также ни дельфинов, ни китов.
Пройдет не один год и позади останется не одна миграция, пока этот молодой котик „dos pelos“ осмелится тягаться силами с секачами.
Зато в глубине бухты Флиндерс действительно есть колония котиков „dos peJos“. По-моему, там их меньше, чем в колонии на Обсерваторьо, так что, наверное, лучше придерживаться первоначального плана на завтра.»
Котик с двумя шкурами
25 ноября в 8.30 «Калипсо» снимается с якоря в бухте Кука (остров Эстадос) и отправляется в короткий поход к берегам острова Обсерваторьо, где становится на якорь среди зарослей бурых водорослей. Фалько и Кристиан Бонниси на одном зодиаке и Раймон Коль и Франсуа Дорадо на другом медленно подплывают к лежащим на берегу острова группам котиков «dos pe!os». В воздух поднимается вертолет. Он слишком близко подходит к животным (думаю, Шарле искал гениальный кадр!), в рядах котиков чуть было не началась паника, но Франсуа, мгновенно отреагировав, просит Боба взять в сторону, и на берегу быстро восстанавливается порядок. Мы с доктором Дюги следим за операциями с палубы «Калипсо». Скоро мы тоже высадимся на берег и сами будем наблюдать за котиками.
Аквалангисты погружаются в воду среди длинных листьев водорослей и направляются к котикам «dos pelos». К нашему великому удивлению, им отвечают взаимностью: котики спешат им навстречу — посмотреть на аквалангистов! Вот где в полной мере проявляется преимущество изучения животных в их стихии! На суше котики чувствуют себя неуклюжими, неповоротливыми, громоздкими и всегда остаются настороже. В море же они в мгновение ока из жалких щенков-увальней превращаются в больших, умных, ловких, лоснящихся, легких, роскошных, быстрых и гибких рыб… Преображение разительное, и чувствуется, что котики «сознают» это. Насколько они настороженны на берегу, настолько смелы, безудержно любопытны и игривы среди волн.
«Котики, — рассказывает Фалько, — стали окружать нас даже раньше, чем мы спрыгнули с зодиаков! В воде самки ведут себя непринужденнее, чем самцы: конечно, ведь самцы поглощены изнурительными обязанностями хозяина гарема… Однако один самец все же приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки; мгновение он смотрел мне прямо в глаза. Признаюсь, меня мороз пробрал по коже: уж не принял ли он меня за молодого сородича, оставшегося без гарема, а потому совращающего самок; в этом случае на меня обрушится его справедливый гнев — а зубы у этих крупных ластоногих длинные и острые… Но, видимо, он решил, что я, в этой бесформенной маске и резиновой шкуре, всего лишь странная большая рыба… Дальше наше подводное плавание походило на сновидение: что за чудо эти животные — то их обтекаемые тела сгибаются и распрямляются под водой, как хлыст, а то вдруг, лениво распластавшись, они зависают в толще воды, предаваясь отдыху! Ни один из нас не жалеет, что познакомился с ними именно таким образом — под водой, даже Бонниси и Коль, которым две шалуньи-самки покусали ласты.»
Как только возвращается отряд Фалько, в зодиак прыгают доктор Дюги вместе с Коленом Мунье: они высадятся на берег и попытаются как можно ближе подойти к стаду котиков, чтобы понаблюдать за ними. Они должны зайти стаду с тыла, а для этого им надо сначала взять немного в сторону открытого моря, потом повернуть к скалам и осторожно подойти к берегу. Им придется пересечь полосу грозных прибрежных рифов, о которые разбиваются волны, образуя мощные водовороты. Но зодиак благополучно преодолевает это препятствие и доставляет их к намеченному месту.
«Очутившись среди стада, — говорит доктор Дюги, — выясняем, что оно насчитывает около двадцати особей, из них пять крупных самцов с темной головой и курносой мордой, немного похожей на морду гориллы. Внезапно один из этих королей гаремов с яростным видом нападает на нас: по его мнению, мы слишком близко подошли. Изображаем благоразумное отступление. Он успокаивается, но стоит нам только двинуться, как он опять бросается на нас. Замечаем, что, если делать то же самое ползком, он ведет себя менее агрессивно; думаю, в этом случае он не видит вызова в нашем поведении.»
Два взрослых самца с характерной густой львиной гривой бросают друг другу вызов на одном из пляжей острова Обсерваторьо.
Победитель ревом возвешает о своем успехе, предоставляя исследователям с «Калипсо» возможность полюбоваться мягким бархатистым мехом с золотым отливом.
Когда самцы морских котиков ищут ссоры, они как можно выше поднимаются на ластах, стараясь сильно выгнуть спину. Должно быть, всех животных примерно такого же роста с высоко поднятой головой они принимают за конкурентов.
Южноамериканский морской котик (Arctocephalus australis) своим прозвищем «две шкуры» («dos pelos») обязан плотной шерсти, которая состоит из волосков разной длины, так что действительно кажется, будто его волосяной покров состоит из двух наложенных один на другой слоев. На самом же деле эти «две шкуры» лишь более резкое проявление той особенности, которой отличается волосяной покров всех водных животных, покрытых шерстью. Снизу, ближе к коже, лежит мягкий и плотный подшерсток, что-то вроде пуха, в котором задерживается воздух, — он не намокает в воде, предохраняя организм от переохлаждения, а сверху подшерсток перекрывают длинные, сравнительно редкие волоски — ость.
Южноамериканских котиков зовут не только lobo de dos pelos, но и lobo fino в испаноязычных странах и lobo de dois pelos в Бразилии. До тех пор пока не начался промысел этих животных, котики обитали на всем побережье Южной Америки: от Сан-Паулу в Бразилии до Огненной Земли и Фолклендских островов в открытом океане (атлантическое побережье) и от Огненной Земли до Лимы в Перу (тихоокеанское побережье). Но они заплатили тяжкую дань любителям ценных мехов. На уругвайских островах между 1873 и 1900 годами в целом был убит 454 491 котик, то есть в среднем добывали по 16 175 котиков в год. В 1784 году на Фолклендских островах только одно бостонское судно «собрало урожай» в 13 000 шкур. А в 1919 году на острове Бошен (Фолклендские острова) — когда-то его называли «жилищем миллиона тюленей» — единственные два охотника, которым еще был разрешен промысел, за целый сезон нашли всего… 11 представителей этого вида.
В настоящее время популяции южноамериканских котиков везде весьма немногочисленны. Отдельные группы встречаются еще в Бразилии (островки Торрес, остров Санта-Каталина), несколько сотен осталось в Уругвае (острова Дель-Марко, остров Энкантада, острова Ислоте и Роса группы островов Торрес, остров Лобос); несколько десятков в Аргентине (острова Эскондида и Обсерваторьо, мыс Дос-Баиас; говорят, что в последние годы в окрестностях Пуэрто-Мадрина и на полуострове Вальдес видели несколько котиков — то ли они заплыли сюда по ошибке, то ли останавливались здесь ненадолго, но, вероятнее всего, речь идет о южных морских львах), отдельные стада встречаются в Перу (скалистый берег полуострова Паракас, Пунта-Борио, мыс Колес). Возможно, сохранились отдельные стада в Чили — на архипелаге Огненная Земля. Небольшое число котиков наблюдается на Фолклендских островах — на Волентир-Рокс, Берд-Айленде, Норт-Айленде.
Южноамериканский морской котик — очень красивое животное. Волосяной покров самцов может быть разного цвета — от мерного до серебристо-серого, причем спина у них бывает рыжевато-серой или желтовато-серой, а брюхо — коричневым или кирпично-красным. Кроме того, самцов украшает короткая серая или рыжевато-серая грива. У самок окраска более яркая: темно-серые, с рыжеватым отливом голова, затылок и спина, рыжие или соломенно-желтые шея и ласты, буро-рыжая с двумя-тремя более темными пятнами грудь, ярко-рыжее или кирпично-красное брюхо… Как среди самцов, так и среди самок встречаются особи полностью серебристо-серого или же ярко-рыжего цвета. У всех новорожденных волосяной покров однообразно черный.
Длина взрослого самца составляет 1 м 80 см — 2 м, вес — 150–160 кг. Самки достигают в длину 1 м 50 см и весят 48–50 кг. (Новорожденный весит 3,5–5 кг.)
Южноамериканские морские котики — полигамы. Колония обычно устраивает залежки на скалистом берегу. Гаремы в колонии составляются не столь строго и не столь ревностно охраняются, как у морских слонов. Самцы просто дерутся за определенную территорию, и те самки и молодняк, которые оказываются на этой территории, и составляют семейную группу хозяина гарема. Поэтому пропорции между количеством самцов и самок (sex ratio) в таких колониях самые разные — от 1:1 до 1:13, в среднем же — 1:6,5. Самцы прибывают в районы размножения в ноябре-декабре, самки — на несколько недель позже. Побежденные самцы и незрелый молодняк держатся обособленными группами. Самки достигают половозрелости в три года, а самцы — в семь лет. По прибытии на сушу самки рождают детенышей и более полугода, а иногда даже и в течение целого года кормят их молоком. Смертность среди детенышей, как у всех видов ушастых тюленей, очень велика.
«Стол» южноамериканских морских котиков весьма разнообразный: они питаются и стайной рыбой (хамса, сардины и т. д.), и различными видами моллюсков — кальмарами, каракатицами, морскими улитками, пластинчатожаберными моллюсками… В отличие от южного морского льва, обитающего примерно в тех же районах, южноамериканские морские котики никогда не преследуют рыболовецкие суда и не таскают из их сетей рыбу.
Самый южный город на Земле («Дневник» Фалько)
«27 ноября. Вчера мы великолепно поработали с „dos pelos“ и Паша доволен. Вечером „Калипсо“ вернулась на стоянку в Пуэрто-Кук и совершенно правильно сделала.
В воде морские котики „dospelos“ безбоязненно подпускают к себе людей (совсем не так ведут они себя на суше). Котики словно „сознают“ свою красоту и нарочно позируют перед аквалангистами.
Потому что сегодня, едва мы вышли из бухты, нас стало болтать на трех- четырехметровых волнах. Мы бы ни за что не выдержали такую болтанку на вчерашней якорной стоянке среди зарослей бурых водорослей.
С запада надвигается сильная гроза. Пытаясь сбежать от нее, „Калипсо“ идет на всех парах — напрасный труд. Гроза обрушивается прямо на нас: ветер 50 узлов (90 км/ч). Но вот она проходит, снова светит солнце, и поэтому решено в последний раз вернуться на остров Обсерваторьо, чтобы снять на пленку „dos pelos“.
Бросив якорь среди бурых водорослей почти в том же месте, что и вчера, в сотне метров от пляжа котиков, высаживаем сначала Колена Мунье, вооруженного кинокамерой с длиннофокусным объективом (600 мм), и ему удается отснять прекрасные кадры. Потом Франсуа Дорадо, Колен Мунье и я выгружаемся по другую сторону от стада ластоногих, под самым носом у… двух морских слонов, затесавшихся среди котиков! (Но, кажется, они вполне ладят.) Снимаем несколько сцен на берегу и уходим в воду, куда за нами без всякого страха следуют и котики. Освещение прекрасное, но вода мутновата. Делаем великолепные снимки — прекрасные, гибкие звери проносятся перед камерой, словно серые и рыжие стрелы в зеленой воде…
29 ноября. Проливом Бигл, которым более 140 лет назад прошел Дарвин, остгиляя по правому борту Огненную Землю, а по левому сначала остров Пиктон, а затем и остров Наварино, мы вышли к Ушуая — самому южному городу на планете. Ушуая расположен на самом острове Огненная Земля, на его южном побережье. Это поистине город на краю света, глядя на который, вспоминаешь ковбойские фильмы.
В южном полушарии поморники, вооруженные страшным крючковатым клювом, играют ту же роль, что и хищные птицы северного полушария. А ведь они близкие родственники чаек.
Представьте себе городок с беспорядочно разбросанными деревянными домишками, окруженными огородами, с единственной гостиницей и церковью с деревянной колокольней, на фоне грозно вздымающихся к небу заснеженных вершин Кордильеры Анд… В Ушуая всего две главные улицы, идущие параллельно берегу моря, и несколько боковых улочек, которые, начавшись у набережной, ведут прямо в горы.
Домишки убогие, зато выкрашены в яркие цвета. Основную часть средств существования доставляет торговля, вернее, та своеобразная форма коммерческой деятельности, которая именуется спекуляцией. Здесь почти открыто занимаются контрабандой алкогольных напитков (главным образом, виски) и сигарет.
В предместьях города стоят одни лишь лачуги, еще более жалкие, чем в центре. Вокруг пасутся козы и овцы. Если бы не величественная горная гряда на горизонте, ландшафт можно было бы назвать спокойным — зелень и вода.
Погода здесь меняется невероятно быстро. Когда мы прибыли сюда, светило солнце. Через несколько минут неумолимый ветер нагнал с юго-запада облака. И пошел дождь… Только он кончился, как все началось сначала: солнце, облака, осадки. Улицы и дороги в Ушуая не успевают просохнуть.
В нескольких километрах к западу от города, среди пологих холмов и чудесных небольших озер, окруженных лесами, аргентинское правительство устроило национальный парк, где, как нам сказали, можно любоваться множеством местных животных, в частности морскими и хищными птицами и грызунами.
30 ноября. Мы услышали, что в проливе Бигл, милях в тридцати к востоку от Ушуая, на берег, кажется, выбросились киты. Пытаемся выяснить подробности у портовых рыбаков, промышляющих королевских крабов. Они говорят, что выбросившихся недавно китов не видели, но знают, что в том районе пляжи усеяны старыми скелетами. Мы с Бонниси решили там побывать. Берем напрокат в одной местной частной компании небольшой самолет „Чессна“ [32]. Через двадцать минут не слишком-то комфортабельного полета приземляемся у Пуэрто-Албертона и неподалеку от поселка находим на пляже великое множество беспорядочно разбросанных китовых ребер и позвонков.
Возвращаясь, пролетаем над островком Гейбл. В прозрачной (но зеленой) воде бухточки на юге острова замечаем почти не тронутый скелет крупного кита. Голова у него — вернее, у того, что осталось от кита, — лежит на песке, а хвост в воде. Морские птицы уже обчистили кости. Должно быть, он погиб совсем недавно. По всей видимости, кит заплыл на отмелое место во время прилива, а отлив застиг его врасплох, и он не смог выбраться оттуда.
Почему киты выбрасываются на берег? Этот вопрос, отвечая на который, пролили уже немало чернил, так и не решен до сих пор. Может быть, их гонят к берегу косатки. Не исключено также и то, что киты погибают из-за неполадок в „сонаре“, — виной тому могут быть черви-паразиты, которые живут во внутреннем ухе китов (в том месте, где расположен вестибулярный аппарат).
1 декабря. Франсуа Шарле, Доминик Сюмьян, Кристиан Бонниси, доктор Дюги и я снова отправляемся на остров выбросившегося кита. Но на этот раз на моторной лодке. Полный штиль. Пасмурно. Доктор Дюги прилаживает к скелету выпавшие кости на их первоначальное место. После этого измеряем кита — 18 м в длину. Челюсти типичные для усатых китов. Это малый полосатик, уточняет доктор Дюги.
Отсняв несколько кадров со скелетом кита, ныряем в бурые водоросли у северного берега острова. Подводный лес — огромные, медленно колышущиеся по воле течения водоросли и их бесчисленные поплавки, отсвечивающие серебристым светом, — всегда завораживает. Сюмьян нашел много королевских крабов и других более мелких ракообразных. На 20-метровой глубине я повстречал десятки тех странных существ, что носят название галатей. Я уверен, что ежедневные экскурсы в глубь здешних вод подарят нам еще не одно чудесное зрелище.»