ографических наук Сергей Дмитриевич Лаппо обучал меня основам астрономии. Начальником базы на острове Рудольфа с радостью согласился быть мой соратник по зимовкам на Челюскине и Земле Франца-Иосифа молодой талантливый полярный гидролог Яков Соломонович Либин.
Я еще не рассказал о тех, с кем мне предстояло делить хлеб и соль, тревоги и радости во время долгой жизни в палатке на льду в Центральной Арктике.
В начале подготовки к экспедиции был уже определен и личный состав станции «Северный полюс»; ее персонал состоял из четырех человек: Петра Петровича Ширшова и Евгения Константиновича Федорова — научных работников, радиста Эрнста Теодоровича Кренкеля и меня.
Гидробиолог Петр Ширшов и магнитолог-астроном Евгений Федоров были мне известны как люди трудолюбивые, талантливые, смелые, упорные, прекрасно знающие условия Арктики. Несмотря на свою молодость, эти двое советских ученых не были новичками в Арктике; они принимали участие в северных походах, в работах полярных станций, и поэтому включение их в состав дрейфующей экспедиции было всеми встречено одобрительно.
Не меньше знал я и Эрнста Кренкеля — неутомимого арктического радиста, прославившегося на весь мир во время походов в Центральном полярном бассейне и в работе на полярных научно-исследовательских станциях.
Правда, намечался еще один участник станции «Северный полюс» — известный полярный океанограф Владимир Юльевич Визе. Еще в 1912–1914 годах В. Ю. Визе принимал участие в исторической экспедиции Г. Я. Седова к Северному полюсу, а ко времени нашей экспедиции он стал одним из самых авторитетных полярных ученых. Но неумолимая врачебная комиссия забраковала Владимира Юльевича из-за болезни сердца, и, таким образом, выполнение программы исследований по гидрологии легло на плечи гидробиолога П. П. Ширшова, которому активно помогали остальные участники дрейфа. Готовя нашу станцию, мы часто пользовались ценными советами и консультациями В. Ю. Визе. Больше всех из своих будущих товарищей я знал Е. К. Федорова, тогда еще совсем молодого человека, комсомольца. Мы проработали с ним вместе 1932–1933 годы на Земле Франца-Иосифа в бухте Тихой, где я в то время был начальником полярной станции, а в 1934 году вместе с ним уехали на мыс Челюскин, где работали до 1935 года. Ширшова и Кренкеля я знал заочно по рассказам товарищей-полярников, отзывы были самые лучшие, и я без колебаний включил их в список членов нашего маленького коллектива.
Потом, работая на льдине, я не раз выражал удовлетворение составом экспедиции. Все мы жили дружно, не капризничали, избегали ненужных трений, помогали друг другу, как подобает советским людям. У каждого, конечно, есть и свои слабости, и свои индивидуальные человеческие качества, но ничто не мешало нам выполнять большую, программу научных работ, которая была нам поручена советской наукой, нашим правительством.
Еще во время подготовки экспедиции мы распределили роли: Петр Ширшов и Евгений Федоров занялись наблюдением за производством научной аппаратуры, а я — всем остальным снаряжением. Эрнст Кренкель включился в подготовку станции позже нас, так как он тогда зимовал в Арктике. По возвращении он занялся радиоаппаратурой.
Корень всех неудач большинства полярных экспедиций лежит в плохой их подготовке и в первую очередь в плохой организации снабжения пищевыми продуктами. Сколько экспедиций бедствовали именно из-за нехватки продуктов!
Фритьоф Нансен, дрейфовавший в Центральном полярном бассейне на судне «Фрам», очень долго и тщательно готовил питание для своей экспедиции. Нансен считал, что наибольшее зло всех полярных экспедиций — цинга. Поэтому на борт «Фрама» были погружены продукты, препятствующие этому заболеванию.
Мы готовили свою экспедицию спустя сорок лет после знаменитого дрейфа «Фрама». За это время наука о питании сделала громадный скачок вперед.
Готовясь к экспедиции, мы располагали старыми научными представлениями о том, что на полюсе нет жизни, нет живых существ. Следовательно, не могли рассчитывать на охоту, на свежее мясо, что обычно помогает человеку бороться с цингой во время длительного пребывания в Арктике.
При подготовке продуктов для нашей станции в Институте инженеров общественного питания преследовались следующие цели.
Нормальная пища должна иметь определенную, достаточно высокую калорийность. В ней должно содержаться потребное организму количество основных пищевых веществ: белков, жиров и углеводов, а также достаточное количество минеральных солей и воды. Нормальная пища должна содержать все необходимые витамины в количестве, предохраняющем от цинги. Пища должна возбуждать аппетит, а не отвращение, как это часто бывает в Арктике. Кроме того, она должна на протяжении всего периода нашего дрейфа сохранить все срои питательные, вкусовые качества в условиях низких температур и высокой влажности, обычных для Центрального полярного бассейна. Пища должна иметь минимальный вес и объем, и, наконец, приготовление ее в условиях жизни на льду не должно требовать большой затраты времени и труда.
Все эти требования мы выработали вместе со специалистами, и в Институте инженеров общественного питания взялись за разработку списка продуктов для нашей экспедиции на Северный полюс; Мы отчетливо представляли себе, что от доброкачественного и рационального подбора продуктов питания в значительной степени зависит успех всей нашей экспедиции.
Известный полярный исследователь Джон Франклин, описывая свое путешествие в Арктику, говорит: «В течение всего нашего похода мы ощущали, что никакое количество одежды не может согреть, когда мы голодаем. Однако в тех случаях, когда нам было возможно лечь в постель с полным желудком, мы проводили ночь с ощущением тепла и комфорта».
Вот почему Институт инженеров общественного питания, которому была поручена подготовка продуктов для нас, так много внимания уделял каждой детали, связанной с пищевым довольствием нашей экспедиции.
Половину всех продуктов, взятых нами на Северный полюс, составляли концентраты — пищевые продукты, вес и объем которых уменьшен за счет удаления влаги. Идея применения концентратов не была новой. Кроме удешевления и облегчения перевозок одновременно обеспечивалась: лучшая сохранность продуктов, а это имело громадной значение.
Разработанный для нашей дрейфующей экспедиций ассортимент продуктов состоял из сорока шести наименований. В него наряду со специально изготовленными концентратами входили также продукты, не подвергавшиеся никакой обработке, кроме сушки и прессования.
Все продукты упаковывались и запаивались в специальные жестяные бидоны из расчета один бидон на десять дней для четырех человек. В каждый бидон закладывалось сливочное масло, паюсная икра, сало шпиг, корейка, охотничьи сосиски, плавленый сыр, рис, мука, компот, крахмал, сухари, сухой лук, концентраты супа, борща, мясных котлет, мясного и яичного порошка, шоколад натуральный и с порошком куриного мяса, Ягодный кисель, кофе, конфеты с витамином С, лимонная кислота, специи и другое. Каждый бидон весил сорок четыре килограмма. Мы взяли в экспедицию сто тридцать пять таких бидонов, из них шестьдесят пять были оставлены на острове Рудольфа как резерв. Кроме того, мы взяли с собой некоторое количество других продуктов (сухие грибы, сливочное масло, лук, чеснок, коньяк) помимо тех, что были заложены в бидоны. К чести коллектива Института инженеров общественного питания за все время дрейфа мы ни разу не обнаружили в бидонах испорченных продуктов. А вот что летчики забыли на острове Рудольфа запасы технического спирта, это внесло в нашу жизнь и работу на льдине много осложнений. И как обидно было перегонять коньяк высшего сорта в спирт для заливки в приборы и для фиксирования биологических проб, а коньяку было взято совсем немного.
Быстрота и удобство приготовления пищи из концентратов, возможность получить горячий и вкусный обед без большой затраты труда и времени — все это мы очень быстро оценили. Мы могли не только ежедневно по-настоящему обедать, но и устраивать в праздничные дни свои «банкеты», когда к столу подавались ветчина, сыр, икра, масло, сгущенное молоко, конфеты, торт; в такие дни мы даже разрешали себе выпить по рюмке коньяку.
До постройки ледяной кухни мы питались в шелковой палатке. Нельзя сказать, что эта «столовая» была очень комфортабельной: миски приходилось держать на коленях, так как всю площадь палатки занимали мы сами. После сооружения капитальной ледяной кухни обедали уже в более просторном и удобном помещении.
Вся пища готовилась на двух примусах. Но это были необычные примусы: они имели резервуар, вмещающий до двенадцати литров горючего, что освобождало нас от необходимости ежедневно подливать керосин. У нас были и заграничные примусы, но наилучшими оказались отечественные — тульского производства. Весь кухонный инвентарь был сделан из алюминия и пластической массы с соблюдением трех принципов: малый вес, малый объем, большая прочность. Для экономии места кастрюли, сковороды, чашки, кружки были изготовлены таким образом, Что один предмет входил в другой. Только ложки у нас были взяты и алюминиевые и деревянные.
Продукты, после того, как мы извлекали их из герметически запаянного бидона, поступали в два фанерных ящика. Эти ящики вскоре от копоти превратились в… «черное дерево». В качестве мебели мы пользовались опрокинутыми бидонами. Кроме того, в кухне находился еще фанерный столик.
Довольно трудно было добывать в достаточном количестве воду. Летом, до наступления морозов, воды было больше чем нужно: целые ручьи бежали у дверей нашей жилой палатки. Но после наступления холодов получение воды стало серьезной проблемой. Мы старались экономить каждую каплю воды, особенно горячей.
Чтобы приготовить обед, приходилось прежде всего растопить снег, превратить его в воду, довести ее до кипения и лишь затем, смешивая с концентратами, готовить борщ или суп. Приготовление обеда обычно длилось три часа. Зато на протяжении всего девятимесячного дрейфа в Центральном полярном бассейне у нас была горячая пища.