Молодцы! Дорого то, что они не успокоились после своего прошлогоднего перелета, а сейчас собираются совершить новый, еще грандиознее. Шутка ли, пролететь без посадки от Москвы через Северный полюс в Америку!
Мы уверены, что ребята отлично выполнят задание. Это будет новой замечательной победой нашей авиации.
Несомненно, что успешная посадка воздушной эскадры тяжелых самолетов на Северном полюсе и организация нашей дрейфующей станции явились хорошей предпосылкой для полета Чкалова. Раньше от Рудольфа до островов американской Арктики летчику негде было сесть. Теперь в восьмистах километрах к северу от Рудольфа, на пути в Америку, существует советский поселок, хотя и маленький. В случае нужды, если потребуется прервать полет, наши летчики могут совершить здесь посадку. Но это не понадобится, — долетят они чудесно! Мы сделаем все, чтобы обеспечить их отличной связью и сводками погоды, хотя на всякий случай конечно, расчистим аэродром на своем плавучем ледяном поле.
Долго мы не ложились спать, беседуя о новом чкаловском перелете. Какой интерес должен он вызвать во всем мире! Почти десять тысяч километров придется пролететь ребятам без посадки.
Петрович вспомнил интересный факт из истории авиации. Он говорит, что тридцать лет назад был назначен приз тому летчику, который пролетит без посадки… один километр. Только через год этот приз получил французский летчик, пролетевший километр за полторы минуты… А теперь — десять тысяч километров… Вот как здорово шагнула авиационная техника! В те времена никто не поверил бы, что люди лишь три десятилетия спустя будут свободно покрывать такие расстояния.
Мы можем гордиться нашей авиацией. Нашими замечательными летчиками Молоковым, Чкаловым, Громовым, Водопьяновым и другими.
Выпив на кухне чаю, мы с Петровичем забрались в свои спальные мешки. Эрнст и Женя остались на вахте: им сейчас надо делать очередные наблюдения по метеорологии и передать сводку на Рудольф.
11 июня
Прекратилась наконец совсем пурга. Вчера она нам досаждала еще не так сильно, но 8 и 9 июня бушевала вовсю. Теперь придется идти расчищать большие сугробы снега. Женя говорит, что позавчера в отдельные моменты сила ветра достигала двадцати метров в секунду. Мы понимаем, что это лишь цветочки, а ягодки впереди… Не такую еще пургу придется нам здесь испытать!
В полночь установилась штилевая погода. На небе — ни одного облачка. Солнце нагрело нашу черную палатку до двадцати четырех градусов тепла. Вот тебе и Северный полюс!
Юго-западный ветер двигает нашу льдину на северо-восток. Мы приближаемся к меридиану Гринвича. Возможно, что скоро окажемся в восточном полушарии. Петрович сказал:
— Средняя скорость нашего дрейфа за первые семнадцать дней шесть и семь десятых километра в сутки.
Дальше, видимо, дрейф ускорится, но точно предсказать это сейчас никто не может.
Сегодня встали рано, хотя спали плохо. Всю ночь шел у нас разговор, как лучше обслужить перелет Чкалова. Больше всех тревожится Кренкель. Наши аккумуляторы сели, а ветра нет, и ветряк не работает. Мотор мы бережем как аварийный агрегат только для самых непредвиденных случаев. Есть о чем подумать, когда на нас легла ответственность за обслуживание небывалого перелета через полюс в Америку!
Приготовил завтрак. Сварил каждому по три сосиски, поставил икру, чай. Жаловаться на пищу не приходится: меню у нас сытное и разнообразное. Что же касается вкуса наших блюд, то это целиком зависит от «шефов кухни» — Теодорыча и меня. Надо признаться: кулинары мы пока что неопытные.
Я убрал грузы, которые остались после устройства баз. Перелил керосин в расходный баул. Затем начал складывать рыбу и мясо в «холодильник», вырубленный во льду. Хотя у нас здесь и прохладно, солнце светит круглые сутки. Беспокоюсь, как бы его лучи не погубили наших довольно скромных запасов свежего мяса и рыбы.
Мы послали телеграмму в Москву:
«В случае полета Чкалова над нами просим организовать отправку для нас газет и писем от семей».
Рассчитываем, что Валерий Павлович сможет сбросить на нашу льдину эту небольшую, но ценную посылку с Родины.
Я возил грузы. Кренкель варил обед. Ширшов с утра засел в своей лаборатории делать гидрохимические анализы. Женя в полдень передал Теодорычу результаты очередных метеорологических наблюдений.
Разрезал бидон из-под продовольствия и сделал большой таз, чтобы мыть в нем кухонную посуду. Смастерил специальное приспособление вроде лейки, чтобы наливать керосин в примусы.
Кренкель снова проверял свое радиохозяйство, а Женя обрабатывал материалы гравитационных наблюдений. У Петровича тоже была забота — получение химически чистой воды.
Вечером он пришел в палатку и рассказал:
— Я осматривал трещину: ее узнать нельзя. Льды сильно расходятся.
Кренкель говорит:
— Мы уже, кажется, живем на ледяном острове… Ветер переместил льды.
— Я тоже слышал шум льдов, — заметил Женя. — Это было около двух часов ночи, когда я ходил делать метеорологические наблюдения.
— Все-таки, — ответил я, — это не должно мешать нам жить и работать… Льдина наша крепка. Мы еще долго на ней проживем!
— Да, — поддержал меня Ширшов, — кто бы мог подумать, что в Центральном полярном бассейне будут такие прочные и ровные льдины.
Кренкель начал выстукивать радиоключом свои точки и тире. Потом перешел на прием телеграмм. Теодорыч принял, между прочим, радиограмму от Ласкера; он приглашает меня сыграть с ним партию в шахматы. Придется мне начать практиковаться.
— Вот уже вернусь в Москву, тогда сыграем… — сказал я.
У нас сейчас круглые сутки светит и греет солнце, а о ночном времени напоминают только часы.
Академия наук СССР просит нас провести научную работу: выяснить причины непрохождения коротких радиоволн в условиях Арктики в отдельные периоды. Это очень интересная проблема.
12 июня
Первым встал Федоров, разбуженный звонком будильника. Вслед за Женей проснулся Эрнст. Он не стал, как обычно, потягиваться долго в постели, а сразу вскочил. Мы с Ширшовым тоже решили не залеживаться. Встали, позавтракали, слушая «Последние известия».
Каждый раз, когда мы слушаем по радио вести с Родины, я с благодарным чувством вспоминаю о замечательном русском человеке, инженере, изобретателе первого в мире радиотелеграфа — Попове.
Я не представляю себе, например, как бы протекала воздушная экспедиция на Северный полюс и наша работа на дрейфующей льдине без радио. Сейчас мы как бы невидимыми нитями соединены с дорогой Родиной. Радио дает нам возможность за два-три часа послать любой запрос в Москву и получить ответ, слышать голоса дорогих людей.
Ширшов поспешил в свою химическую лабораторию проверить, не замерзли ли бутылочки с пробами воды. Я осматривал наше хозяйство, так как после отлета самолетов у нас не было времени, чтобы проверить все мешки и рюкзаки.
Наша жизнь на льдине протекает оживленно и даже разнообразнее, чем я это предполагал раньше. Мы часто вспоминаем о наших подругах.
— Как они там? — задает иногда вопрос Кренкель.
— Сейчас, наверно, сидят на концерте или в театре, — мысленно переносится в Москву Петя Ширшов.
— Надо им почаще посылать весточки со льдины, — заметил я, — потому что всякое длительное молчание заставляет их излишне волноваться за нас.
Женя тоже поддержал меня.
— Конечно, — сказал он, — можно немножко сократит! передачу корреспонденций, но на маленьких радиограмм мах своим домашним экономить не следует.
Я вспомнил о своей прежней зимовке на Земле Франца-Иосифа, где мы жили вместе с женой.
— Вот бы организовать дрейфующую станцию на льдине и взять с собой жен, — пошутил я, — и вообще поселиться на льдине всей семьей, тогда уже это действительно был бы настоящий советский город.
Кренкель, однако, нашел такую мысль не совсем удачной и тут же выдвинул основательный довод против нее:
— Что ты, что ты, Дмитрич, тогда пришлось бы строить ледяные ясли, снежные родильные дома, сооружать фабрики игрушек, да и вообще пришлось бы взять с собой и воспитателей и нянек… Ведь медведи, как известно; к этим делам не приспособлены…
Тем временем наш ветряк начал активно работать.
Ветер усиливался. Эрнст часто выходил смотреть, хорошо ли вертится ветряк. Все мы за последние дни много мечтали о том, чтобы подул наконец ветер. Наши аккумуляторы настолько сели, что мы боялись передать лишнее слово по радио. Перестали даже сообщать о себе родным. Передавали только метеорологические сводки.
Особенно хотелось мне ответить своему любимому брату Саше — хорошему коммунисту, от которого я получил приятную, теплую телеграмму. Саша писал: «Ваша победа вызывает во мне новое чувство ответственности перед Родиной и партией за свое дело — охрану морских рубежей нашей любимой Родины».
Ветер дул со скоростью четыре-пять метров в секунду. Ветряк закрутился. Мы избежали необходимости запускать наш бензиновый двигатель. Тут же каждый из нас написал и отправил письма своей подруге, а я, кроме того, и брату Саше. Аккумуляторы продолжали заряжаться.
Ходил осматривать «владения» Петровича: гидрохимическую и гидробиологическую лаборатории. Они оборудованы на славу. Над прорубью высится снежный дом, в котором Петя удобно разместил лебедку и свои гидрологические приборы. Москвичи, конечно, и не подозревают, каким прекрасным строительным материалом служит снег в июне… К сожалению, в снежном «доме Кренкеля» на ледяном полу радиостанции из трещин выступила вода. Придется Теодорычу перебираться в другую квартиру.
Эрнст пошел готовить обед, хотя стряпни было немного, так как третий день едим одни и те же борщ и кисель. Эрнст развел наше «сладкое» блюдо водой, но от этого кислоты в нем не убавилось. Я думаю, что завтра наш до крайности разжиженный кисель уже превратится в морс…
После обеда Женя обрабатывал материалы гравитационных наблюдений. Ширшов занимался титрованием. Эрнст мыл посуду.