13 июня
Кренкель и Федоров в шесть часов утра, как обычно, передали метеорологическую сводку на остров Рудольфа и легли отдохнуть часа на два: ночью они плохо и мало спали.
Мы с Петей возили снежные кирпичи для нового «здания» — у гидрологической лебедки.
Проверил состояние машинного отделения: мы опасаемся за целость нашего мотора, так как непосредственно под ним проходит трещина, быстро заполняющаяся водой. С Петром Петровичем мы вытащили мотор и установили его на нарту: здесь ему будет спокойнее.
Федоров хлопотал со своими научными приборами. Он снял палатку, где вел наблюдения, разостлал ее, чтобы она просохла. Женя решил перенести палатку в другое место — ближе к жилой, чтобы при первом сжатии иметь возможность быстро спасти все ценные приборы. Я одобрил это решение.
Четвертые сутки мы доедаем наш злополучный кисель-морс. Вместе с вкусными коржиками, изготовленными Эрнстом, этот кисель еще кое-как можно есть…
Эрнст сегодня ходит именинником. У него наконец лопнул на спине нарыв, причинявший при движении такую боль, что тяжело было смотреть на Теодорыча. Мы поздравили его с избавлением от этой напасти.
Я получил телеграмму от родной Володички[5]. Как она меня обрадовала! Ответил, что хорошо себя чувствую. Постоянно думаю о тебе, родная моя!
14 июня
Литературное агентство телеграфирует из Москвы, что иностранная пресса проявляет огромный интерес к нашей научной работе. Агентство просит регулярно, два раза в месяц, сообщать о жизни и работе на льдине — для заграничных газет.
Отправились с Эрнстом на лыжах осматривать наше поле. Там, где была трещина, теперь большая река. Придется быть настороже, держать ухо востро, чтобы эта трещина нас не подвела. Ширшов работал у лунки с лебедкой, я помогал ему. В полночь он начнет делать суточную станцию, это значит, что двадцать четыре часа Петр Петрович будет находиться у лебедки.
Федоров осматривал другую часть нашего ледяного поля и сообщил, что там также заметил большие разводья и трещины.
Мы оказались на плавучем ледяном острове.
Полярник Саша Погосов прислал шутливую радиограмму: «В Москве низкая облачность, температура — минус десять градусов, видимость — два метра, осадки. Необходимо срочное вмешательство вашей «фабрики». Примите заказ на хорошую погоду».
Может, когда-нибудь арктическая «фабрика погоды» и будет принимать такие заказы. Пока же нам приходится вести борьбу со стихией…
У нас пурга сменилась ясной погодой; температура — минус семь градусов. Над льдиной пролетел еще один гость с юга — чайка-глупыш. Подул юго-западный ветер; значит, можно ожидать, что нас понесет немного к северу. Это хорошо! Мы получим возможность дополнительно провести научные работы в высоких широтах.
15 июня
Советские радиолюбители-коротковолновики организовали всесоюзное соревнование по связи с нашей радиостанцией. Ну, теперь у Кренкеля будет хлопот полон рот!! Весь день прошел в работе у лебедки. Только в полдень я не выдержал и прилег на два часа отдохнуть. Эрнст и Женя помогали нашему Петровичу. Этот замечательный молодой советский ученый может служить прекрасным примером. Он самоотверженно, с увлечением работает. Но и Женя от него не отстает.
Я заметил, что по ночам у нас вообще работа идет хуже и клонит ко сну. Это, наверное, сказывается земная привычка — спать в ночные часы.
Петрович попросил свежей рыбы. Я решил его уважить: достал свежую нельму, разрезал, выбрал самые хорошие куски, посолил, вывалял в муке и поджарил. Петрович был очень доволен. Работает он прекрасно и вполне заслужил, чтобы товарищи хорошо о нем заботились.
Скоро подходит конец нашим с Петровичем трудам: остался последний срок подъема батометра, и мы закончим суточную станцию. Сейчас ждем, когда придет Эрнст и расскажет, что нового слышно по радио и нет ли кому из нас телеграмм.
Очень интересует нас, когда наконец вылетят с Рудольфа на Большую Землю наши самолеты. Хочется, чтобы они скорее уже прилетели в родную столицу. Хочется, чтобы все, все видели советские самолеты, которые достигли заветного Северного полюса, пробыли там две недели и благополучно вернулись в Москву.
16 июня
Забавные радиограммы принимает иногда Эрнст. Сегодня, например, он прочел следующую депешу, полученную из Старой Руссы: «Закройте Северный полюс, на Большой Земле стало холодно»…
Ширшов пошел рубить лед, чтобы приготовить дистиллированную воду. Федоров продолжал устанавливать приборы по гравитации. У него не хватило подставок. Пришлось вытащить масло из ящиков, завернуть его в бумагу, а ящики использовать в качестве подставок. Потом я занялся изготовлением нового подвесного столика для гидрологических проб Ширшова.
Двое суток пришлось нам заниматься гидрологической станцией, нащупывая верхнюю границу теплой атлантической воды. Эти наблюдения представляют большую научную ценность. Скоро Петрович обработает материалы наблюдений. Сейчас, пока Петрович с Женей определяли направление дрейфа и уточняли, куда нас несет, я начал приводить в порядок свою «канцелярию». Раньше я думал, что уж где-где, а здесь, на Северном полюсе, не будет бюрократизма и так называемой писанины. Оказалось, что это не так: приходится вести дневник, делать всякие организационные заметки, писать корреспонденции в газеты, отвечать на приветственные телеграммы.
Наш ледяной остров окружен каналом шириной от десяти до двадцати метров. Надо тщательно наблюдать за старыми и появляющимися новыми трещинами.
В жилой палатке мы устроили столик для хранения проб воды; здесь они не будут замерзать.
Женя сделал третий магнитный пункт и провел серию гравитационных наблюдений.
Здорово наказал нашего Веселого. Он заслужил: напрасно лает. Федоров вытащил из палатки прибор, а Веселый, как бешеный, разъярился. Думаю, что мой урок подействует на пса, и в полярную ночь он не будет зря гавкать.
17 июня
Наша снеговая кухня не выдержала тепла от примусов и… растаяла. Будем строить новую, используя парусину.
Пошел мокрый снег. Пришлось отправиться к базам и укрыть вещи.
Мы с Эрнстом слушали Диксон. Слышимость была вполне хорошей. Очень понравился международный обзор. Нас всех особенно интересует борьба испанского народа против контрреволюционных мятежников.
Вокруг жилой палатки намело большие сугробы, пришлось их расчищать. Сильно промокла гимнастерка. Вернулся в палатку сушиться. Может быть, пурга скоро утихнет.
Используя свободное время, сделал у койки маленький столик для всяких мелочей.
Федоров протянул провода к своей палатке, чтобы получать по ним сигналы хронометров, которые стоят на радиостанции. Ширшов забрал все пятьдесят бутылочек с пробами воды и отправился работать в лабораторию.
Я уже собирался спать; была половина первого ночи, когда пришел Кренкель и сообщил:
— Через два часа из Москвы в Америку вылетает Чкалов!
Душа радуется за него и его экипаж. Хочется, чтобы у ребят было все благополучно, чтобы они успешно совершили важное государственное дело.
После сообщения Эрнста я долго не мог заснуть.
Горячий будет завтра день!
18 июня
С острова Рудольфа нам сообщили, что Валерий Чкалов вылетел в четыре часа утра. Я договорился с Эрнстом, чтобы он лог спать, так как ему предстоит работать всю ночь. Отдохнув немного, Теодорыч сел за радио.
— Хорошо слышу работу радиостанции самолета Чкалова, — сказал он. — Скоро самолет будет подходить к Рудольфу.
Ребята занимаются своими делами: Петрович титрует, а Федоров делает суточную серию по гравитации.
Я не могу думать ни о чем другом, кроме этого невиданного перелета; мои мысли, как и мысли всех граждан нашей Родины, сейчас вместе с героическими летчиками, впервые в истории прокладывающими воздушный путь из Москвы в Америку через Северный полюс.
Но есть и свои, будничные заботы. Веселый опять наделал нам бед. Я достал жареного поросенка, разрезал его на куски и положил на открытом воздухе, чтобы проветрить, а Веселый набросился на поросятину и наелся так, что еле ноги передвигал. Мы решили его «оштрафовать»: трое суток не кормить.
Эрнст принял радиограмму с борта чкаловского самолета:
«Летим слепым полетом».
Потом:
«Легкое обледенение».
Мы с затаенным дыханием ждем новых сведений…
«Небольшая тряска в моторе», — передает радиостанция самолета.
Часом позже:
«Слышим маяк Рудольфа. Все в порядке».
У меня на сердце отлегло. Летите счастливо, дорогие наши браточки!
Смастерил радиостол для Кренкеля. После перелета Чкалова мы немедленно переведем радиостанцию к жилой палатке, чтобы быть спокойнее за аппаратуру. Ведь радио для нас — это жизнь, и мы им особенно дорожим: ухаживаем, как ласковая мать за ребенком, за приборами, за ветряком, который честно заряжает наши аккумуляторы. Без этого ветряка пришлось бы туго, потому что бензина для мотора хватило бы ненадолго.
В десять часов вечера Эрнст сказал:
— Полет протекает благополучно, все в порядке.
Женя через каждые три часа дает дополнительные сводки погоды непосредственно для чкаловского самолета и в Москву.
В эту ночь никто из нас, конечно, и не думает ложиться спать. Мы зорко следим за полетом Чкалова: а может быть, он повернет к нам, пролетит над нами? Хотя вряд ли Валерий Павлович захочет делать крюк. Для него важен каждый лишний километр дальности полета по прямой.
19 июня
Необычайно напряженный день. Всю ночь напролет Эрнст дежурил на радио, следил за полетом Чкалова. В пять часов утра Теодорыч зашел в палатку и сказал:
— Чкалов находится на полпути между Рудольфом и полюсом.
С борта самолета передали:
«Идем по 58-му меридиану к полюсу. Справа — циклон. Слева — ровный облачный слой».
Через некоторое время мы услышали какой-то гул… Самолет Чкалова?!