Мне вдруг безумно захотелось выпить вина, бутылка которого стоит сейчас на подоконнике у меня на виду. Психологическая алкогольная зависимость, пронзившая миры и измерения вслед за моей душой, никуда не делась.
Плюс началась хандра, ибо я очень соскучился по…
Часы-ходики зазвенели цепью, отчего я вздрогнул.
…по Забаве. И по детям. Просто до слез…слез, которые действительно выступили на моих глазах.
Не знаю, как это объяснить, но…
Словно бы стою по другую сторону зеркала и вижу их, но вот они-то меня — нет, не видят...
Страстно хочется изо всех сил начать стучать по этому чертовому зеркалу и кричать, что здесь я! Здесь!
Но это бесполезно…
Они меня уже не услышат. Никогда.
Аздесь…здесьих нет.
Я есть, а их нет…
Здесьесть я, который вовсе даже и не я. И не я, который вроде бы, как я…
Безумие…
— Злата…? — услышал я голос «ого-го директора», видимо, уже вернувшегося и теперь в компании маман вошедшего на кухню.
Я, отвернувшись, быстро смахнул с лица слезы.
Судя по тому, что маман держит в руках бутылку шампанского, «ого-го директор» за ним и ходил. Хотят, наверное, чего-то более праздничного, чем это вино. Я взглянул на стоящую на подоконнике бутылку, а затем на часы-ходики. Прошло совсем немного времени с его ухода, а значит, бутылка эта находилась у Елисея в машине. Сразу с собой он ее притащить не смог, ибо и так был нагружен цветами и тортом, так что пришлось ему совершить дополнительную прогулку за ней.
Блин! Не пофиг ли мне, куда он там ходил? — на меня накатила волна раздражения. — Ох уж этот алкоголизм, даже после смерти не отпускает, зараза…
— Да-да, я все еще тут... — изо всех сил стараясь, чтобы не дрожал голос, ответил я.
— Давай немного поболтаем. Не против? — поинтересовался он.
Маман, когда я ответил…
— Ну, только если мама не станет злиться на то, что я трачу ваше время.
…молча вышла из кухни, прикрыв за собой дверь и, таким образом, давая нам спокойно поговорить.
— Злат… — усаживаясь за стол, вновь начал «ого-го директор» и замолчал, явно не зная, как именно продолжить.
— Чаю хотите? — поинтересовался я, ибо чаевничать вдвоем лучше, нежели одному.
— Да, пожалуйста… — ответил он.
Я налил чай и поставил перед ним чашку и блюдце с куском торта.
— Я вся внимание. — заявил я, усаживаясь обратно.
Мне вдруг захотелось улыбнуться этому человеку, ибо какое-то нечто подсказывает мне, что моя семья и этот типчик… Короче, мою маман из-под своей «коряги» он уже не выпустит.
Но, я не стал, чувствуя, что улыбка моя выйдет кривой и дерганной, отчего «ого-го директор» не решится сказать то, чего собирался. А мне почему-то кажется, что разговор наш получится весьма небезынтересным.
— Видишь ли, но… — он отпил чай, а затем вдруг сменил тему, недоговорив того, что собирался. — Этот разговор должен остаться только между нами! Лады?
— Ну… — ответил я, пальцами делая жест, будто закрываю рот на замок, а затем выкидываю ключ.
Вообще-то, у меня была мыслишка, что «ого-го директор» сегодняшним вечером вполне может сделать маман предложение руки, сердца и прочего. Однако, не сделал. По крайней мере, пока. Впрочем, женат он не был, то есть предложение, если оно и состоится в реальности, а не только в моих девичьих теперь фантазиях, Елисей будет делать впервые. А свое первое предложение «руки и сердца» мужчина обычно старается произвести максимально помпезно. И явно не дома у ее родителей.
— …если вы не замыслили какого-нибудь дерзкого ограбления, планом которого желаете поделиться со мной, то я буду молчать, как рыба об лед. — я таки ему улыбнулся, а сделав это, ощутил, как исчезают, словно дымка на солнце, тревожащие меня мысли. — А если планируете, то… Идем на «дело» втроем!
— Нет… — он рассмеялся в ответ и откинулся на спинку стула, а всякая напряженность исчезла с его лица, после чего он сказал уже серьезно. — Злат, я влюблен в твою маму. Она — та женщина, которую я люблю. И, вообще, оната самаяженщина.
— Моя мама вполне заслуживает того, чтобы любить и быть любимой. — столь же серьезно ответил я. — Однако, эти слова вам стоит сказать ей, и, уверена, что она над ними смеяться не станет.
— Я говорил, Злат. — не стал спорить «ого-го директор».
— Значит, вы не об этом хотели поговорить. — сделал я свой вывод вслух.
— Злат… — «ого-го» директор потер большим пальцем свою щеку, посмотрел на дверь, а затем, понизив голос до шепота, произнес. — Я понял… Понял, что желаю того… Того, чтобы твоя мама…Ирина…стала частью моей семьи. Я планирую в скором времени сделать ей предложение. Ну, ты понимаешь какое, наверное…
— Понимаю… — на автомате ответил я.
Оп-па! Предложение-таки планируется, и первым об этом узнаю, как ни странно, я…
Вот почему он хочет, чтобы разговор остался между нами.
— Но… Вы же не так уж и долго знакомы. — я пожал плечами.
— Злат, я взрослый мужчина, и кое-какой жизненный опыт у меня имеется. Я считаю, что нужно весьма короткое время на то, чтобы понять, подходит ли понравившийся человек или же нет. И значительно больше на выяснение всех прочих обстоятельств...
— То есть прямо сейчас вы и хотите выяснить эти «все прочие обстоятельства»? — поинтересовался я.
— Точно! — он кивнул.
Глава 55
— Точно! — кивнув, «ого-го директор» продолжил. — Как уже говорил, я влюблен в твою маму, но…
— Все, что доно… Сами знаете, в общем. — не слишком-то вежливо перебил его я, ощущая проявившееся ни с того ни с сего раздражение.
— Да. — согласился Елисей. — Однако, Злат, людям, которые чуть постарше пятнадцати или даже восемнадцати лет, бывает свойственно задумываться над последствиями своих поступков и решений, так что, будь добра не выходить из себя, я просто пытаюсь все объяснить.
Ну да, отповедь могу дать не только я.
— Мои чувства к твоей маме вполне искренни и безо всяких тамно…
Он замолк, восстанавливая дыхание.
— Но…? — продолжил допытываться я.
— Твоя мама, Злат, не одна. У нее есть дочь, ты. — ответил он.
— Это, по-вашему, плохо? — спросил я, беря в руку один из двух своих «хвостов» и пощекотав его «кисточкой» щеку, а затем, пожав плечами, добавил. — Странно было бы думать, что у такой видной женщины, как моя мама, к тридцати четырем годам не будет собственного ребенка. Вам повезло, что она в данный момент оказалась не окольцована. Впрочем, это же работает и в обратную сторону, ей тоже очень повезло…повезло, что такой видный мужчина, как вы, оказались свободны.
— Злат… — он дослушал меня до конца и казался явно польщенным этим моим «видный». — Это не вопрос хорошего или плохого. Это просто факт. Факт, который мне необходимо учитывать, прежде чем я… Ты же живой человек, и тебе запросто может категорически не хотеться, чтобы мы с твоей мамой были вместе. И если я проигнорирую твои мысли по этому поводу, то… Злат, я совершенно не желаю превращать жизнь твоей мамы, твою жизнь и мою собственную, в ад. Я люблю Иру, это чистая правда, однако если не сумею найти понимания и общего языка с ее дочерью, с тобой, то… Очень жаль, но у меня не останется иного выбора, кроме как…
Он тяжко, можно даже сказать драматически, вздохнул (а в том, что «ого-го директор» сейчас слегка «отыгрывает роль» сомнений у меня никаких, ибо, с одной стороны, услышанное — действительно то, каким образом он видит ситуацию, однако от маман он вряд ли откажется, даже если я буду категорически возражать…мне так кажется, по крайней мере), продолжив.
— …похоронить свои чувства к ней глубоко внутри своего сердца и не давать им воли…
Если бы его слова были печеньем, то у меня немедленно слиплась бы задница. Впрочем, пятнадцатилетка-то в подобных вопросах оперирует больше эмоциями, нежели разумом (самая обыкновенная, домашняя, я имею в виду, а не та, которая к своим пятнадцати годам прошла огонь, воду и медные трубы), вот на эмоции-то он и давит.
— И поэтому, Злат, я у тебя спрошу: как на все это смотришь ты? — этот вопрос он задал серьезным и весьма торжественным голосом, после чего, улыбнувшись, добавил. — Кстати, Ира сказала, что будто бы это ты заставила ее улыбнуться мнетогда…
— Чего это я? — возмутился я. — Моя маман упрямая и не по возрасту самостоятельная личность! И если бы ейсамойтогда не захотелось улыбнуться вам, фиг бы кто-нибудь сумел ее заставить! А если серьезно… Если моя мама действительно считает, что рядом с вами обретет свое женское счастье, то…
Я выдержал театральную паузу. В конце концов, я тоже умею давить на эмоции. Наверное…
— …то какое право я имею вставать на ее пути? Я согласна! — и так как это фактически было «предложением» мне, хотя и иного плана, то и закончил я соответствующим образом.
Елисей это явно оценил, равно как и мое согласие в общем, отчего его улыбка растянулась аж до ушей.
— И раз уж я сама согласилась, то приму и тот факт, что вы станете главой нашей семьи. Если все же решите сделать маме предложение, и она на него соизволит согласиться, конечно. То есть буду вести себя конвенционально…
— Конвенционально… — слегка прифигев, повторил Елисей, а мне захотелось треснуть себя по лбу.
Проще, Злата! Пятнадцатилетние девушки, как и юноши, разговаривают проще!
— Короче говоря, в ответ на какую-нибудь просьбу или требование вы от меня не услышите нечто вроде: «отвали, ты мне не отец!». Хотя обещать, что мы никогда не станем ссориться, не стану. Кто же не ссорится, живя под одной крышей? — я пожал плечами.
Елисей с видимым облегчением выдохнул.
На самом деле я ему совершенно не завидую. Вот не представляю даже, что сейчас на его месте говорил бы ребенку своей женщины. Ничего бы не говорил, наверное, ибо вряд ли когда-нибудь выбрал бы себе в спутницы жизни женщину с ребенком. Жутко ревнив…был…и с богатой фантазией. Так что, дама с ребенком — это точно не мой вариант…