Вообще, когда выжившие рыбаки стеклись к Шишке и создали из разных народов колонию, то решили обучать детей единому языку, чтобы избежать национальной розни и междоусобиц, одна из которых еще на заре возникновения поселения чуть не уничтожила его. А так как наиболее грамотными и дисциплинированными были военные офицеры КПСКР, основавшие поселок, то и решили обучать детей русскому. Собственно, и всему остальному тоже. Поэтому дети, рожденные после Катастрофы и воспитанные не только родителями, но и объединенной семьей общины, довольно чисто на нем говорили. Не без легкого акцента, но всему свое время.
Ступать по камням приходилось осторожно. Мягкий вечнозеленый кустарник водяники скрадывал шаги и прятал слишком острые обломки под широкими стелющимися ветвями. Парни обогнули вершину, и взору открылась другая часть острова, похожая на заселенную, разве что омывалась морем, да и корабль, севший на рифы, другой. Военный, величественный и грозный, ощетинившийся стволами пушек и торпедных аппаратов. Даже то, что он висел на четырех огрызках-скалах, вылезших из воды недалеко от берега, делало его не менее грозным.
КПСКР «Дзержинский» когда-то принял последнюю битву, ничуть не посрамив честь флота и защищая границу на дальних рубежах Родины. И о ней пацаны знали лишь из уст офицеров, иногда проводивших экскурсии около застрявшего навечно в тисках скал корабля, — потомки впитывали чужую память об ушедшем мире.
Подростки в детстве, раскрыв рты, слушали рассказ мичмана, одного из оставшихся в живых в этой эпической битве. Корабль укрылся за островом и дал бой трем кораблям противника. «Шестьсот-тридцатки» резали суда противника, словно нож масло, а «сотка», огрызающаяся выстрелом в минуту, сносила надпалубные надстройки на раз! «Оса» же — двадцать крылатых ракет, потопила еще три корабля, невидимых за островом. Воображение мальчишек, подкрепленное грозным видом висевшего на скалах корабля, неусыпно следило за рассказом мичмана и рисовало красочную картинку тех великих событий… И не один раз потом «наследники прошлого» порывались забраться на судно и хоть чуточку прикоснуться к страшным, но впечатляющим событиям. Однако это было опасно. Море, отделявшее четыре скалы от острова, лишь на несколько часов откатывалось от берега и давало возможность по влажной гальке дойти до фрегата. Но надо было еще умудриться забраться на проржавевший остов, висевший в нескольких метрах над землей из-за отлива.
Фудзи встал на цыпочки, потянулся всем телом и провел ладонью по шершавой, изъеденной ржой и усеянной полипами поверхности гребного винта. Корма широкой раковиной нависала над ребятами.
— Ну вот, пришли, — почему-то шепотом проговорил Данила. — Ты доволен? Теперь, может, пойдем обратно?
— Не-а, — хитро возразил Фудзи. Он обернулся к другу и показал на свисавший с борта швартовый, похожий на стропы канат в руку толщиной. Нижняя часть, касавшаяся воды, измочалилась и наполовину сгнила со временем, но остаток позволял смело забраться на корабль любому идиоту, например, Фудзи. Данила лишь вздохнул и махнул рукой, мол: «Давай закончим это быстрее».
Пацаны поднялись на верхнюю палубу, прошлись по вертолетной площадке, мимо ангара для вертолета, развернутых в стороны торпедных аппаратов, раскуроченной командной надстройки, открытой шахты ракетного комплекса и неестественно задранной вверх пушки к носу корабля. Фудзи перепрыгнул волнорезы и, раскинув руки в стороны, с диким криком взбежал по задирающейся кверху палубе. Там, ожидая не столь радостного друга, он еще несколько раз громко крикнул, закрыв глаза и подставив лицо морскому бризу. КПСКР иногда содрогался и вибрировал, и мальчишке почти удалось представить, как сторожевой корабль, накреняясь и рассекая волны, мчится по бескрайнему океану, а в лицо летят соленые брызги.
— Знаешь, Даньк, — счастливо сказал японец, когда друг подошел. — Хотел бы я жить на таком… ну… когда он еще был в строю и ходил по морям. Это свобода, это ни с чем не сравнимое чувство покорителя океана, властелина природы.
— Теперь понимаешь, что я хочу? — спросил Чеков, укоризненно разведя руками.
— Думаю, да, — кивнул Фудзи. — Но вместе с тобой не могу. Семья. А вот прикрыть — прикрою. Можешь на меня рассчитывать.
— Тогда, может, пойдем уже?
— Пойдем, — согласился друг. — Пойдем, но…
— Что «но»? — нахмурился Данила. Его настораживало, что Фудзи может еще что-нибудь придумать.
— Но внутри корабля! — торжественно возвестил тот.
— С ума сошел? Он, того и гляди, рухнет! Чувствуешь, как дрожит палуба под ногами?
— Не сцать! — Фудзи похлопал Данилу по плечу и пошел к тамбуру. Чекову ничего не оставалось, как последовать за другом.
— Тут же темно как… — начал было Чеков, спускаясь по крутому металлическому трапу. Хотел добавить емкое словцо, явно подходящее для всей этой ситуации, но передумал, так как оказалось совсем и не темно.
Во время боев кораблю сильно досталось. Изрешечённые крупнокалиберными патронами и осколками от снарядов корпус и переборки пропускали достаточно света, чтобы не врезаться в висящие на стенах узкого, забирающего вправо коридора загадочные приборы и щиты. Фудзи уже вертел колесо задрайки двери в следующий отсек, распахнул ее, отчего по кораблю разлетелся громкий скрип. Японец бесстрашно перешагнул через порог. Этот коридор через десять метров тоже закончился гермодверью. Рядом в нише стены в пол уходил люк, на котором красной цветом выведено: «АУ АК-100. БЧ-2».
— Тут двери каждые десять метров, что ли? — недовольно заметил Данила, подергав за «руль» на двери, пока Фудзи крутил такой же на напольном люке.
— А ты думал! — со знанием дела ответил Ямомото. Выпрямился и гордо добавил: — Корабль поделен на отсеки, чтобы при затоплении одной части ее легко можно было отсечь и предотвратить попадание воды в другую. Мичман Воронин рассказывал. Я выпытал у него все, что можно. Это же ведь КПСКР — боевой корабль Морской охраны России! А знаешь, что тут? — Фудзи указал на люк в полу. Пол вновь ощутимо завибрировал, и друзья на мгновение замолчали, прислушиваясь.
— Что?
— Погреб для снарядов той пушки сверху. Видишь — АУ АК-100? А БЧ-2 означает артиллерийскую боевую часть. Хочешь на снаряды посмотрим?
— Нет. Страшно здесь, Фудзи, — Данила с надеждой посмотрел на друга. — Мне кажется, что там внизу что-то есть.
Пол вновь загудел, а мальчишки замолчали. Казалось, корабль живет какой-то своей очень странной жизнью и делает последние вздохи перед смертью, не ожидая больше увидеть на своем борту людей. Но потом Ямомото улыбнулся.
— Ты — параноик, в курсе? То на острове не сидится, то боишься шума корабля.
— Сам ты пара… — но японец уже не слушал, он присел, быстро отвернул поворотное колесо и поднял люк. Ребята отшатнулись: в нос ударил тяжелый смердящий запах разлагающегося мяса. В луче света, проникающего из дыры в борту, из люка показалось черное щупальце. Фудзи и Данила в ужасе «прилипли» к противоположной стене, а щупальце не желало останавливаться — оно с упорством ползло и ползло вверх, а жирные присоски с мерзким звуком прилипали к переборкам. Потом, как будто вылезать дальше уже было невозможно, устрашающая конечность неведомого существа застыла и вдруг шмякнулась со страшной силой об палубу. Ребята отскочили, а щупальце продолжало двигаться, по чистой случайности не задев друзей. Но Данила оказался в ловушке. Он прижался к задраенной двери, а щупальце перекрыло коридор и медленно, но уверенно двигалось к нему. Чеков вытянулся в струну, замерев от страха, когда конечность коснулась ноги и стала ее обвивать.
— Фудзи, сделай что-нибудь! — зашептал пацан. — Оно меня сейчас убьет!
— Д… д… да! Сейчас! — промямлил Ямомото и выхватил из ножен танто. Узкий клинок короткого меча слабо сверкнул в луче, проникающем снаружи, но перерубить щупальце не смог — сверху его покрывали хитиновые пластины. Снизу раздался рев и тяжелые удары сотрясли корабль. Неведомое чудовище пришло в ярость. А Фудзи тем временем нанес еще несколько ударов танто, стараясь метить меж пластин. Наконец конечность отвалилась и задергалась, извиваясь на палубе и колошматя о стены. А снизу творилось нечто невообразимое. Рев оглушал, а палуба под ногами подпрыгивала, выгибаясь от резких и частых ударов.
— Открывай дверь! — заорал Фудзи. — Бежим!
Данила налег на колесо штурвала и в несколько секунд открыл дверь, перепрыгнул через порог и бросился вперед, по узкому коридору, благо остальные двери отсеков были распахнуты. Фудзи перепрыгнул извивающееся щупальце и последовал за другом. А сзади, разрывая алюминий и сварочные швы, «выколупывалось» словно из яйца невообразимое чудовище. Щупальца разрывали и дробили переборки, и, хоть в коридоре для такого монстра было явно тесно, сильные конечности раздвигали стены, чтобы влажное и скользкое туловище могло протиснуться вперед.
Данила сломя голову несся по узкому проходу, не обращая внимания на разграбленные помещения, отходящие от основного коридора. Сердце гулко билось в груди, а страх вымел из головы абсолютно все мысли. В какой-то момент он проскочил трап наверх, вернулся, чтобы подняться по нему, и налетел на Фудзи. Друг толкнул в обратную сторону.
— К корме! Живо!
Ребята проскочили столовую и по длинному темному коридору пронеслись через турбинный отсек. Свернули в левый коридор, который и «выплюнул» через гермодверь пацанов на палубу юта. А сзади рывками продиралось чудовище, дико вереща и яростно круша все вокруг.
Спускаться старым способом времени не было, поэтому пацаны с разбегу прямо с юта сиганули через леера кормы, благо небольшая высота позволяла спрыгнуть. Только Данила приземлился неудачно и подвернул ногу. Когда Фудзи отбежал и обернулся, Чеков еще ковылял под нависающей палубой и гребными винтами, а переборки на юте уже разрывали толстые щупальца. Еще несколько ударов — и надпалубная настройка с пушкой наверху отвалилась от корабля и со скрежетом рухнула вниз. Ямомото, не веря глазам, наблюдал, как нечто огромное, похожее на осьминога в сегментном панцире, «вытекает» наружу. Черный, как нефть, лоснящийся комок невероятных размеров «растекся» по палубе юта, раскинув жирные щупальца вокруг и водя круглыми блестящими глазами, словно не видя на свету. Наконец, оно взревело, учуяв добычу, схватилось щупальцами за тонкие металлические колонны, поддерживающие вертолетную площадку и, оттолкнувшись, метнулось в сторону кормы.