Окраска наших судов в черный цвет представляла неприятелю прекрасную мишень.
Японские же суда были окрашены в светло-голубой-зеленоватый цвет, сливавшийся с общим колоритом воды и неба и мглистым горизонтом.
Начиная с 8 час. утра 18-го Мая на приемном аппарате станции беспроволочного телеграфа получались японские знаки.
Телеграммы эти получались (шифрованные) беспрерывно 13, 14 и 15 Мая.
На вверенном мне крейсере во время боя смертельно ранен Лейтенант Мочалин и 4 нижних чина, умершие все в тот же день.
Тяжело раненых – три нижних чина и легко ранено 8-мь.
На крейсере много мелких повреждений в корпусе, рангоуте, такелаже и шлюпках. Снесена крюйс-стеньга, рея и гафель.
Разбит вельбот, выворочен фальшборт с правой стороны в корме, помят наружный борт, погнуто много бимсов, стоек и проч., попорчена во многих местах палуба, пробита задняя дымовая труба.
Повреждений в машине, котлах и артиллерии нет.
О вышеизложенном Вашему Превосходительству доношу.
Подписал: Флигель-Адъютант Капитан 2-го ранга Чагин»[31].
«14-го Мая на рассвете наша эскадра шла в походном порядке, подходя к Восточному Корейскому проливу по курсу NO 60°.
Правую колонну составляли – 1-й броненосный отряд: «Суворов», «Александр», «Бородино», «Орел» и 2-й броненосный отряд: «Ослябя», «Сисой Великий», «Наварин» и «Адмирал Нахимов».
Левую колонну – 3-й броненосный отряд: «Николай 1-й», «Апраксин», «Сенявин» и «Ушаков» и крейсерский отряд «Олег», «Аврора», «Донской» и «Мономах».
Разведочный отряд – «Светлана», «Урал» и «Алмаз»; впереди эскадры в строю клина – «Светлана», головным «Жемчуг» на правом траверзе «Суворова», «Изумруд» – «Николая І-го», миноносцы между колоннами.
Транспорты: «Анадырь», «Иртыш», «Камчатка», «Корея». «Русь» и «Свирь» в одной кильватерной колонне между колоннами главных сил, головной «Анадырь» равнялся между «Ослябя» и «Олегом».
С рассветом разведочный отряд вступил в кильватер транспортам в одной кильватерной колонне «Светлана», «Алмаз» и «Урал».
Госпитальные суда «Орел» и «Кострома» держались сзади эскадры в расстоянии около 1-й мили. Около 8 час. утра правая колонна броненосцев прибавила ход, выходя вперед левой.
В 10 час. «Мономах» отделился от крейсерского отряда и перешел на правую сторону транспортов, прикрывая их от «Идзуми».
В 11 час. правая колонна броненосцев вышла вперед, и левая колонна построилась по ней в одну кильватерную колонну.
Транспорты остались на правом траверзе крейсерского отряда, имея справа от себя «Мономаха». В этом строе в 12 час. дня эскадра, войдя в Восточный Корейский пролив, легла на NO 23°. За дальностью расстояния не было в точности замечено в какое время первый броненосный отряд отделился вправо и составил из себя правую колонну.
В таком строе эскадра встретила японскую эскадру, которая показалась впереди, справа идя в одной кильватерной колонне, в числе 12-ти судов (4 броненосца 8 бронированных крейсеров), приблизительно на W-т пересекая курс нашей эскадры; пересекши курс нашей эскадры, японская повернула последовательно влево и начала бой на контр-курсах с нашими тремя броненосными отрядами. При первых выстрелах крейсерский отряд и транспорты повернули на 4 румба вправо и легли приблизительно на NO 65°. «Мономах» присоединился к своему отряду, разведочный отряд по-прежнему прикрывал транспорты сзади. Через ½ часа после начала боя справа и сзади транспортов показались японские крейсера «Читозе», «Кассаги», «Нитака» и «Цусима». Затем два крейсера типа «Матцушима», «Акитцусу», и «Сума», которые быстро обходили транспорты и разведочный отряд. На «Олеге» был поднят сигнал «быть в строе кильватера» и он вместе с «Авророй» дал большой ход – (15–16 узл.), продолжая идти тем же курсом. «Донской», «Мономах» сильно отставали. Вскоре «Олег» повернул на 16 румбов влево и разойдясь на обратном курсе с транспортами и разведочным отрядом, который все это время подвергался сильному огню, повернул вправо. Среди транспортов в это время произошло замешательство, «Урал» получил подводную пробоину и с него снимали людей, а остальные транспорты и разведочный отряд оказались в перекрестном огне. Маневрирование броненосцев, за дальностью расстояния и вследствие сильной мглы по горизонту, нельзя было разобрать. Японские суда, благодаря своей окраске, были плохо видны, показываясь только из-за мглы на расстоянии не дальше 3-х миль; наши суда также часто пропадали из виду. Можно сказать только, что разойдясь первый раз контр-курсами наша эскадра повернула последовательно вправо на 16 румб., не имея уже «Ослябя» в строю, а японская эскадра, по-видимому в тоже время повернула влево. Остальное время боя до 6-ти час. вечера эскадра, сколько можно было судить с большого расстояния, держалась кольцом вокруг поврежденного «Суворова».
Около 6½ час. вечера на броненосцах был поднят сигнал курс NO 23°, т. е. на Владивосток, к которому в это время они шли.
Японские суда шли справа от наших броненосцев, по-видимому, параллельным курсом. Крейсерский отряд и транспорты были слева от наших броненосцев, приблизительно в 15–20 кабельтов и легли на указанный курс. К крейсерскому отряду в это время присоединились «Светлана», «Алмаз» и «Жемчуг», а также почти все миноносцы. Около 7 час. впереди по курсу показались два отряда неприятельских миноносцев; 4 и 5 миноносцев. «Олег», а за ним и все крейсера прибавили ходу, пошли на эти миноносцы и открыли по ним огонь, но затем «Олег» стал постепенно уклоняться влево и при совершенной уже темноте лег на обратный путь. 3а ним по-видимому повернули крейсера и транспорты.
Подписал: Командир крейсера II-го ранга «Алмаз» Капитан 2-го ранга Чагин»[32].
Если добавить показания, начальствующего над отрядом крейсеров контр-адмирала О.А.Энквиста к рапорту командира «Алмаза», то станет ясно, что многие офицеры понимали о свершающейся ошибке при прорыве через Корейский пролив.
Командующий крейсерским отрядом 2-ой Тихоокеанской эскадры Контр-Адмирала Энквист.
«Крейсера, находившиеся под моей командой: «Алмаз», «Светлана», «Дмитрий Донской» и «Аврора» начали свое плавание на Дальний Восток совместно со всей эскадрой.
Мне лично представлялось, что наша цель спешить, во что бы то ни стало, навстречу первой эскадре; после же ее гибели, я все ждал объяснения наших действий, но тщетно. Мое же личное мнение было, что одна наша эскадра настолько слабее японского флота, что если ее ведут к месту военных действий, то, стало быть, имеется соответствующий стратегический план, который заблаговременно и будет объявлен. Прорыв же, через Корейский пролив, казался мне рискованным, но возможным с большими потерями (я не допускал мысли, что наши новые броненосцы могут быть так легко потопляемы).
Почему адмирал решил дать бой 14 мая, не знаю; мы, несомненно, могли, если б не задержались эволюциями, пройти почти на день раньше, при более благоприятных для прорыва обстоятельствах погоды; думаю, что пролив выгоднее было пройти ночью, чтобы вступить в бой в море, где маневрирование было бы свободнее и ближе к Владивостоку.
Неприятель стал следить за нами явно только с рассветом 14 мая, когда нас увидел крейсер «Идзуми»; о приближении же нашем, сведения получены были, по-видимому, заблаговременно, о чем можно судить по энергичному телеграфированию японских отрядов 13 мая после полдня.
Наш разведочный отряд: «Светлана», «Алмаз», «Урал» – были столь слабые суда, что, по моему мнению, Командующий находил бесполезным держать их в голове строя, а, может быть, ожидал появления неприятеля с тыла и поставил туда разведочный отряд, чтобы быстро получать донесения»[33].
Крейсерам разведочного отряда, таким образом, предполагалось получить непосредственную защиту транспортов. Посмотрим опять на ход событий глазами командира крейсера «Алмаз»:
«1) Крейсером «Алмаз» командовал с 14 января 1902 г. по 8 июня 1905 г.
2) Разведочной службой не практиковались.
3) Малаккский пролив эскадра проходила в строе 4 кильватерных колонн без разведчиков.
4) Перед боем 14 мая и по приходе во Владивосток, котлы, машины и артиллерия крейсера были в полной исправности. Обрастание подводной части было значительное и отнимало ходу до 1½ узлов.
5) В виду полной исправности машин и котлов, мог давать 14 мая самый полный ход, что и делал во время боя на короткое время при расхождении с судами, ставя ручки электрического телеграфа на «самый полный ход». Но продолжительного большого хода, во время боя, не приходилось давать и ход менялся от малого до 16 узлов; при следовании во Владивосток, по отделении от эскадры, шел 16 узловым ходом.
6) Угля на крейсере «Алмаз», утром 14 мая, было 560 тонн, а, по приходе во Владивосток, его оставалось 180 тонн.
7) Окончательной гибели «Урала», «Камчатки» и «Руси» не видел. Во время боя видел, как в «Урал» попали один за другим два снаряда в носовую часть, после чего он стал садиться носом. Поднявши сигнал: «Терплю бедствие», он начал спускать шлюпки и сажать команду.
В конце боя, еще раз видел «Урал» в таком же погруженном состоянии, но со сбитой трубой.
Видел, как в «Камчатку» попал в трубу 12» снаряд, который произвел громадные повреждения. После этого ее больше не видал. «Руси» не видал.
8) Миноносца «Безупречный» во время боя не видал.
9) О положении Владивостока знал только по французским газетам. В них я вычитал, что Владивосток сильно минирован, как нашими, так и японскими минами, и что там имеется станция беспроволочного телеграфа.
В приказах и циркулярах по эскадре о морской обороне Владивостока не объявлялось.
10) Отделение крейсера «Алмаз» от эскадры произошло при следующих обстоятельствах: после гибели «Бородино» (7 ч. 10 м.), скоро стало темнеть, но, мне казалось, что наши броненосцы повернули влево, должно быть, чтобы сблизиться с нашими крейсерами. Темнота наступала очень быстро и «Олег», а за ним последовательно и другие крейсера и транспорты, шедшие ему в кильватер, повернули на юг. При совершенной темноте, я видел лишь поворот «Олега»; других же судов уже видеть не мог, так как было совершенно темно, а отличительных огней суда не несли. Повернули ли на юг наши броненосцы или только поворачивали влево, чтобы сблизиться с крейсерами, – не знаю.