ся, организм требует энергии. Настроение у меня было хорошее, ну еще бы, отбились от волков, убежали от охотника, а еще этот сон, не знаю, но мне словно легче стало, но все же, вспоминая об этом, чувство вины начинает терзать меня по-прежнему. Размышляя о своем, я ходил по лесу, как вдруг услышал писк. Прислушавшись, я осмотрелся по сторонам и, поняв, откуда он доносится, я осторожно отправился на него, достав пистолет из кобуры.
Метрах в двадцати я увидел лежащего около дерева черного волка, истекающего кровью. Надо отдать должное, волки сейчас стали просто монстрами какими-то, здоровые, мощные, в холке под полтора метра, не то, что в мое время.
Видно было, что животное страдает и вот-вот испустит дух. Увидев меня, он начал скалиться, но был не в силах подняться.
— Что, брат, не повезло тебе сегодня? — обратился я к волку и начал осторожно к нему подходить, кто знает, может ему все же хватит сил на последний рывок.
Но волк, услышав меня, убрал оскал и положил голову обратно на снег.
— Таков закон, причем твой же закон, либо ты, либо тебя, выживает сильнейший. — добавил я, подойдя к волку, и вытащил из разгрузки кинжал, — Я помогу тебе окончить страдания.
Я присел перед головой волка, как тот что-то прорычал, и из-за дерева, озираясь по сторонам, прижав уши и поджав хвост, к нам выбежал черный волчонок, он был еще совсем крохой, размером с домашнюю кошку, не больше. Щенок, попискивая, подбежал к своей, как оказалось, маме и лизнул ее в нос.
Волчица смотрела мне в глаза, не со злостью, а словно с просьбой, с мольбой о помощи.
— Хорошо, я присмотрю за твоим дитем. — осторожно положив ей руку на голову, прошептал я.
Как я догадался, да все просто, что ей еще может от меня понадобиться? Она смотрела то на меня, то на волчонка и жалобно поскуливала. После лизнула мою руку, а затем своего волчонка и, закрыв глаза, испустила дух. " Аааауууу", — тут же затянул волчонок, усевшись на свою пятую точку, задрав голову к верху.
— Ну что, браток, крепись, такова жизнь. — погладив пушистого зверька, сказал я, после чего взял его на руки и пошел к нашему костру, который кое-как разжег мой напарник.
Волчонок заметно нервничал и не совсем понимал, что происходит, он пытался рычать на меня, но получалось так себе. А еще он укусил меня за палец своими острыми, словно маленькие иголочки, зубами, за что тут же получил щелбан в свой черный влажный носик. Усевшись на руке, он посмотрел на меня, негодуя от щелбана, и недовольно фыркнул в знак протеста.
— А ты чего думал? Меня кусать нельзя! Подрастешь, будешь еще и по своей шерстяной заднице получать. — улыбаясь сказал я волчонку, и он, посмотрев на меня своими голубыми, словно небо, глазами, лизнул мне руку.
Вообще на ощупь он был мягоньким и пушистым, это все благодаря его щенячьему пуху, нормальной шерстью он еще не покрылся, но это вопрос времени. По окрасу шерсти он пошел в свою мать, черный, словно ночь, ни единого белого или серого пятнышка, когда вырастет, будет выглядеть шикарно и грозно, вот только оставлю ли я его себе? Хотя чего спрашивать, я уже и так это решил. Собак я люблю, чего только мой верный и умнейший Макс стоил, с полуслова меня понимал, не собака, а мечта, одним словом. Волк, разумеется, не пес, характеры у них больно разные, но я думаю, смогу воспитать этого обормота, по крайней мере, попробую.
— Это еще что? Это же волчонок! — попятившись назад, испуганными глазами оглядываясь по сторонам, нервным голосом пропищал Бегунок.
— Ну, а что такое? — не поняв спросил я у Бегунка, и мы с щенком уставились на него.
— Ты дурак? Сейчас мать его прибежит и устроит нам тут!
— А, ты про это, нет, мать его умерла, она мне его и отдала. — успокоил я своего напарника.
— И зачем он тебе? Продать хочешь? — спросил он у меня.
— Чего? Продать⁈ Вот ты как всегда, везде выгоду ищешь, все-то тебе украсть да продать! Нет, выращу, другом моим будет, и напарник из него хороший выйдет.
— Ага! Как же! Напарник, загрызет тебя, пока ты спать будешь, вот и весь напарник! Думаешь, ты первый такой, кто волка приручить решил? Много я слышал о таких вот мечтателях, да вот ни разу ни у кого не вышло, больно они злопамятные и своенравные!
— Ну так вот ты сейчас его критикуешь, а он все запоминает, вырастет и причиндалы тебе твои откусит, а я его за это только похвалю. — рассмеявшись ответил я Бегунку, располагаясь у костра.
— Злой ты человек, Макс. — с обидой сказал Бегунок.
— Ага, кто бы говорил.
Посидев у костра, мы перекусили, также я накормил волчонка, который с удовольствием умял целую банку тушенки, вылизав ее до блеска, а затем улегся мне на колени и, свернувшись клубочком, сладко засопел. Осмотрев ногу Бегунка, я пришел к выводу, что вторая нога все же не сломана, отек спадал, причем очень быстро. На вторую ногу Бегунок, разумеется, еще не скоро сможет наступать, я стянул ее посильнее бинтами, чтобы фиксация была пожестче, гипса то нет.
Закончив со всеми делами, решил, что пора было двигаться дальше, пока еще каких-то приключений не нашли на свою голову. Волчонка я вручил Бегунку, и тот тут же был укушен за нос за то, что начал ерепениться, мол, я его в руки не возьму, и вообще мне кошки больше по душе. Но вариантов я ему не оставил, и тот, прикрыв щенка бушлатом, брезгливо прижал к себе.
Погода опять подсыпала нам неприятностей в виде обильного снегопада, из-за чего я постоянно наступал то в лужи, то в грязь, а разок не заметил пенек, и мои самодельные сани-носилки опрокинулись, и Бегунок вместе с волчонком укатились в сторону.
С наступлением темноты мы остановились на ночлег, все как обычно, разожгли костер и принялись греть воду и еду. Пока я шел, все думал о том, как бы назвать своего нового приятеля, на ум сразу же пришел старый добрый мультик про Маугли, и я решил назвать волчонка в честь мудрого вожака Акелла, сокращенно Ак, почти как автомат. Волчонку имя понравилось, и он даже через раз начал на него окликаться.
И так день за днем мы продвигались вперед, дорога в основном была по лесу, иногда мы выходили на большие заброшенные и поросшие молодыми деревьями поля. Погода совсем не радовала нас, с каждым днем становилось все холоднее, и снега становилось все больше и больше. Мои переживания за здоровье Бегунка были напрасными, ему было хоть бы что, ни единого признака простуды. Акелла с радостью бегал вокруг нас во время дороги, а также мы в один из дней подстрелили косулю, которую потом с удовольствием уплетали. В дороге мы провели уже шесть дней, Бегунок сказал, что завтра мы должны выйти к большой дороге, и уже оттуда до деревни нам останется один день ходу. По ночам на нас больше никто не нападал, разве что я заметил наблюдающую за нами с высокой сосны молодую рысь, но та вряд ли рискнет, мы для нее крупноваты, но я на всякий случай оставил на дороге кусок зажаренной косули на большой кости, пусть полакомится.
Наконец-то выйдя на дорогу, я тут же наткнулся на следы, попутно нам в сторону деревни совсем недавно тут проехала повозка, запряженная одной лошадью.
— Надо догнать. — обратился я к Бегунку, закуривая сигарету и поглядывая на следы.
— С чего ты взял, что они недавно прошли? — поставил он под сомнение мои выводы.
— Как с чего, снег только-только закончился, а следы, смотри, не припорошило даже, а еще вон куча лошадиная, от которой пар идет, так что рядом они. — развеял я его сомнения.
— А может ну его нафиг, вдруг опасные какие? Народ нынче злой в дороге. — усомнился Бегунок.
— Слышь ты, тюлень! Вот кто сейчас злой, так это я, сколько дней я уже тебя на себе тащу? Так что если будут быковать, то сильно пожалеют, держись, попробуем догнать. — злобно сказал ему я и, сделав глубокую затяжку, выкинул сигарету в сторону и, взяв свои оглобли, бегом побежал по следам.
К счастью, долго бежать не пришлось, за поворотом мы нагнали повозку, мужики решили по нужде сходить и устроили себе привал, как раз костер разжигали. На дороге стояла черная лошадка, запряженная в телегу, на которой стояла деревянная клетка. На обочине три мужика в овечьих тулупах сидели у костра и грели воду в котелке. Вот только, увидев эту картину, Бегунок сильно так побледнел, и его затрясло.
— Макс! Макс, стой, молю тебя! Не приближайся к ним! — зашептал он.
— Что такое? — удивился я, остановившись.
— Это плохие люди, очень плохие люди! Они служат барону, помнишь, я рассказывал, как обманул одного простофилю, он выпустил меня, и я сбежал от людей, которые меня пленили.
— Ну.
— Вот это они! Если они меня увидят, то тебе несдобровать! Как бы они не за мной туда ехали.
— Ладно тебе, не боись, буду я трех обормотов еще бояться. — отмахнулся я от напарника.
— Ну тогда сразу убей их, пока мы не подошли, с автомата!
— Нет, если будут бычить, то рога я им обломаю, а если нет, то пусть идут с миром, тебя я им не отдам, слово даю.
— Дурак, какой же ты дурак! Они очень сильные и опытные, они таких, как ты, пачками ломают.
— Эх, Герасим, Герасим, бестолковый ты человек. Я говорю, не бойся, значит, не бойся, у тебя выбора все равно нет.
Приблизились к путникам, они обратили на меня внимание, но особо интереса не проявили, а все так же продолжали сидеть, покуривая трубки.
— Здорово, мужики, пустите у костра погреться? — дружелюбно улыбнувшись, обратился я к троице.
— Здоровей видали и тех не боялись! — хором ответила троица, после чего все рассмеялись.
— Погрейся, конечно, нам не жалко, как величать-то тебя? — добавил один из них.
— Я Макс, это Акелла. — указал я на волчонка, что бежал рядом, — А этого Герасимом зовут. — указал я на Бегунка, на котором лица в данный момент не было.
— Ля, Степан, ты погляди, кого к нам ветром занесло. — ухмыльнувшись, сказал один из мужчин, показывая пальцем на Бегунка.
— Вот те раз! На ловца и зверь бежит. Мил человек, ты где этого гаденыша выцепил? — спросил у меня Степан, довольно улыбаясь.