— Ну да! Сам постой там с ними! Им нужно указывать на их место и на то, что за попытку бежать и бузить наказание только одно и это не обсуждается! — недовольно фыркнул адепт.
— Ну тебе виднее. — сдался охранник и открыл ворота.
Настал тот самый долгожданный момент — я зашел на территорию врага, можно сказать, первый этап прошел успешно. Не подавая вида, я начал жадно стрелять глазами по сторонам, собирая информацию об окружении. Но вот досада, а смотреть, по сути, было не на что. Афанасич, старый черт! Даже тут все продумал, за стеной была возведена еще одна стена, но пониже и деревянная, она полностью перекрывает нам обзор, и все, что я видел, это небольшую стоянку, на которой стояла мототехника, пара пикапов с турелями и три грузовика, предназначенных для перевозки людей. На этом все, нас вели словно по лабиринтам, того и гляди из-за угла выскочит минотавр. Нас вывели на площадку, огороженную забором, по периметру которой стояли большие бочки с водой и деревянные ведра.
— Быстро мыться, у вас пять минут! — прокричали наши конвоиры, и народ потянулся к бочкам, дабы окатить себя водой и хоть как-то смыть с себя грязь.
А грязи на нас было очень и очень много, не снимая с себя одежды мы активно обливали себя с головы до ноги и передавали ведра друг другу по очереди. Вода была прохладной, то, что нужно после тяжелого дня. После быстрого ополаскивания (душем это все же сложно назвать) нас повели дальше. Далее ждала примерно такая же площадка, все так же огорожена деревянным забором, но теперь уже с егозой, натянутой словно гитарные струны тремя нитками сверху. Здесь нас ждали грубо сбитые дощатые столы и лавки, а в углу около огромного, металлического чана, под которым тлели угольки, стояли такие же рабы с черпаками в руках и горой ржавых, металлических мисок. Основная часть охраны ушла в неизвестном для меня направлении, осталось лишь десять человек во главе с главным, тот что был в красном балахоне.
— Что тут у нас? — недовольно сморщившись, подошел адепт к чану с варевом и посмотрел в него, а затем, сморщившись, окинул рабов взглядом и ехидно улыбнувшись, плюнул прямо в еду. — Приятного аппетита. — добавил он и махнул рукой, чтобы рабы подходили за пищей.
И все покорно пошли, никого не смутило его действие. Рабы, звеня цепями на ошейниках, брали миски и подходили к котлу, из которого им большим черпаком наливали воняющую субстанцию и давали кусок черного хлеба. Не привлекая внимания, я, как и все, взял еду и сел за стол. Ложек не давали, так что все ели как могли, макая хлеб в бульон и хватая гущу руками. Хлеб на ощупь был как кирпич, а еще в его черной структуре отчетливо проглядывались опилки. Сама же жижа была похожа на какое-то овощное рагу или же суп, я смог разглядеть в нем капусту, картофельные очистки и морковь, что там было еще — непонятно, так как все это было жутко разварено, но я даже не уверен, что хочу это знать.
Есть я, разумеется, это не собирался, так что отдал свою пайку соседу, который чуть не расплакался от радости и накинулся на еду, макая в нее черный брикет, называемый хлебом. По окончании приема пищи нас отвели в бараки. Тут было три здания, сколоченных все из тех же грубых необработанных досок, с большими воротами, словно это гараж, разве что высота была небольшой, от пола до потолка около двух метров. Дождик продолжал идти и крыша протекала, вода спокойно капала на пол. Внутри не было ничего, только голая, холодная земля, на которой все было засеяно соломой. Стоило войти внутрь, как рабы начали подминать под себя солому, обустраивая себе лежанки в местах, где не капает с потолка, и ложась спать. Вот и вся их незамысловатая жизнь.
Сна у меня, разумеется, не было ни в одном глазу. Я пребывал в шоке от подобного отношения к людям. Нет, я в своей жизни разного насмотрелся, и мне даже доводилось посидеть в яме в качестве пленника, но поступать так с людьми, которые по сути выполняют за тебя всю грязную работу, это уже перебор. Ворота на ночь не закрывали, и даже свет прожекторов не светил в сторону барака. Но две вышки метрах в тридцати от нас все же стояли. На каждой вышке дежурило по одному адепту, и они периодически наблюдали за нами, а так в основном переговаривались между собой. Я в свою очередь думал о том, что делать дальше. Ведь ситуация вырисовывается не самая приятная. У меня пока просто нет возможности как-то проникнуть дальше. Я, конечно же, могу поджечь тут все и воспользоваться моментом, но из-за этого возникнут вопросы, кто это сделал и откуда у рабов взялся источник огня. Все это может привлечь внимание высших чинов, но это мне не нужно.
Поднявшись на ноги, я вышел из барака и обошел его, направившись к общественному туалету, пытаясь хоть за что-то зацепиться глазами. Но ничего не было, никаких идей. Я могу попробовать оторвать доску от забора и незаметно перейти за периметр, но утром нас, словно цыплят, будут пересчитывать, и если меня не найдут, то поднимется тревога, и опять же я получу лишнее внимание, а это не годится. Вернувшись обратно, я лежал в соломе около ворот, постоянно смотря перед собой, изучая время смены караулов. Меняли они тут по очереди, один ушел — сменился, потом второй ушел — сменился. Это было моим шансом, примерно на три минуты охранник на вышке оставался один. И, дождавшись нужного момента, я приступил к действию. На улице было все так же пасмурно и темно, так что видимость сильно ограничена. Достав отмычку из кармана, я бесшумно расстегнул ошейник и осторожно вдоль стены двинулся к вышке. Адепт, стоящий на охране, смотрел в другую сторону и зевал. Чем я и воспользовался, вышка была невысокой, около двух метров, с деревянной лестницей. Осторожно встав на нижние ступеньки, я рывком заскочил к адепту на площадку и нанес мощный удар ему прямо в лоб, от чего тот потерял сознание. Затем я завалил его на плечо и потащил за барак. Следующим пунктом было переодевание, я снял с него всю одежду и надел ее на себя, а свое, соответственно, на него. Затем я сильно избил его, превращая лицо в кровавое месиво, да и тело все стало покрыто гематомами, и только потом свернул ему шею. Все было сделано для того, чтобы по утру его никто не смог опознать. Следующим шагом я затащил его в барак, надел на него свой ошейник, присыпал соломой и бегом отправился на вышку, дожидаясь напарника. Сменщик не заставил себя долго ждать, адепт в красном балахоне вальяжно шел в сторону своей вышки, насвистывая какую-то мелодию. Он подошел к вышке, взобрался на нее, вставая под козырек, и обратился ко мне, поправив автомат, висящий на плече.
— Можешь идти отдыхать, я своего сменщика разбудил, он уже одевается. — добродушно сказал он.
— Спасибо. — кивнул я, после чего слез с вышки и отправился в сторону, откуда он пришел.
Куда идти я не знал, так что просто приглядывался к свежим следам, оставленным на дороге, и следовал по ним, пока не вышел к большой кирпичной казарме. Из которой как раз вышел заспанный адепт в таком же красном балахоне, и, потянувшись, он обратился ко мне.
— Ты от рабов? — уточнил он у меня.
— Ага, от них самых. — ответил я.
— Отлично, иди отдыхай. — сказал он и прошел мимо меня.
Вроде пронесло, а что дальше? Как быть в казарме, судя по голосам, которые из нее доносятся, спят там далеко не все. Но не пойти я туда не могу, а то вызову очередные подозрения.
— Ладно, была не была. — прошептал я себе под нос и потянул на себя дверь.
Глава 14
Стоило мне перешагнуть порог, как в нос ударил запах классической казармы: пота, портянок, алкоголя и оружейной смазки. Казарма была обставлена по минимуму, центральный проход, по краям которого стояли двухъярусные металлические кровати, на них сейчас спали адепты, всюду царил полумрак, только две тусклые лампочки светились под потолком в качестве дежурного освещения. Также здесь была канцелярия с приоткрытой дверью, через которую я увидел сидящих за столом мужчин, играющих в карты и потягивающих вино из обычных кружек.
— Эй, новенький, ну куда ты поперся, а оружие сдавать? — недовольно фыркнул адепт, высунувшийся из проделанного в двери окошка, над которым было написано «оружейная комната».
Я тут же сменил курс и, подойдя к окошку, скинул автомат и старый добрый советский подсумок с ремня, в котором у меня оставалось три полных магазина, четвертый был примкнут к автомату.
— А разряжать кто будет? Вы что, такие важные все из цитадели приехали? Вас там чему вообще учили? — нахмурившись, спросил у меня оружейник.
— Извините, я просто устал. — максимально неуверенным голосом ответил я.
— Устал он, привыкли там ни хрена не делать, свалились на нашу голову! — недовольно ворчал оружейник, разряжая мой автомат. Проверив все патроны, он положил полный магазин обратно в подсумок и убрал автомат в оружейную пирамиду.
— Ну и чего ты стоишь? Иди спи, через три часа тебя разбудят, поедете на стройку, там что-то сносить планируют, будет громко. Командование боится, как бы рабы с испугу не разбежались, так что охрану там усиливают. — пояснил оружейник, и я, кивнув, отправился в глубину спального помещения.
Свободных кроватей тут было немного, и, к моей радости, они были подписаны. А именно, на каждой кровати висела табличка с номером, соответствующим номеру жетона, который я снял с убитого адепта. Сложив вещи как все, я улегся на жесткий матрас и выдохнул с облегчением, во-первых, вроде бы как получилось, и, во-вторых, трофейные сапоги мне очень жали, того и гляди пальцы, словно у волка из мультика, через носы вылезут.
Спать я, разумеется, не собирался, лишь лежал с закрытыми глазами и внимательно слушал, что творится вокруг меня. Особенно меня интересовали те люди из канцелярии, что выпивали и резались в карты. Их было плохо слышно, но суть разговора я понимал. Они очень сильно переживали из-за четырех самых сильных отрядов, а именно всадников апокалипсиса, чьи командиры являются сыновьями командующего легионами. Всадники не церемонятся ни с кем, ходят тут как хозяева и творят, что хотят, а владыка как будто бы ничего не замечает. Некоторые считают, что командующий может попробовать силой забрать у него власть. В остальном был разговор о том, что на втором берегу идет самая настоящая война с гулями. Они ищут их гнезда и выжигают там все напалмом, чтобы ни одна тварь не выжила. И, разумеется, о том, что рабы дохнут словно мухи от такой изнурительной работы и плохой кормежки. Больше ничего полезного я не услышал.