менее одной минуты. Давайте рассмотрим это на примере.
— Еще? — спросил Сайлас, поднимая ладошки, покрытые пальчиковыми красками. Ему было почти два года, и он начинал строить фразы.
— У нас больше нет красок, — сказала я и встала, чтобы убрать его набор для рисования.
— Назад, назад, Мими! — воскликнул он, показывая, чтобы я села снова.
— Давай сейчас займемся чем-нибудь другим, — сказала я, убирая краски в ящик.
Он вскочил на ноги, скрестил ручки на груди, отвернулся от меня и сказал:
— Сай злится.
— А, ты злишься, — признала я, опускаясь перед ним на колени.
Он повернулся, глядя на меня исподлобья.
— Сай ужасно сердится, — проворчал он и надул губы.
— Да, я вижу, ты и правда сейчас ужасно сердишься, — рассудила я.
Он поднял руки и плечи, как чудовище Франкенштейна, и посмотрел прямо на меня.
— Сай злой, как монстр! — прорычал он, нахмурив брови.
— О, ты чудовищно зол.
На этом он опустил руки, склонил голову и приятным голосом сказал:
— А теперь поиграем в кукольный театр?
Чувства растворяются быстро и легко, если детям разрешают проживать и выражать свои эмоции.
Когда мы были детьми, большинству из нас говорили (а иногда и по сей день говорят): «Не сердись», «Ты этого не чувствуешь», «Это некрасиво» и т. д. Нас учили подавлять эмоции, а на это нужно больше сил, чем на то, чтобы их выражать. Более того, подавленные чувства становятся глубокими и искажаются. Гнев может перерасти в ярость, горе — в озлобленность, а ревность — в ненависть. Если мы понимаем свои эмоции, мы способны с ними справиться, пока до этого не дошло.
Когда мы чувствуем, что нас бросили, мы переживаем разлуку как оставленность. Мы получаем внутренний сигнал: «Кто-то, кто тебе был нужен, тебя бросил». Когда мы видели, как мамина машина выезжает со школьной стоянки, или когда друг уходил домой, в раннем детстве мы часто чувствовали себя брошенными.
Взрослые, так же как дети, могут ощущать, что умерший человек их бросил. «Я так сержусь, что он умер и оставил меня одну, — часто говорят вдовы. — Но как можно сердиться на него, я же знаю, что он не виноват? Он не хотел умирать». Чувство оставленности может быть нерациональным, но, если оно возникло, оно будет появляться с каждой новой утратой. Пока его происхождение остается загадкой, горюющих это ощущение обескураживает.
Мы чувствуем гнев, когда кто-то или что-то, что нам дорого, бывает попрано или нарушено. Цель гнева — послать внутреннее предостережение: «Стой! Так продолжать нельзя». То, что случилось с героями нашей следующей истории, могло произойти с кем угодно.
Я отнесла вещи в химчистку, куда ходила больше десяти лет и которую неизменно горячо рекомендовала знакомым. Как всегда, один из двух владельцев заведения, Дэйв, приветствовал меня словами:
— Я сделаю все после обеда.
— Я уезжаю из города, — сказала я, — и до следующей недели не вернусь, так что можете не торопиться.
— Ну, может, вы сегодня еще поедете этой дорогой, — настаивал он, — поэтому я на всякий случай все приготовлю.
— Нет, — повторила я, прощаясь. — Меня не будет по меньшей мере неделю, нет нужды торопиться.
Неделю спустя я зашла за своей одеждой. Дэйв был занят с другим посетителем, поэтому ко мне, впервые за все время, вышел из-за стеклянной перегородки совладелец химчистки.
— Вам нужно что-то забрать? — прорычал он, топая ко мне, уперев руки в боки.
Когда он вынес мою одежду, он громко хлопнул по пакету и проорал:
— Где вас черти носили в прошлый вторник?
— Что вы хотите сказать? — спросила я.
Он оторвал от пакета бирку и швырнул ее на прилавок между нами.
— Видите эту красную бирку? — прокричал он, стуча по ней кулаком. — Это значит, мы спешили как сумасшедшие, чтобы выполнить ваш заказ, а у вас хватило совести не забирать его целую неделю! Я просто хочу узнать, где вас черти носили вместо того, чтобы явиться сюда.
Я снова постаралась спокойно объяснить, показывая на Дэйва:
— Я говорила ему, что меня не будет неделю. Он сам решил выполнить заказ побыстрее.
Дэйв взглянул в нашу сторону, но вмешиваться не стал.
— Ничего подобного! На одежде не было бы красной бирки, если бы вы на этом не настаивали!
Я чувствовала, как его гнев клубится вокруг меня. Замечания этого мужчины разрушали мое представление о себе как о приличном и заботливом человеке. Я не заслуживала такого обращения, ведь я ясно сказала Дэйву, что меня не будет неделю.
«Необходимо это прекратить! — сигнализировал мой гнев. — Нельзя позволять ему обращаться с тобой с таким неуважением».
Я понимала, почему сержусь, и хотела обдумать другие варианты реакции, прежде чем ответить. Я могла бы снова попытаться объяснить ситуацию, могла бы предложить поговорить с Дэйвом или пообщаться с Дэйвом наедине. Мне на ум приходили и другие варианты, однако в тот день я решила проголосовать ногами. Я заплатила мужчине, как если бы он был автоматом для выдачи одежды, не глядя ему в глаза, ничего не говоря, не давая ему ни малейшей возможности снова меня оскорбить. Уходя, я сказала: «До свиданья». Было понятно, что я не вернусь, и это смирило мой гнев. Я знала, что больше этот человек меня не оскорбит.
Эта простая история иллюстрирует, что гнев — это естественный сигнал о том, что к нам так или иначе применили насилие. Если мы понимаем смысл гнева, мы скорее избавимся от него каким-нибудь рациональным способом.
Гнев, вызванный горем, все же более сложное переживание, и тому есть ряд причин. В этом состоянии трудно думать, эмоции обострены, и их легко возбудить. В результате горюющие проскакивают стадию интеллектуальных рассуждений и реагируют только на чувства.
Зачастую гнев рассматривается как культурное табу, что еще сильнее осложняет дело. Многим детям говорят: «Некрасиво так себя вести», если они выказывают свой гнев. В результате, вырастая, они верят, что любое проявление гнева нарушит моральные устои или покажет, что они потеряли контроль. Попытки сдержаться вызывают ненужные страдания, ведь есть немало способов выразить здоровые чувства. Хотя мы можем показаться менее «милыми», мы все же наберем очков на шкале честности и прямоты.
Еще сложнее, когда гнев направлен на что-то или кого-то, на кого злиться нельзя, например на умершего или на Бога, — это может вызвать чувство вины. Мало кто решится озвучить то, что кипит в глубине души: «Где же Ты был, Господи? Почему не ответил на мои молитвы?»
Гнев приводит в замешательство, если непонятно, на кого он направлен. Обычно все проясняется, когда люди, пережившие утрату, начинают проговаривать свои чувства. «Рак такой ужасный», — слышат они свои собственные слова, пытаясь найти объект гнева. «Я так зла на этих врачей», — выдают другие. Стать объектом собственного гнева можем и мы сами: «Так злюсь, что я тогда ушла». Когда люди говорят: «Смерть несправедлива», речь часто идет о смертности.
Вне зависимости от объекта, на который направлен гнев, чувства надо выражать; в противном случае они проявятся в виде ярости, озлобленности, обиды и ненависти. Это положение иллюстрирует пример миссис А.
Вначале миссис А. сердилась на дочь за то, что та покончила с собой, но отказывалась признать свои чувства. Гнев, сверкавший в ее глазах, стал пугать ее маленьких внуков. Затем ее все более эмоциональные вспышки и обиды привели к разводу. Другие родственники были в ужасе, когда она выплескивала свою ярость на них, и тоже перестали с ней общаться. Когда миссис А. уже не могла больше отрицать свой гнев, она принялась агрессивно винить в смерти дочери ее психиатра и ее друзей. Дальше она стала нападать на учителей, на систему образования и на общество в целом. В конце концов ее работодатель потребовал, чтобы она проконсультировалась у психолога, который помогает горюющим. Врач пришел к нам за советом после того, как миссис А., внезапно охваченная яростью, выскочила из его кабинета, но больше женщина не вернулась ни к нему, ни на работу. Очевидно, что ее гнев стал нефункциональным.
Сегодня ненависть и горечь, которые она транслирует, отталкивают всех, кому приходится с ней общаться. Миссис А. все еще переходит с одной работы на другую, переезжает из штата в штат, но в ее сердце ни на мгновение нет покоя. Утрата травмирует и делает нас лучше или озлобляет — все зависит от нас.
Тревога и моменты паники характерны для периода после утраты. Однако, если ими не заниматься, они могут перерасти в панические атаки или паническое расстройство. Давайте сравним тревожность, панику, панические атаки (приступы паники) и паническое расстройство.
Тревога — состояние нервозности. Она шлет сигнал: «Это может повлиять на мое будущее». Большинство людей время от времени тревожатся, например ожидая важной встречи или звонка. Беспокойство возникает также при необычных обстоятельствах: во время беременности, родов, серьезной болезни и после утраты.
Горюющие знают, что их эмоциональное состояние связано с их потерей. Так, вдовцы понимают, что их беспокоит страх перед очередной одинокой ночью.
Тревогу могут сопровождать внезапные, непродолжительные и интенсивные приступы паники. Люди, им подверженные, так же как и страдающие от беспокойства, знают, чем вызвано такое состояние. Если вдовцы переживают по поводу одиноких ночей, вдовы паникуют, чувствуя, что под угрозой их безопасность и благосостояние.
Панические атаки, связанные с горем, сложнее, чем просто паника, потому что они появляются внезапно и без очевидных причин; человеку может казаться, что приближаются безумие или смерть. Хотя ученые пока продолжают изучать панические атаки, бесспорны три момента: их вызывает биология, а не личностные особенности; обусловленный горем стресс играет с