Поглощенные горем: Когда горе оборачивается депрессией
Таким образом депрессия, когда она в конце концов пришла ко мне, в сущности, не была незнакомкой, даже не была посетительницей, явившейся без уведомления:
она стучалась в мою дверь десятки лет.
Молодой юрист по имени Стив, имевший обширную практику, был преданным мужем и отцом до тех пор, пока не стал предаваться несвойственному ему разврату. У Стива начался роман с лучшей подругой жены, затем он переключился на двух секретарш из офиса. Коллеги были возмущены. Жена оставила его, работа пошла под откос. Пытаясь спасти брак и работу, он обратился к психотерапевту.
На первой же терапевтической сессии Стив открыто признался, что он в тупике. Он искренне любил жену и хотел сохранить брак. С другой стороны, он испытывал непреодолимое желание добиться каждой привлекательной женщины, встречавшейся на его пути. Бывали моменты, сообщил Стив, когда он чувствовал себя отделенным и дистанцированным от своего импульсивного поведения, как будто бы он был сторонним наблюдателем.
Я попросил Стива рассказать о его детстве. Выяснилось, что он – единственный оставшийся в живых ребенок в семье. У него был младший брат, который разбился на мотоцикле полтора года назад. Однако Стив тут же заверил меня, что уже оправился от его смерти. Он и брат никогда не были близки, поскольку очень отличались по темпераменту.
Стив описал брата как «героя», ветреного дамского угодника, который никак не мог угомониться. Сам же Стив всегда был послушным сыном, хорошим студентом и образцовым семьянином. Его родители на словах одобряли его образ жизни, состоявший из сплошных достижений, но Стив знал, что на самом деле их радовали сексуальные подвиги брата, которого они даже прозвали «Дон Жуаном».
После несчастного случая Стив согласился заняться организацией похорон. У родителей была одна просьба: брат должен быть похоронен с ключом Клуба плейбоев в руке. Стив возражал, но родители проигнорировали его доводы, и он вынужден был выполнить их желание. Брата поместили в гроб со скрещенными на груди руками, в которые вложили этот ключ как символ сексуального стремления.
В следующие несколько недель терапия Стива быстро продвигалась. Когда он описал свое развратное поведение как полностью не соответствующее его характеру, я поинтересовался, знал ли он кого-то, кто вел бы себя подобным образом. Стив начал сравнивать свои выходки с тем, что он не любил в брате. При этом Стив обнаружил, что отождествил себя с флиртующим братом, соперничая с ним, как всегда, в стремлении завоевать родительскую любовь. Он возродил конфликт и вновь загорелся желанием быть любимым сыном – обычным для детей бессознательным желанием добиться родительской привязанности в большей мере, чем соперник.
Нездоровые идентификации
После чьей-либо смерти мы иногда замечаем, что переживающий горе на некоторое время приписывает себе физические особенности утраченного человека. Это отождествление может быть нездоровым, например, когда скорбящий перенимает симптомы болезни умершего. Так, Колин М. Паркс сообщает о женщине, чей муж из-за инсульта потерял речь. После его смерти вдова не могла говорить в течение десяти дней[65]. Однако я сосредоточусь на более долговременных идентификациях, которые нарушают психическое равновесие человека.
Концепция нездоровых идентификаций может показаться надуманной, но таких примеров много. Например, ребенок, узнавший жестокое родительское обращение, вырастая, сам становится жестоким родителем. Конечно же, взрослый знает, что злоупотреблять родительской властью недопустимо, знает и даже клялся, что никогда не причинит ребенку вреда, но он просто не способен совладать с собой. Дело в том, что он сам вырос в атмосфере, где вторжение в личное пространство и агрессия были частью родительского отношения к нему. До тех пор, пока он не сможет изжить проистекающую из детского опыта идентификацию, цикл будет повторяться, несмотря на самые лучшие сознательные намерения[66].
Мы не можем сказать с уверенностью, что именно было не так в случае Стива, но давайте рассмотрим случай подробно. Смерть брата была и внезапной, и насильственной – два фактора риска. Существовал еще один фактор риска: незавершенная история их отношений. Это были отношения десятилетней давности, но они стали актуальными, когда родители настояли, чтобы брату в гроб положили ключ Клуба плейбоев. В довершение всего Стив, одолеваемый завистью, по крайней мере бессознательно, желал, чтобы его брат умер; таким образом он смог бы заполучить значительно больше родительского внимания. Логически мысля, Стив никогда не пожелал бы смерти брата, но бессознательное не подчиняется логике. Теперь его желание было удовлетворено, и он чувствовал вину за это.
Отметьте здесь разницу между психологическими схемами вечноскорбящего, с одной стороны, и поглощенного горем, с другой. Вечноскорбящий постоянно проигрывает отношения, сохраняя границу между собой и утраченным другим нерушимой, четко определенной. Поглощенный горем, проводящий нездоровые идентификации, утрачивает эти границы. Проделывая работу горя, Стив не мог забыть о том, как соперничал с братом, добиваясь родительской любви. Он ассимилировал соперничество – поделил себя, чтобы воплощать обоих соперников. Его психика стала полем сражения[67]. То, что не нравилось Стиву в брате, сделалось тем, что он не невзлюбил в себе. Если бы Стив продолжал двигаться по тому же пути, в конце концов он погрузился бы в депрессию.
Терапия Стива продвигалась быстро. Мы сосредоточились исключительно на неразрешенной скорби о брате и завершили работу за четыре месяца. На одном из наших последних сеансов Стив рассказал о том, как он смотрел на привлекательную женщину и пытался избавиться от вожделения к ней. Он ударил себя в грудь, как будто обращаясь к внутреннему психическому двойнику брата, и сказал: «Оставь меня». Это чрезвычайно ободряло, потому что указывало на то, что Стив в конце концов не просто рационально понял психический процесс идентификации: он понял ее динамику на уровне переживаний.
В случае Стива обнаружить нездоровую идентификацию было просто, потому что он подробно изложил реальные факты своей истории. Иногда идентификация формируется на основе психической правды или мифа. Однажды я столкнулся с пациентом, который был чрезвычайно осторожным[68]. Его робость происходила из раннего детства, когда он подвергся радиационному облучению по причине проблем с вилочковой железой. Чрезмерно опекавшая его мать постоянно беспокоилась о здоровье сына. Она заставляла его все время носить головной убор, чтобы уберечься от солнца, так как он уже получил избыток рентгеновских лучей в больнице. В процессе анализа мой пациент стал проявлять интерес к своему заболеванию и истокам такой назойливой заботливости у матери. Он навел некоторые справки и выяснил, что на самом деле болел его младший брат! Мой пациент не страдал заболеванием вилочковой железы, но он действительно испытывал душевные муки в тот период, когда мать пренебрегала им, заботясь о его брате. В отчаянной бессознательной попытке завоевать ее любовь он приписал себе болезнь брата. Быть больным и нуждающимся в опеке означало завоевать материнскую любовь – точно так же, как для Стива стать плейбоем означало добиться внимания родителей.
Когда горе оборачивается депрессией
Ясно без слов, что депрессию вызывает комбинация многих факторов: психологических, физиологических, биохимических, генетических и психосоциальных[69]. Здесь я сосредоточусь на депрессии, возникающей из-за неразрешенного горя. Людей, страдающих от такой депрессии, я называю «поглощенными горем».
У поглощенных горем нет ощущения, что источником их проблемы является неразрешенное горе. Стив искренне убедил себя в том, что он оправился от смерти брата и эта утрата не имеет для него последствий. Это произошло потому, что он, всецело отождествил себя с психическим двойником брата, вобрав в себя и то, что ему нравилось в брате, и то, что он ненавидел в нем. Такой процесс известен под названием «полной идентификации». При неосложненном горе идентификация, наоборот, осуществляется избирательно, и близкие люди покойного приписывают себе достойные, обогащающие их черты умершего. Обычно свидетельства полной идентификации более неуловимы, чем это было в случае Стива.
Депрессия – это невыраженный гнев, обращенный вовнутрь. Поглощенные горем направляют внутрь себя как гнев, который они адресуют утраченному человеку, так и вызванную этим гневом вину. Главный вопрос работы горя – сможем ли мы примириться в утраченными отношениями, перестать проигрывать их и двинуться дальше – оказывается мучительным для поглощенных горем. Он становится вопросом «А стоит ли жить» – как у шекспировского Гамлета, наиболее известного литературного героя, поглощенного горем.
Быть или не быть – вот в чем вопрос,
Что благороднее: в уме сносить
Судьбы враждебной стрелы и каменья
Или вооруженным противостояньем
Несчастий море одолеть[70].
Сновидения
Зачастую у поглощенных горем сюжетная линия сновидений отражает их внутренние конфликты, возникающие вследствие приписывания себе как привлекательных, так и вызывающих ненависть черт утраченного человека. Джейсону приснилось, что он одет в прекрасный костюм, который на самом деле принадлежал его умершему брату. Когда Джейсон попытался снять его, то не смог: одежда вросла в его плоть. Прежде чем кончился сон, одежда-кожа стала разлагаться. Сюжет этого сновидения отражает факт отождествления с утраченным братом и в то же самое время свидетельствует о желании сновидца освободиться от нездоровой идентификации. Но он не может сделать это. Поглощенные горем, по определению, находятся в депрессии, что и отражается в их снах. Например, им может сниться, что у них изнурительная болезнь – такая, как рак. Одному мужчине приснилось, что у него гангрена ноги, но доктора не могут сделать операцию и спасти его.
Уильям Стайрон: победа над депрессией
В 1990 году писатель-романист Уильям Стайрон опубликовал книгу «Зримая тьма» – скрупулезное и красноречивое свидетельство того, как он скатывался в грозящую суицидом депрессию, когда ему было около шестидесяти лет[71]. Стайрон соотносил эту депрессию с незавершенной скорбью об умершей матери, которую он потерял, будучи маленьким мальчиком. Однако Стайрон пишет, что в течение многих лет не подозревал о том, что ее смерть оказала на него такое воздействие. Благодаря напряженной работе и пьянству он подавлял свои неразрешенные и бессознательные конфликты, связанные с ее утратой. Стайрон женился, создал семью и достиг большой известности как писатель. Но горе давало о себе знать. Его тело противилось алкоголю, лишая его таким образом одной из его принципиальных линий защиты. Он стал подавленным, боялся заболеть и в итоге утратил работоспособность. Меланхолия взяла над ним верх, и это была тьма, которую ничто не могло рассеять: ни успех, ни семейное счастье, ни медикаментозная терапия.
Однажды ночью после того, как он чуть не совершил попытку самоубийства, Стайрон согласился на госпитализацию, на чем настаивали близкие. В больнице он начал медленно докапываться до истока своего страдания. Причина, по которой он не смог успешно справиться с утратой матери, не была тайной. К моменту ее смерти ему исполнилось всего лишь одиннадцать лет, а это слишком юный возраст для того, чтобы расстаться с родителями: то есть Стайрон был неспособен полностью пережить утрату.
Художники часто используют искусство для прорабатывания бессознательных конфликтов. Произведения Стайрона, которые населены персонажами, погруженными депрессию, помышляющими о самоубийстве, наглядно демонстрируют, с какими демонами он сражался. Он не осознавал депрессии, но интуитивно знал, как ее изобразить:
«После выздоровления и появления способности размышлять о прошлом в свете моего сурового испытания, я начал ясно видеть, как цепко депрессия ухватилась за внешнюю грань моей жизни и не отпускала меня в течение многих лет. Суицид был неизменной темой в моих книгах – трое из моих главных героев покончили с собой. Впервые за многие годы перечитывая эпизоды из написанных мною романов, где мои героини шли навстречу верной гибели, я, ошеломленный, осознал, насколько точно я воссоздал панораму депрессии в душах этих молодых женщин»[72].
Я бы также указал на тему его романа «Выбор Софи», сводящуюся к главной дилемме поглощенных горем[73]. В романе описывается, как в нацистской Германии мать-еврейка вынуждена за доли секунды принять решение о том, кого из двух детей оставить при себе. Она мучается от принятого ею решения, потому что другой ребенок таким образом обречен на смерть. Здесь воссоздана динамика переживаний поглощенного горем: как убить часть себя даже для того, чтобы спасти другую часть?
Готовность Стайрона разоблачить свою депрессию была благородным намерением. Огромное значение имела также его готовность указать на неразрешенное горе как на источник своих проблем. Он подтверждает, что время не исцеляет все раны: даже спустя пятьдесят лет неразрешенная утрата по-прежнему сохраняет свое воздействие.