1
Он был давно поставлен на подковы,
За год, кажись, а может, и за два
До рождества —
Понятно, не Христова.
До твоего, понятно, рождества —
Поставлен был.
II при любой погоде
Хомут, понятно,
И, понятно, кнут…
Вот с той поры в крестьянском обиходе
Его набольше лошадью зовут.
Чуть свет:
— Ходи! —
И тут уж, будь покойный,
Пойдет,
Потянет,
Благо не впервой.
И по прямой пойдет
И по окольной,
Лишь был бы тот, кто правит,
С головой.
И ничего, что где-то чуть споткнется
И малость сдаст.
Бывает.
Ничего.
И все равно
Красавцы иноходцы
Не перепляшут иноходь его.
Постромки рвут,
А тяги, тяги нету.
Копытом бьют,
Да где уж, где уж им!
За ними что — пустые километры
И степь врастяжку…
А за ним,
За ним,
За тягловым,
Не просто так, врастяжку, —
Навалом степь, не сгорбится пока,
В снопах,
В мешках,
А сверх того — фуражка,
А под фуражкой — думы мужика.
За ним — возы.
За ним — крутые дали.
Возы,
Возы…
Не счесть его возов.
И никаких — представь себе —
Медалей,
И никаких — представь себе —
Призов.
Возы,
Возы…
Как избы на телегах.
Возы до слез,
До жалобы в осях.
А все, что недоверстывал до снега,
Наверстывал по снегу,
На санях.
Возы,
Возы…
Вези, уж коль ты лошадь,
Всю жизнь — вези!
А жизнь, она — гора.
Когда там все фундаменты заложат,
Когда там заведутся трактора?
Возы,
Возы…
Со стоном подполозным,
Возы в жару
И в слякоть-непролазь…
Оно, конечно, слава паровозам,
Но разве с них дорога началась?
У них, железных, сила заводская
И ход — куда там! — оторопь берет.
Но говорят, что книга есть такая,
Неписаная книга есть.
Так вот
В ней сказано —
Быть может, что и спорно,
Но сказано —
В допрежние века:
Земля — от неба,
Дерево — от корня,
И далее:
Река — от родника.
И далее:
Дорога — от копыта,
От полоза,
А полоз — то да сё —
Извелся весь
От страшной волокиты
И взял да закруглился в колесо.
И тут пошло!
Пошло на том же вздохе,
На той же тяге,
Втянутой в хомут.
Когда там развиднеются эпохи
И книгу ту до атома прочтут!
2
И что ж — прочли:
Дознались,
Домечтали,
Свели с огнем железную руду.
И вот она грохочет —
Сталь по стали,—
Индустрия на собственном ходу.
«Иду-у!.. Иду-у!..» —
Раскатисто и ходко
По магистральным
шпарит
колеям.
Эх, кабы вся Россия посередке,
А то ведь вон какая по краям!
Она и там, у моря-океана,
Она и тут,
Где пашут,
Сеют,
Жнут,
Где гнезд пока не вьют
Аэропланы
И корабли к плетням не пристают.
А жизнь идет!
Не так чтоб шибко очень —
Пешком набольше,
Редко, чтоб в седле.
Здесь хлеб растят
И знают, между прочим:
Не вся земля, что сверху, на земле,
А под землей,
Под этой вот, равнинной,
И под нагорной той,
Под верховой…
Рабочий класс — он ствольный класс,
Вершинный,
А раз вершинный — значит, корневой,
Глубинный класс!
А корень где?
Откуда
Его могучесть, кряжистость его?
А все оттуда, друг мой,
Все оттуда,
Все от Микулы — пахаря того.
Все от него, земного,
Не от бога:
Сгибайся в три погибели —
Паши!
Костьми ложись,
А звонкую дорогу
Достань из-под земли
И —
Положи,
Раскинь ее, по звенышку стыкая,
Поверх могил работных мужиков
На тыщи верст…
Так вот она какая,
Та борозда, что испокон веков
Шла по земле за пахарем-кормильцем
И за рудничным пахарем
Туда,
Где глубоко́-глубо́ко
Коренится
Под родниковым холодом
Руда.
Туда,
Туда,
По ствольному отвесу —
Сырой земле и камню вперерез…
А кто сказал, что здесь у нас
К железу
По деревням сторонний интерес?
Уж это зря.
Тут с лаской да с поклоном
Топор берут:
Востер ли он, топор?
А кузня, кузня —
Звоны-перезвоны —
Не просто кузня, а монетный двор.
Как без нее?
Тут в каждой деревеньке,
Соломой крытой,—
Крыши подождут —
Любой железке счет ведут,
Как деньгам,
И чуть ли не по батюшке зовут
Любой гвоздок.
Да будь он трижды гнутый, —
Не бросят,
нет:
Сгодится и такой!
Спрямят его
И в должную минуту,
Как новенький, нацелят под рукой.
Да так вобьют,
Чтоб намертво сидел он
И связь держал в соломенном краю.
А трактор взять?
По тягловому делу
Он все равно что сродственник коню.
Идет-гудет —
Обходит всю сторонку —
Без хомута, а держится возле́.
Весь городской,
Железный весь,
А вон как
По-деревенски ладится к земле,
Берет ее в пятнадцать лошадиных
Железных сил,
Напористо берет:
Прости-прощай, разлад подесятинный,
Да будет погектарный разворот!
Да будет впредь
Земля с землей родниться,
Да будет серп и молот на века,
Как верный знак того, что будет литься
От сердца к сердцу
Главная река —
Река труда!
Всему, что есть на свете,
Она и ход
И взлет она дает —
Растит хлеба,
Раскидывает сети
И руды
Из-под спуда достает,
Идет-гудет
Над радугой-рекою,
Поверх морей,
Дождей поверх
И гроз…
А знаешь,
Будет,
Будет и такое:
Она — поверь! —
Без крыльев,
Без колес
Ударит оземь
тягловым
пожаром
И на такие вымахнет верхи,
Каких сам бог не видывал, пожалуй,
И дьявол сам посредством кочерги
Не ворошил!
Но там,
Но там, чуть сбоку
Звезды́ полей,
У звездного ковша,
Она земле помолится — не богу,
Земная вознесенная душа!
Да, да, земле!
Той самой, с облаками,
Родимой той
И незабвенной той,
Где родники роднятся с рудниками,
А кровь-руда —
с рудничною рудой.
Ей — только ей! —
Воздастся полной мерой
В пределе том,
Неведомо каком,
За хлеб,
За соль,
За первый шаг,
За первый
Невнятный слог,
За слово с корешком,
За свет,
За мысль,
За тяжкий дар познанья,
Так высоко отшторивший зенит,
За вечный зов,
За берег ожиданья —
За весь ее нетягостный магнит
Воздастся ей.
Вот это будет чудо,
Невиданное чудо из чудес!
Ну а покуда, друг мой,
А покуда
Он здесь растет, высокий интерес.
Здесь,
На земле, —
На этой вот и дальней,
Той, заводской, где разливают сталь,
Где, не минуя дали магистральной,
Везет свое проселочная даль.
Кремень-слеза
1
Возы…
Возы…
Не под гору, так в гору —
По гужевой, извозно-полевой
До самой той, железной,
До которой
Верст сорок, чай,
И то не по прямой,
А по кривой.
И то
Смотря какая
Погода обрисуется в пути.
Добро, когда в затылок припекает.
Сиди себе покрикивай: «Ходи!
Ходи, ходи!»
Поплескивай нестрого
Витой вожжой,
Красуйся на возу.
А что еще?
Дорога как дорога,
Упор дает коню и колесу,
Пылит себе, копытам потакая,
Стремит себя, впадая в горизонт,
И никого —
Характером такая —
Проселочной верстой не обнесет
Хоть не с руки,
А все ж таки уважит,
Хоть сбоку чуть,
А все ж таки пройдет
И все, что есть окольного,
Увяжет,
А не увяжет — ветку отведет,
Подаст ее
То вороху, то стогу
И все дочиста вывезет с полей.
По ней, как встарь,
Запряг коня, так трогай,
А не запряг — пешком иди по ней.
По ней — кто с чем:
Кто с песенкой-потехой,
Кто со слезой-обидой,
Кто с бедой —
Своей ли, чьей…
А за день не доехал,
Поговори с какой-нибудь звездой
И повздыхай, раз есть на то причина,
И пожалей, качая, головой,
Хотя бы трактор:
Надо ж ведь — машина,
А, вот поди ж ты,
Вроде как живой,
Тоскует вот, железами окован,
И просится, не хуже стригунка,
В ночной табун…
Ну как его такого
Не пожалеть,
Припомнив ямщика?
Ну как не взять вполголоса
Того, что
Так издалёка чаялось в душе
И год и два?
И вот
Легко и просто
Само взялось
И вылилось уже.
И вот
Плывет,
У глаз перетекая
За край земли,
За темный окоем…
А за глазами — явственность такая,
Такая даль,
Какую белым днем
Не высветить с высокого порога,
Не перелить в протяжные слова.
Бежит,
Бежит
Полночная дорога,
Как чья-то вековечная вдова.
Бежит,
Бежит
На чей-то зов далекий
В тревожной, переимчивой тиши
На самом том извечном перетоке
Земли и неба,
Мысли и души.
Бежит
От поворота к повороту —
В чужую ли, в родную сторону.
Поди узнай:
С войны ли ждет кого-то,
Кого-то провожает на войну?
Не на войну,
Так, стало быть, в остроги
Сибирские,
В рудничную грозу…
Уж не на той ли на крутой дороге
Нашли окаменевшую слезу?
2
Нашли.
И понахлынуло народу —
Неможно сколько,
Описать нельзя.
— А ведь и правда — каменная вроде.
— А ведь и верно — горькая слеза.
— Слеза, ну точно!
В натуральном виде,
Как то ядро старинного литья.
— Но это так, на глаз,
А по наитью
Со всех сторон великая…
А чья?
С какой щеки,
С какой такой печали
Скатилась —
Не вмещается в слова?
Молчал народ.
Поля вокруг молчали,
Степные омывая острова.
Молчал весь мир.
Лишь где-то на опушке
Пичужка сердобольная одна
Не утерпела —
Кинулась к кукушке:
«Слезу нашли!
А чья, а чья она —
Не говорят».
А та — лесному эху,
А эхо — ах, минута дорога —
К Магнит-горе.
А там,
А там
С разбегу
В один прыжок —
оленю на рога!
И —
По тайге,
По займищам,
По скалам —
К волне морской:
«Слезу-у нашли!..»
А та
Приподнялась:
«А долго ли искали?» —
И, вся собой до гребня занята,
Пошла на скалы,
Скалы обтекая,
Перегибая изумрудный стан: —
«Нашла, что славить, бестолочь такая,
Их у меня вон целый океан,
Жемчужных слез!»
И с камня-великана
Швырнула эху чудо-жемчуга.
А эху что?
Как звезды на кукане,
Те жемчуга —
оленю на рога
И —
Верть назад!..
Лишь где-то за Уралом,
А может, где у волжских берегов
Хватилось вдруг —
А их как не бывало,
Хваленых тех,
Дареных жемчугов.
И тише,
Тише…
Мимо той кукушки,
В кукушкин лен,
В пчелиный перегуд.
И ни гугу.
Лишь ушки на макушке —
Лежит и ждет:
Куда еще пошлют?
А там,
А там…
На дальнем небосклоне
Пичужка та — святая простота —
И раз,
И два
Спросила колокольню.
И та молчит, как нет на ней креста.
Молчит — и все.
Насмелилась пичужка
И — в божий храм: спросила образа.
И те молчат.
3
Тогда одна старушка
И говорит:
— Чего уж тут. Слеза
И есть слеза.
Бывало, наши баре
Из нас ее — с руки ли, не с руки —
Уж чем ни чем, лютуя, вышибали,
Уж чем ни чем.
А плакать не моги,
Кричи в себя,
Держи ее, слезу-то
Запретную,
И не пускай за край.
Не то тебя
Раздетой и разутой
За ту слезу отволокут в сарай.
Запрут тебя
И в том глухом сарае
Как позабудут — крошки не дадут.
А не забудут —
В карты проиграют,
Не проиграют —
Сходно продадут,
Не продадут —
Оглаской колокольной
Повяжут у святого алтаря
С таким же битым,
Смолоду прикольным.
И все твое приданое — твоя
Горюч-слеза,
Да страх твой перед богом,
Да горький цвет безрадостной красы…
Ох, сколько ж в нас
У бабьего порога
Перекипело девичьей слезы!
А сколько бабьей спадало —
Считали?
А сколько вдовьей стаяло
Во рту
И в ту войну, как турка воевали,
И в ту войну, японскую,
И в ту,
Германскую?
Да мы с ней пряли,
Жали,
Детей рожали.
Кто ж ее сочтет?
А не она ль кричала на пожаре
И по миру катилась от ворот
В голодный год?
А сколько за глазами
Скипелось тут —
Не выпало в глаза?
Про то вы сами думайте
И сами
Определяйте: чья она, слеза?
4
— Как это чья?! —
Всплеснула вдруг руками
Одна бабенка. —
Как же это чья?!
Ты что-то, бабка,
С ними,
С мужиками,
Игру ведешь!
А свекры?
А мужья?
Не били разве?!
— Били!
— Били!
— Били-и!.. —
Как град какой ударил в мужиков.
— А мы-то их, как дурочки, любили-и!
— А мы-то их жалели, дураков!
— А мы-то их…
И все
В таком же роде:
Разбушевались шали и платки
По всей степи… включая огороды.
И — веришь, нет — пропали б мужики.
И — веришь, нет —
Еще б, еще б немного,
Слинял бы их мужской авторитет.
И было б так,
И было б так, ей-богу,
Когда б не дед.
5
А был он хитрый дед.
Уклонных лет, а нет ему износу:
Такой он, значит, непоклонный был.
Весь мир глядел, как бороду пронес он
До той слезы.
И — надо ж! — не забыл,
Фуражку снял
И важно так и строго
С боков и сверху
Оглядел слезу,
Ну то есть так,
Как воз перед дорогой:
Мол, все ли там в порядке, на возу?
И раз,
И два,
И три
Прошел по кругу
И ровно так, для полной тишины:
— Ну что ж, — сказал
И северу
И югу, —
Оно, конечно,
С женской стороны
Тут верно все.
А вот с другого краю —
С мужского как? — интересуюсь я.
И тут уж он покруче взял:
— Мужская
Слеза, — сказал, —
Что у того коня,
Погонная на все четыре дали
И крепкая до гробовой доски,
Она во рту
крошилась
при ударе
И редко чтоб катилась со щеки,
А все нутром,
Все горлом шла,
А то и,
Коль поглядеть с острожной стороны,
Она, бывало, клочьями
Вдоль строя
Под палками
сползала
со спины
И стоном шла
Над матушкой-рекою,
И звоном шла
Под шашкой верховой
Туда — в Сибирь!
А было и такое:
Как с гор высоких,
Вместе с головой
Шаром катилась, обжигая веко,
Не к богу в рай, так под ноги царю,
Аж до́ крови огнянная от веку!
Эй, мужики,
Не так ли говорю?!
— Так, так, отец!
— А как еще иначе?
Такой уж мы напористый народ!..
6
А был там парень… Вот уж кто горячий!
Так и гарцует — просится вперед.
Такой он был.
Как только что с нашеста
И — здрасте вам! — фуражку на глаза:
— А я-то думал, выберу невесту.
А вы тут все заладили:
Слеза.
Слеза… Слеза…
Да будет вам! —
И с ходу,
Чтоб не сочли за Яшку-трепача,
Он перед всем отхлынувшим народом
Гармонь свою с высокого плеча
Принял на грудь
И вровень с горизонтом
Во всем своем азарте молодом
Рванул гармонь-то,
А?..
Гармонь,
Гармонь-то,
Как не гармонь, а речка подо льдом,
Молчит — и все.
Ну что ты скажешь?
Казус?
Добро бы казус, если б не конфуз.
А было, брат,
А было:
Без отказу
На весь, считай, работала Союз,
На всю страну.
А было:
Так любила
И так страдала, знатная, в тиши:
В ней море было
Свадебного пыла
И больше моря — на́ душу души.
В ней был и звон
И стон со дна покоя,
И вихрь,
И всплеск,
И выплеск в две волны…
И — на́ тебе. Бывает же такое!
Гореть бы парню посреди страны.
Уж это факт.
Гореть как гармонисту
И, что всего страшней,
Как жениху
В глазах девчат.
Гореть! Не окажись тут
Один товарищ:
— Дай-ка помогу.
7
Он подошел
И так вот, с-под ладошки:
Мол, что ж ты, а, бугай тебя бодай,
Гармонь-то рвешь?
Сперва откинь застежки,
Потом хоть всю «матаню» размотай.
— А ну-ка, дай!
И взял гармонь за плечи,
А та, как сердце чуяло,
К нему
Сама, казалось, кинулась навстречу.
И — веришь, нет — как брату своему,
Легла на грудь — печальная такая
И звонкая такая вперебой,
И всю-то степь
От края и до края,
Рыдая,
Переполнила собой:
«Вы жертвою пали в борьбе роковой…»
И так зашлась,
Что все, какие были
Вокруг нее, фуражки, картузы,
Как ветром сбило
В сторону Сибири —
И тут же,
Тут же,
У кремень-слезы,
Со дна холмов,
Как вздох,
Как стон глубокий,
Как долгий крик осенних журавлей,
Всплыла над степью,
Над степной дорогой
Дорога вечной памяти.
По ней…
По ней,
По ней,
Пока не отрыдала,
Пока не успокоилась гармонь,
Прошли такие каторжные дали,
Такой живой
прокинулся
огонь,
Что — бог ты мой!
И вот как стало тесно,
И вот как чутко
в той степи глухой,
Что — веришь, нет —
В Москве,
На Красной Пресне,
Булыжник
содрогнулся
под ногой
От песни той,
От памяти,
От боли…
Не говоря уж про кремень-слезу.
8
А гармонист —
Железный был он, что ли? —
Держал ее — такую! — на весу
И нес ее перед лицом народа,
Как негасимый,
Жертвенный огонь,
На самый верх семнадцатого года,
На смертный бой…
— А что, — сказал,—
Гармонь
И есть гармонь.
По голосу,
По складу —
Не костромской, так ливенской волны.
Да мы с ней, помню, флотские ребята,
Определенно с красной стороны,
На белых шли…
За землю шли,
За волю,
За нашу власть у верного руля,
За наш Совет
И в городе и в поле,
За наш Союз…
И вот она, земля,
В закон легла:
Живи, народ, и здравствуй
В своем дому,
Паши, народ, и сей,
И единись в своем же государстве…
«Владеть землей» —
Ведь это значит: всей.
Всей, всей владеть
И помнить всю на память —
Шахтер ли ты иль пахарь на селе —
И славить всю,
И ладить с ней,
Она ведь,
Земля, везде: и сверху, на земле,
И под землей,
И над землей она же —
Как день и ночь,
Как берег и волна,
Как хлеб и соль…
Не чья-нибудь, а наша
Земля-сторонка и земля-страна,
Просторная
И в сторону Сибири
И в сторону кронштадтских маяков.
Родная вся!
А было как?
А было:
Народ великий
Испокон веков
Пахал ее,
Обстраивал,
Не гостем
Жил на земле
И тут и там, вдали.
А у народа, окромя погоста, —
Подумать больно! — не было земли.
9
— А в том и соль! —
С низов, как по гудрону,
Пошли басы — груженые возы,
А где басы — пошли и баритоны,
И что ни слово — центнер на весы.
Пошли.
Пошли…
— Да наше ль это дело
Тут шутковать, разыгрывать комедь?
Ведь как мы жили — сердце каменело,
А ей-то как — слезе — не каменеть!
— Об том и речь!
— Да мы на ней, крестьяне,
Поклонные,
Но только до поры,
Еще тогда,
При Разине Степане,
При Пугаче
точили
топоры.
Мы — бунтари!
— А ежели, бывало,
Смиряли нас ружейные стволы,
Так мы не дюже плакали —
Сбивали
Кремень-слезой, все той же, кандалы
И шли в бега.
Кто с Волги шел, кто с Дону,
И под боком у лютой Колымы
Ветвились мы — по прозвищу чалдоны
И кержаки!
— А кто же, как не мы,
Под землю шли —
В шахтеры,
В рудокопы —
И землю доставали с глубины,
Чтоб сталь варить,
Чтоб город греть
и чтобы
Еще разок с рабочей стороны
Качнуть царя!
И так вот Фрол — Матвею,
Матвей — Петру,
Тот — куму своему.
И небольшие вроде грамотеи,
А вот, поди ж ты, знают, что к чему.
И все путем,
И все в таком масштабе
Ворочают
И правят вон куда!
Ох, мудрецы!
10
А бабы что?
А бабы
Известно что — одна же борозда —
Туда же все:
— И мы про то гутарим!
— И мы про это ж самое…
Про жизнь!..
И тот же парень —
С веничком попарен —
Кажись, остыл, одумался, кажись,
Хитро повел:
— А мне-то что!
Положим,
Она и есть — да слушайте сюда —
Кремень-слеза,
Тогда с каким обозом,
Скажите мне,
И, главное, куда,
Куда, скажите,
В город ли, в село ли
Везти ее
И на какой предмет?
Командуй, дед!
А дед — озяб он, что ли? —
Не то что слово — шелковый кисет
Не развернет.
Ну что ты скажешь —
Казус?
Добро бы казус, если б не курьез.
Вопрос такой, что скоро не развяжешь,
Не перекуришь,
С корня не сорвешь —
Такой вопрос.
Стоит себе — и все тут —
По самый крюк в махорочном дыму.
11
И тут-то вот со стороны учета
Сам землемер — спасибочки ему:
— Да, — говорит, —
Здесь надо аккуратно
Обмер вести —
С расчетом, стало быть:
Где вширь,
Где вдоль
Промерить поквадратно,
Где с корня взять,
Где в слове объявить,
Где остолбить,
Чтоб не было урону,
Чтоб все в наличье значилось добро.
Вот взять, к примеру, камушки с короны
И все такое злато-серебро —
Откуда что?
Не бог же их насыпал
В кошель казны —
Поштучно и вразвес —
За просто так,
За наше вам спасибо.
Нет, мужики. Таких еще чудес
Никто не знал.
Ну, разве что царь-мытарь.
Ему-то что! Он барин все ж таки.
А мы-то,
Мы-то
Тем и знамениты,
Что мы — первостатейно знатоки.
Мы —
Ковали́ от первой наковальни,
Мы —
Плугари от первой борозды.
Уж мы-то,
Мы-то
Знаем досконально,
Во что и чьи
Заложены труды.
А что крови —
Измерь ее попробуй!
А что слезы́ —
Сочти ее поди!
Тут, я сказал бы, Азия с Европой —
Один массив:
Хоть сверху погляди,
Хоть снизу глянь,
Хоть с горской,
Хоть с поморской,
Хоть с лицевой,
Хоть с тыльной стороны —
Едино все!
Одни же перекрестки
Петли и шеи,
Розги и спины.
Одна ж тюрьма,
Одни ж концы-дороги
Погонные: грузи, парод, вези!..
А что в итоге?
Ясно, что в итоге, —
Слеза не просто, а всея Руси
Слеза-кремень!
И где тут, чья тут доля
Посолоней —
Не скажешь наугад.
А веку ей!..
А веку ей
Поболе,
Чем дней в году.
А что карат, карат…
Карат в ней будет
Столько тут!
Годами
Не поделить.
И есть ли в том расчет
Делить ее, всеобщую,
Когда мы —
Всему
всецело
государь-народ?
Да-да, всему!
По совести,
По корню,
По главному закону Октября —
И тем же самым камушкам с короны,
За вычетом буржуев и царя,
И всей казне
С державным оборотом,
И всей земле
До деревца в лесу…
А посему, как служащий учета,
Я говорю:
В казну ее, слезу!
В казну!
А что?
Уж если не в огранный —
В литейный цех монетного двора,
Чтоб там она
Кругло и недреманно
Намного выше злата-серебра
Светилась,
Упреждая тунеядство,
И вес особый придала рублю.
Вот вкратцах все.
А чтоб не повторяться,
На этом я, друзья, и закруглю.
Вопросы есть?
— Да что вы!
Слово к слову
В закон клади — зубилом ли, пером —
И ставь печать!
— Берем как за основу?
— И в целом — по окружности — берем!
— Берем?
— Берем!
— В казну?
— А то куда же!
А там не примут — рядом арсенал.
— Резон?
— Резон.
— А что учитель скажет?!
12
А тот учитель — кто его не знал! —
Рисковый был.
Как труженик ликбеза
Он, было время, в принципе своем
Не признавал ни дьявола с обрезом,
Ни ангела с подсобным кистенем.
И — ночь-полночь —
Рисковый,
Но толковый,
Он всю округу исходил пешком.
И всякий раз
Где словом корешковым,
А где и глубже —
Цифрой с корешком —
Вникал во все
И славен был тем самым,
Причем, учти, не ради куражу.
И вот вопрос —
Экзамен не экзамен,
А говори:
Куда ее, слезу?
И сход притих.
Притих и ждет ответа,
Достойно соблюдая тишину
По всей степи некошеного лета.
И — наконец-то:
— Можно и в казну, —
Сказал учитель. —
Честь весьма большая.
Большая, да, но… маловат обзор.
Ведь что меня особенно смущает:
Монетный двор, он не гостиный двор.
И арсенал на общей нашей карте
Не для того, чтоб взоры привлекал…
А кстати, вот что, граждане…
А кстати,
Не из нее ли искру высекал
Великий тот?
Уж он то знал, пожалуй,
По ходу мысли действуя своей,
Какие превеликие пожары
Больнее боли,
Соли солоней
Скипелись в ней
До крайности предельной,
До согнетенной точки центровой…
А не из той ли искры,
Столь нетленной,
На красный день эпохи мировой
Зажглась она,
Звезда большого света,
В виду окольных и далеких стран,
Звезда добра
И мудрого совета,
Звезда родства
Рабочих и крестьян?
Вот я о чем.
И в частности,
Коль скоро
Тут речь зашла: куда ее, слезу? —
Из всех вершин духовного обзора
Я б школу выбрал.
Там, я вам скажу,
Уже теперь
С азов
По первочувству
Иная даль вступает в свой черед.
Так пусть же,
Пусть же
От верхов до устья
Не убывает памятью народ!
Так и сказал.
И все в таком обзоре,
Как увязал суровой бечевой.
13
И вот еще:
На том большом соборе,
На сходке той огласки вечевой,
Был, говорят,
Гвардейский не гвардейский,
Но все ж таки значительный такой
Один мужик:
По складу — деревенский,
А по чутью,
По взгляду — городской.
А в общем, свой
А в общем, натурально
Мастеровой в характере своем.
Он так сказал:
— А дайте на Урал нам,
Мы всю ее в железо перельем.
И пояснил
Для полного ликбеза,
Для полного родства не напоказ:
— Ведь как-никак, товарищи,
Железо —
Оно к селу и к городу как раз. —
И дояснил,
И доразвил: —
Оно — и
Разумник-гвоздь
И умница-игла.
Оно не просто рудное —
Родное
И кровное
От плуга до крыла.
Оно — и крепь,
Оно — и рельс вдоль рельса.
Оно — и связь.
Оно —
Звено в звено —
Вся наша даль.
И в наших интересах,
Чтоб не крошилось — помнило оно,
Откуда что.
А как уж там решили
Те мудрецы — работники земли, —
В казну ль ее,
В цейхгауз отгрузили
Иль прямо на Магнитку отвезли? —
Ты сам решай.
По способу ль сложенья
Иль сомноженья всех ее карат.
Ведь — шутка ли! —
На ниве просвещенья
Ты корни извлекаешь, говорят.
Вот и давай
Плантуй, как говорится,
Во всех чертах системы корневой!
А если уж и в корень не вместится,
В квадратный тот,
Попробуй — в кубовой.
Авось войдет.
А нет — спроси у вон той
Звезды́ полей
И вслушайся в простор.
14
Тут кто ни кто — костер у горизонта
На склоне дня.
А, скажем, ночь.
Костер.
А у костра, допустим, трактористы
Иль пастухи —
Втроем ли, вшестером —
Сидят в ночи
И во поле во чистом
Не говорят — беседуют с костром.
О чем они?
О новом урожае?
О ходе ль заготовки фуража?
Ты не гадай.
К костру не приглашают,
Костер, он сам, открытая душа,
Зовет — иди.
Но, чур, брат,
Кроме слова
Ты загодя на ощупь собери
Соломки ль там, навозчику сухого
И ни о чем таком не говори,
А подойди и молви:
— Добрый вечер! —
И брось в костер запасливой рукой
Все, что принес.
Костер, он сам навстречу
Поднимется:
Откуда, мол, такой
Догадливый?
И с красного крылечка,
Как пращур твой, шуткуя и любя,
Ожгет тебя
И лучшее местечко,
Довольный, облюбует для тебя.
И ты садись
И жди, покамест каша
Под сводом не упарится ночным.
И тут тебе такое порасскажут,
Такое нарисуют! —
Где уж им,
Тем писарям!
Расскажут про былое,
Про давнее,
Расскажут и про новь.
И про хлеба —
Ох, как бы не пожгло их! —
И про любовь.
А что!
И про любовь.
И про войну гражданскую,
Про то, как
Рубились насмерть, шкуры не щадя
Того Шкуро…
А там,
А там — дорога,
До полночи вершка не доходя,
Как вспомнит что.
И в образе солдатки
Иль матери — старушки вековой
Свернет к костру, озарена догадкой —
Фонариком:
А нет ли тут кого
Из тех, ушедших в залежные дали,
За ту
Бесповоротную черту,
И в ту войну,
Как турка воевали,
И в ту войну, японскую,
И в ту,
Германскую?..
И, темная от зова
Без отзыва,
Как под воду, уйдет
В такую даль,
Где ничего живого,
Лишь трын-трава в беспамятстве растет.
Туда,
Туда…
За темные затворы,
И выкатит —
В котором уж часу? —
На свет костра,
На берег разговора
Не то луну,
Не то кремень-слезу…
Чего гадать!
Поди к ней и потрогай,
Уж раз ты недоверчивый такой.
А что дорога?
Ясно, что дорога.
Она — где руль, где вожжи под рукой —
Везет свое —
Навалят не навалят —
Торопит неотложную версту…
Она и ночью до свету дневалит
У памяти великой на посту.