После наступления ночи Дули выбрался из дома, взял небольшое судёнышко и отправился в плавание под облачными, беззвёздными небесами. Но отец Байи поймал девушку при попытке к бегству и в гневе в щепки разбил все свои лодки, лишь бы дочь не вышла замуж за сына его врага.
Байю это не могло удержать. Несмотря на темноту, она прыгнула в морскую воду и, борясь с течением, стала с трудом продираться сквозь волны и звать Дули.
Имена влюблённых эхом прокатывались по бухте, когда они искали друг друга, но море было холодным, а облака грузно висели на небосклоне, не пропуская лунный свет. Со своего одинокого причала Санкта-Маради слышала, как они зовут друг друга в темноте – снова и снова. Женщина пожалела влюблённых, просто мечтавших построить новый мир вдвоём на месте старого, где они жили порознь. Мановения руки Маради было достаточно, чтобы облака расступились и вышла луна, залившая мир серебряным сиянием.
Дули и Байя отыскали друг друга среди мерцающих волн. Юноша втащил возлюбленную в лодку, и они отплыли в безопасные земли, как можно дальше от своих семей. На новых берегах пара начала жизнь с чистого листа и взяла себе другую фамилию – Маради. Отсюда и берёт начало земенская традиция выбирать себе фамилии.
Каждый год чета Маради выкладывала до самой воды дорожку из белоснежных камней, круглых, словно луна, где они возносили благодарственные молитвы за жизнь, которую смогли построить вместе.
Санкта-Маради известна как святая покровительница запретной любви.
Санкт-Демьян из РаймаСвятой покровитель недавно усопших
На ледяной восточной окраине Фьерды располагалось кладбище, где скромные могилы, помеченные лишь деревянными колышками, соседствовали с изысканными, высеченными из мрамора мавзолеями, роскошными домами для мёртвых.
Вокруг кладбища высился лес, и поначалу народ не обращал на деревья никакого внимания, наслаждаясь прохладой тени. Но скоро стволы берёз стали такими толстыми, что никто больше не мог пробраться свозь густые заросли, чтобы поухаживать за могилами своих родственников или почтить память предков.
Тогда жители деревни направились к Демьяну, знатному господину, в чьём владении находилась земля, где вырос лес, и попросили его что-нибудь предпринять. Мужчина приказал слугам топорами прорубить дорогу к кладбищу, чтобы любой мог спокойно пройти сквозь чащобу.
Но когда начались дожди, поредевшие деревья уже не могли остановить наводнение, и потоки воды прямо по дороге устремились к кладбищу, выворачивая таблички и надгробия, сталкивая крышки с гробниц.
Жители вновь обратились к аристократу с жалобами. На этот раз Демьян спроектировал и приказал возвести на подходе к кладбищу акведук, чтобы дожди не тревожили могилы, а отводимую воду можно было использовать для орошения полей. Но постройка отбрасывала на кладбище тень, почти все растения и цветы погибли, а люди, приходившие навестить покойных сродников, дрожали от холода.
Опять люди высказали Демьяну своё недовольство. Но теперь он не знал, как поступить. По просеке мужчина дошёл до кладбища, кинул взгляд на высокий акведук и прикоснулся руками к земле. Демьян не мог отыскать ни одного решения, которое устроило бы жителей деревни, – разве что Святые решили бы вознести кладбище к самому солнцу.
Вдруг земля начала дрожать и подниматься всё выше и выше: равнина обратилась горою. Когда грохот затих, кладбище оказалось на самой вершине, где его не могли побеспокоить потопы или потеснить деревья.
Люди поднялись вслед за Демьяном и увидели, что ни одна могила не была потревожена, всё осталось на своих местах. Лишь единственная усыпальница дала трещину – семейный склеп самого аристократа.
Возможно, их поразили увиденные чудеса. А может, они никогда не бывали довольны. Как бы то ни было, люди, которым Демьян так старался помочь, начали заламывать руки. Они утверждали, что мужчина оскорбил своих предков. Кричали, что он проклял деревню при помощи тёмной магии. Кто-то подобрал с разбитой гробницы кусок мрамора и бросил его в Демьяна. Озверев от исполнения всех своих пожеланий, люди последовали примеру зачинщика и закидывали мужчину камнями до тех пор, пока его изуродованное тело не оказалось погребено под развалинами семейной гробницы.
Говорят, что самая высокая вершина хребта Эльбьен и есть та самая гора, где умер Демьян. Он известен как святой покровитель новопреставленных.
Санкта-Мария из Го́рыСвятая покровительница путников, оказавшихся вдали от дома
Летом одна община сулийцев нередко отправлялась на юг, к границам Равки. Там они работали до наступления холодов, после чего собирали вещи и через Сикурзой доезжали до тёплых шуханских земель. В каких-то городах народ гнал кочевников прочь, запрещая разбивать лагерь. В других враждебно настроенные жители могли ночью ворваться на их становище с факелами и псами.
Но были и места, где сулийцев встречали как дорогих гостей. Там уважали знания кочевников, их угощали вином и хлебом и позволяли скоту свободно пастись на лугах. Там ценили развлечения, сулийцам разрешали ставить шатры и устраивать представления под восторженные аплодисменты жителей. А где требовались сильные руки – для работы грязной, опасной, за которую никто не хотел или не решался взяться, – этому народу тоже всегда были рады.
Скачки в Карьеве обычно длились до поздней осени, так что сулийцы частенько задерживались там на весь сезон. Но однажды зима нагрянула раньше обычного – гоночные дорожки закрыли, и кочевники остались не только без дел, но и без публики для своих представлений. Один местный предложил мужчинам подработать на своём медном руднике, и, хотя это была рискованная затея и сулийцы отлично знали, как много людей сгинуло в тёмных туннелях прииска, они согласились.
Но вечером накануне дня, когда мужчины должны были отправиться в шахту, одна из истинных сулийских провидиц взглянула на кофейную гущу в своей чаше и предостерегла их от спуска. Она славилась ясностью видений, так что все восприняли её слова крайне серьёзно.
– Что же нам сделать, чтобы защитить себя? – спросили мужчины.
Старая женщина надвинула на лицо маску сулийских провидцев в виде шакальей морды и надолго застыла, пока остальные тихо беседовали у огня. Когда луна скрылась за горизонтом, а костёр прогорел до пепла, она подняла узловатую руку и указала на маленькую девочку:
– С вами должна пойти Мария.
Эта идея не понравилась никому: ни родителям, ни уж тем более самой Марии, которая до сих пор боялась темноты. Но на следующий день, когда сулийцы выдвинулись в шахты, девочка собрала всю свою смелость, взяла тряпичную куколку и взобралась на отцовские плечи. Вместе они спустились в рудник: каменные стены тесно сомкнулись вокруг них, воздух сочился влагой, а медь в земле пахла словно пролитая кровь.
Утром ничего не произошло, как и в обед, а там уже и день подошёл к концу. Мужчины выдохнули с облегчением и двинулись на выход – навстречу солнцу и миру живого.
Именно тогда начала дрожать земля. Свод туннеля перед ними обрушился, и груда камней закрыла дневной свет. Но как только потолок над головами сулийцев тоже начал обваливаться, Мария, всё ещё сжимая тряпичную куколку, подняла свои маленькие ручки. И свод выдержал.
Каменные стены шахты затряслись, как промываемая порода в старательском лотке. Наконец скала задрожала и раздвинулась, приоткрывая для работников путь. Сулийцы отправились сквозь гору вслед за Марией, сидящей на плечах у отца, и камень отодвигался, чтобы дать им пройти.
Мужчины выбрались на свет с другого конца туннеля, и с тех пор здесь, у подножия Сикурзоя, сулийцы всегда могут укрыться в пещерах, которые оставила после себя Мария.
Она известна как святая покровительница путников, оказавшихся вдали от дома.
Санкт-ЭмеренсСвятой покровитель пивоваров
Деревня Гирехт на юге Керчии издавна славилась прекрасным вкусом и чистотой местного зерна, а также пивом высочайшего качества, которое варили из выращенного там ячменя и хмеля. Каждый год, как только начинали желтеть листья, горожане выставляли на главной площади длинные столы, вывешивали на деревья фонарики и принимали гостей со всей Керчии, чтобы те наполнили свои животы гирехтским пивом, а сундуки казны – звонкой монетой.
На следующий день жители города обычно шли в церковь, чтобы поблагодарить Гезена и Святых. Но однажды народ слишком хорошо повеселился на празднике, и на утро после гуляний все остались лежать в постели с головной болью вместо того, чтобы пойти на молитву. Все, кроме одного ребёнка – мальчика по имени Эмеренс.
Он был набожным с самого рождения. Мальчик никогда не плакал в дни Святых – только если горожане опаздывали на церковную службу. Тогда-то Эмеренс начинал рыдать и завывать: его пронзительные вопли разносились над крышами домов и просачивались в каждое окно, и успокаивался мальчик, лишь только когда его родители и соседи отправлялись в храм. На утро после того весёлого праздника Эмеренс стуком в дверь постарался поднять каждого жителя Гирехта, но никто ему не ответил.
Кто может сказать, было ли то, что случилось после, просто невезением или волей провидения? Так или иначе, в следующем году поля Гирехта поразила болезнь, из-за чего зерно пошло пятнами и испортилось.
Жителям деревни удалось отсеять чистого ячменя – достаточно, чтобы заполнить четыре силосные башни; такого количества хватило бы на два года празднований. Они повесили фонарики на главной площади и выставили длинные столы. Но на следующее утро обнаружилось, что западное хранилище опустело на четверть. Осмотр показал, что зерно высыпалось сквозь дыры в стенах башни. Тогда один фермер залез на крышу хранилища, открыл люк и закричал в ужасе: постройка кишела крысами, куда ни глянь – было видно лишь мельтешение их мохнатых телец и розовых хвостов, пока твари пожирали запасы.
На следующий день выяснилось, что восточная силосная башня тоже заполнена вредителями, и горожане поняли, что южную и с