еверную постигнет та же участь.
– Что же нам делать? – плакал народ. – Если отравим крыс, то отравим и зерно, а значит, не получится сварить пива на праздник.
Юный Эмеренс знал ответ:
– Опустите меня в восточное хранилище, и я прогоню крыс.
Горожане посчитали эту затею отвратительной, но, поскольку от них самих не требовалось нырять к грызунам, они решили попробовать. Талию Эмеренса обвязали верёвкой и опустили его в хранилище, будто ведро в колодец.
И действительно, стоило мальчику погрузиться в зерно, как крысы почуяли его святость и стали прогрызать себе дорогу наружу, лишь бы сбежать от такой благости. Потребовалось много часов, в течение которых Эмеренса поднимали и вновь опускали в башню, но вскоре все грызуны ушли и зерно очистилось.
Жители Гирехта объявили мальчика спасителем деревни, усадили себе на плечи и понесли по городской площади, скандируя его славное имя.
На утро, когда должны были начаться гуляния, горожане увидели, что, как и ожидалось, крысы пробрались и в южное зернохранилище. Туда опустили Эмеренса, и вредители стали убегать.
Процесс затянулся, наступил вечер, и до мужчин, следивших за верёвкой, с городской площади донеслись звуки музыки, топот танцующих людей и ароматы сиропов, сладких тортов и сосисок, которые, как они знали, совсем недалеко высокой стопкой выкладывали на блюда. «Наверняка, – подумали работники, – мы сможем сейчас сбегать до площади, потанцевать и немного выпить и вернёмся прежде, чем потребуется поднимать мальчишку».
В следующий раз, когда Эмеренс опустился в силосную башню, мужчины бросились на площадь. Но после первого глотка пива они не удержались и от второго. Один танец превратился в два, а потом и в три, скрипки играли всё громче, и вскоре работники совсем забыли, что этой ночью у них были и другие дела, помимо развлечений.
Оставшись в темноте хранилища, Эмеренс тщетно дергал за верёвку, надеясь, что его вытащат наверх. Там мальчик и умер: на горе зерна, и рот его, глаза и нос были полны ячменя. На следующий день горожане спокойно спали в своих постелях, хотя давно уже прозвонили колокола, созывавшие их на утреннюю службу. Лишь ближе к обеду они доковыляли до кухни, открыли ставни, впустили в комнату солнечный свет и задались вопросом, почему Эмеренс не пришел призывать их на молитву.
Мальчика похоронили в ячменном поле, но после его смерти пиво и хлеб из гирехтского зерна навсегда приобрели привкус страдания, и каждый попробовавший их мучается от изжоги и меланхоличных мыслей.
Гирехт и его горькие поля давно уже позабыты, но Эмеренса, святого покровителя пивоваров, чествуют каждый год в конце лета с началом жатвы.
Санкт-Владимир БезрассудныйСвятой покровитель утопленников и маловероятных свершений
Возможно, вам повезло однажды побывать на причале славного города Ос Керво и восхититься известным маяком и защищающей его гигантской волноотбойной стеной. Ни одного, ни второго не существовало бы без усилий храброго юноши по имени Владимир.
Когда-то бухта Ос Керво была местом, где непокорное море жестоко терзало берег и выбрасывало корабли на сушу, словно какие-то коряги. Долгие годы поселившиеся там люди пытались сделать из гавани действующий порт. Но все их усилия по строительству причалов и защитных сооружений шли прахом, сталкиваясь с противодействием неистовой воды.
Казалось, что это безнадёжный случай, и, когда объявили, что король приведёт к их берегам свою флотилию, народ не знал, что и делать. Получить признание правителя значило разбогатеть, ведь его внимание могло навсегда улучшить благосостояние жителей города. Но если король не сможет высадиться на берег, окажется, что всё напрасно, и какая-нибудь другая, более спокойная гавань получит покровительство правителя.
Владимир был юношей без особых талантов. Он не был достаточно сильным, чтобы заниматься строительством, трудиться на ферме или выполнять тяжёлую работу; не был он и особенно умным или интересным, не умел петь и не был приятен глазу. Владимир отлично это всё осознавал, и осознание это вызывало в нём лишь робость и стеснение, что, казалось, ещё сильнее раздражало окружающих. Те называли юношу дураком и гнали от дверей, так что Владимир понял, что именно среди людей ему особенно одиноко. Куда счастливее он себя ощущал, когда подходил к кромке воды и перешёптывался с волнами.
И все же Владимир внимательно прислушивался к беседам, что велись вокруг. Он заметил, как соседи беспокоятся и ссорятся по поводу прибытия королевского флота, и подумал, что, возможно, знает решение. Но стоило юноше открыть рот, как его слова будто смывало прибоем, и Владимиру лишь оставалось терпеть непонимающие взгляды горожан и их раздражённые вздохи. Проще было сделать всё одному.
Юноша зашёл в воду по колено, по бёдра, по грудь… Поначалу народ насмехался и кричал, но потом все увидели, что вода отступает вместе с Владимиром, отлив следует за ним всё дальше и дальше от суши. Волны тянулись за юношей, и океан отходил от берега, подобно женщине, подбирающей юбки. Горожане, находившиеся в бухте, поняли, какую невероятную возможность им предоставил Владимир, и взялись за молотки и стамески.
Тридцать дней и тридцать ночей юноша стоял в воде и удерживал море, нашёптывая свои молитвы: солнце поднималось и садилось, крабы кусали его за пальцы, а тем временем была воздвигнута великая волноотбойная стена и заложено основание маяка.
Наконец бригадир подал Владимиру знак, что работа завершена и он может передохнуть. Но юноша слишком устал, чтобы дойти до берега. Он опустил руки, молитвы стихли, и дикое море ринулось вперёд.
Тело Владимира прибило к берегу с приливом, и жители Ос Керво унесли его и уложили на дроги, убранные лилиями. Ещё тридцать дней и тридцать ночей они приходили проститься с юношей, и, ко всеобщему удивлению, покойника не трогала гниль. На тридцать первый день тело Владимира обратилось в пену, оставив после себя лишь небольшую горстку морской соли среди лилий.
Он известен как святой покровитель утопленников и маловероятных свершений.
Санкт-Григорий из ЛесаСвятой покровитель целителей и музыкантов
Сына одного знатного господина поразила болезнь, неизвестная ни мудрым товарищам его отца, ни верным советникам.
– Следует пустить ему кровь, – заявил местный лекарь, долгие годы служивший при дворе аристократа. – Только это может помочь.
Так что юноше надрезали вены и поставили пиявок, но он так и не смог подняться с постели и продолжал бледнеть и слабеть.
– Следует его согреть, – сказал мэр, каждую неделю ужинавший в гостях у знатного господина. – При таких хворях надо хорошенько пропотеть.
Так что юношу укутали в толстые одеяла и днём и ночью поддерживали в камине жаркий огонь. Больной действительно пропотел сквозь все слои покрывал, но слабость его так и не прошла.
– Следует оставить его в темноте – пусть отлежится, как корешок, – посоветовал аристократу зажиточный сосед, чьи овощи всегда брали призы на выставках. – Долгий сон его восстановит.
Тогда окна закрыли плотными чёрными шторами, а голову юноши обмотали ватой, чтобы заглушить все звуки. Когда через три дня спальню открыли, больной и правда выглядел белым и безжизненным, как репа, но лучше ему не стало.
Наконец жена знатного господина взяла дело в свои руки и послала за Григорием – целителем и учителем, жившим в горах неподалёку. Разведчикам аристократа потребовалось много дней, чтобы отыскать пещеру отшельника, но, когда им это всё же удалось, тот согласился отправиться за ними в поместье.
Вид дома расстроил Григория. Мужчина распахнул окна и впустил в комнату свежий воздух. загасил огонь и бросил пиявок в угли камина. А что он сделал потом, никто не знает, но всего через несколько дней юноша приподнялся в постели и сообщил, что голоден. На следующее утро он встал и прогулялся с матушкой по саду. А спустя ещё день попросил подать ему коня и отправился кататься.
Знатный господин осыпал Григория похвалами и закатил в его честь великий пир. Но целитель, мэр и богатый сосед не были особо довольны подобным исходом. Долгие годы они пользовались расположением аристократа и не желали видеть, как тот благоволит на новому советнику.
Товарищи начали нашёптывать знатному господину истории про странные происшествия в горах. Они рассказывали, что Григорий играет с чёрной магией и что именно так отшельник и исцелил юношу. Заговорщики даже привели свидетеля, который будто бы видел, как Григорий говорит со зверями и заставляет мертвецов плясать себе на потеху. И хотя сын и жена аристократа молили его о пощаде, мужчина не мог оставить без внимания столь страшные обвинения и приказал отвести целителя в лес и бросить ночью на съедение животным.
После заката лесные звери зашлись воем – Григорий перепугался и начал молить Святых о помощи и наставлении. Опустившись на колени, он увидел у себя под ногами груду костей других несчастных, отправленных сюда умирать. Из этих костей Григорий смастерил лиру и, когда звери подобрались ближе, стал наигрывать пронзительную трагичную мелодию, которая, сорвавшись с кончиков его пальцев, вознеслась к самым ветвям деревьев, где застыла в воздухе, как туман. Волки прекратили капать слюной от голода и склонили головы на сложенные лапы. Змеи довольно зашипели и улеглись неподвижно, будто пригревшись на камне. Медведи свернулись в клубок и смотрели сны о временах, когда были медвежатами и знали в своей жизни лишь вкус маминого молока, журчание реки и аромат полевых цветов.
На утро солдаты вернулись в лес и обнаружили Григория живым и здоровым, на что сын аристократа сказал им:
– Вот видите! Это, верно, значит, что он святой.
Но лекарь, мэр и богатый сосед заявили, что это лишь очередное доказательство того, что отшельник владеет чёрной магией, и если отпустить его, то знатного господина и всю семью наверняка постигнет проклятие.
Григория вновь отвели в лес, но на этот раз со связанными руками. С наступлением ночи звери принялись выть, но мужчина не смог поднять свою лиру, и животные, ещё вчера мирно спавшие у его ног, разорвали Григория на части.