— Всякое бывало. Особенно по молодости…
— Ты ведь давно с ним, да?
— Всю жизнь. Я вышла за него в девятнадцать. Конечно, раньше он себе всякое позволял… Мог и загулять… Но всегда звонил, что-то врал, как обычно…
— Умеет врать, да?
— Не то чтобы врать… Он такой… Он может убедить кого угодно в чем угодно.
— Что у него за бизнес?
— Импорт вина. Французского.
— Фирма своя, офис, все дела?
— Естественно.
— И что в офисе?
— Никто ничего не знает.
— Очень странно. Теперь давай назад вернемся. Он тебе сказал, что едет на важный разговор, так?
— Да. Последние дни он был… мрачный. Что-то у него случилось, а что — не говорил. Отмалчивался. В воскресенье собрался, мне целую инструкцию дал — кому и что говорить, если через сутки не вернется. Наизусть заставил выучить… Меня напугал до полусмерти. Вроде на дворе не девяносто четвертый год. А он собрался, как на казнь. И уехал.
— На своей машине?
— Ну да.
— Что с собой взял?
— Как обычно. Документы, деньги…
— Много денег?
— Не знаю. Но без тыщи долларов он из дома не выходит, никогда.
Свинец помолчал, помучил массивными пальцами кожу щек.
— Муж твой, конфета, странный человек.
— Нормальный, — враждебно сказала Марина.
— Почему ж этот нормальный уехал на важный разговор — и никому ничего не сказал?
Марина не нашлась, что ответить.
— Враги у него есть?
— Вряд ли. Он очень мирный.
— У него деньги, — осторожно возразил Свинец. — У него бизнес. Импортное вино. Вполне возможно, что и враги имеются. Конкуренты и все такое. Может, он кому дорогу перешел?
— Весь его бизнес — раз в месяц привезти фуру вина и доставить по магазинам и ресторанам. Кому он может перейти дорогу?
— Такому же, как он.
— Второго такого, как он, в Москве нет, — твердо и гордо отчеканила Марина. — Матвей давно на вине сидит. Дольше, чем все остальные. У него клиентура. У него имя. Годами заработанное. Он живет по принципу «тише едешь — дальше будешь». Если хочешь знать, именно я его всю жизнь вперед подталкивала. Чтоб он не четыре машины вина в год продавал, а десять. Он не жадный совсем. Ему не много надо…
— А тебе, значит, много?
— Я — женщина, — с вызовом сказала Марина. — Молодая. Я не спешу стареть. Я ему свою молодость подарила, этому Матвееву. И теперь хочу четыре раза в год ездить в Европу. В спа. Хочу горный воздух. Пилинг хочу и обертывания.
— Обертывания, — задумчиво повторил Свинец. — Да, конечно. Пилинг и обертывания. Как говорила моя первая жена, я освою любые суммы… А что его фирма? Есть там его заместитель? Кто-то второй? Самый доверенный?
— Конечно. Его приятель старый. Вадим Разблюев. Только он не больше моего знает.
— А это мы посмотрим, — небрежно хмыкнул Свинец. — Я с ним сегодня же переговорю. Сейчас вот тебе бумага — напишешь мне адрес офиса. Все телефоны. Обязательно — номер мобильного твоего мужа. И его полное словесное описание. Рост, возраст. Телосложение. Цвет глаз и волос. Во что был одет. Вплоть до белья и шнурков на обуви. Цепочки, браслеты, часы наручные, прочие украшения. Обязательно — шрамы, татуировки, другие особые приметы. Где его записная книжка?
— Искала — не нашла.
— Значит, с собой взял.
Пока Марина крупным неиспорченным женским почерком исписывала лист бумаги, Свинец изучал ее профиль.
— Что так смотришь?
— Завидую.
— Мне?
— Твоему Матвею. У него красивая жена. Обертывания ей на пользу.
Марина не приняла комплимента. Мент и комплимент — вроде в рифму, а не сочетается.
— Мой Матвей — пропал. А ты ему завидуешь.
— Не волнуйся, — спокойно сказал Свинец. — Найдется твой Матвей. Я так понял, он не шебутной человек. Потрудился в офисе — и домой к жене, правильно?
— Угадал. Он у меня к дисциплине приучен. От меня ни на шаг. Что мое — то мое.
— Под каблук попал.
— А что в этом плохого?
— Я не сказал, что это плохо. Как говорила моя вторая жена, лучше под каблуком, чем под кайфом…
— Сколько тебе надо денег?
— Денег?
— Да. Денег.
— Зачем мне твои деньги? У меня свои есть.
— Откуда у тебя, правильного мента, деньги?
— Что значит «откуда»? — обиделся Свинец. — Я тебе не дядя Степа. Я капитан милиции. У меня в одном кармане пистолет, в другом — ксива. Если в одном кармане пистолет, а в другом ксива, то в третьем кармане деньги появляются сами собой. Вон, смотри направо. Видишь табачный ларек?
— И что?
— А то, что, пока мы с тобой разговаривали, к этому ларьку три богатые машины подъезжали. Из этих машин выходили хорошо одетые молодые люди и покупали папиросы. Двое купили «Беломор», третий — «Казбек». Тот, кто взял «Казбек», — бизнесмен, в синем пальто, в голубой рубахе и желтом галстуке, а двое других попроще: уголовничек в кожаном клифте, с татуировками на пальцах, и бледный паренек с длинными волосами, музыкант или какой-нибудь художник…
— Все, я догадалась. Ты думаешь, они покупали папиросы, чтоб курить траву.
— Естественно. Даю рупь за сто, что травка была минимум в одной машине из трех. Они же как делают все: они сначала к барыге едут, покупают и только потом вспоминают, что нужны папиросы. Минимум одного парня из трех можно было брать. Перевозка наркотических средств. Пять лет общего режима.
— Значит, ты поймал бы их всех и с каждого получил деньги?
Капитан Свинец посуровел:
— Не с каждого. С бизнесмена — обязательно. — Он алчно пошевелил длинными крепкими пальцами душителя. Жест вышел до озноба угрожающим. — Этот бизнесмен, судя по его виду, для того и зарабатывает, чтоб предаваться запретным удовольствиям. Зная, что в случае чего обязательно откупится. Это такая маленькая игра, в которую играем мы оба. Совместное чтение любимых мест из Уголовного кодекса Российской Федерации… А вот с музыканта я бы денег не взял. Пусть себе играет. И с уголовника не взял бы…
— Из жалости?
— Какая, к черту, жалость? Я б его под пресс пустил! Чтоб потом работал не только на себя, но и на меня тоже.
— Злой ты.
— Нет, не злой. Жестокий. Я всегда такой был. Я без мамы вырос.
Вдруг Марина сжала ладонями виски.
— Вспомнила! Слушай, Свинец, я вспомнила! Он сказал не «важный разговор», а «старый вопрос»! Да! Точно! — Она обрадовалась так, словно Матвей уже нашелся. — «Еду разрулить старый вопрос». Так он сказал.
— «Разрулить»? Или «решить»? Ты уверена? — Капитан опять засопел. — Вспомни дословно. Он сказал именно так — «разрулить»? Может быть, «прокачать»? Или «качнуть»? Или «поднять вопрос»? Или наоборот — «снять вопрос»? Может быть, не вопрос, а «рамс»? «Качнуть рамс»? Или «рамсы»?
Марине стало смешно.
— Не считай меня за дуру. Я замужем за человеком, который почти двадцать лет в бизнесе. Я знаю, что такое «рамс». Еще получше тебя, между прочим. Он сказал именно так: разрулить старый вопрос.
— Ясно. Ты пиши, пиши. У меня времени мало.
— А ты смотри в сторонку.
— У тебя курить можно?
— Можно…
— Откуда у тебя такой красивый шрам?
— С детства… Шатен — пишется через «э»?
— Черт его знает. Пиши, как напишется. И, кстати, мне нужна твоего Матвея фотография.
— В офис приедешь — там тебе Разблюев даст фотографию.
— Подвезешь меня?
— Ты без машины, что ли?
— На машине. Она в Коньково осталась. Пробка была, я ее там и бросил. На метро поехал. Чтоб к тебе не опоздать. Цени.
— Ценю… Все, я написала.
Свинец кивнул:
— Тогда поехали. Времени нет совсем. Подбрось меня Тут по прямой — километр. А пока едем — вспомни еще что-нибудь. Взрослые люди просто так не исчезают. Подумай сейчас — и вспомни. Что-то было. Какие-то события. Что-нибудь необычное.
Марина не менее минуты интенсивно напрягала память, но потом опять почувствовала в животе надоевшую боль и честно призналась:
— Ничего такого.
Теперь, когда надежный человек — опытный сыщик, капитан из Московского уголовного розыска — согласился помочь ей, она чувствовала себя хоть и напряженной, но решительной и мобилизованной, и рванула с места так, что у самой едва не закружилась голова Бешено выкрутила руль.
— Полегче, — выдохнул ее спутник. — Не пугай людей.
— Отвали, Свинец. Они родились напуганные.
— Ты, значит, давно с Матвеем?
— Пятнадцать лет. А что?
— Может, ты не все про него знаешь? А?
Марина невесело усмехнулась.
— Может, и не все. Но главное — знаю.
— И что он за человек? Ну-ка, расскажи в двух словах.
— Обычный. Спокойный. Умный. С характером…
— Чем увлекался?
— Он по десять часов в день работал. Чем ему увлекаться? Ну, бывало, в машину свою денег вложит… Колеса какие-нибудь новые купит, за бешеные деньги… Часы дорогие уважает. Каждый год у него новые часы. Сам себе дарит. На день рождения.
— Друзья у него есть? Близкие люди?
— Были. Потом всех раскидало. Кто-то разбогател, кто-то обнищал.
— Что ж, у взрослого хорошего мужика — и друга нет?
— Я его друг, — решительно произнесла Марина, и ей самой понравилось, как она это произнесла. Просто и значительно. И она повторила: — Я его друг! Единственный. И самый преданный. Я никогда не подставлю, не обману. Не предам. Я не возьму в долг на два дня, чтоб потом частями отдавать три года…
— А как с этим? — капитан щелкнул пальцем по горлу.
— Больная тема.
— Что ж ты молчала? Это все меняет!
— Ничего не меняет, — сказала Марина. — Да, он пил. Десять лет почти. Тихо, по-домашнему. Не по-свински, культурно. Свое же вино и пил. Зимой красное, летом белое. Две бутылки каждый вечер. Ходил по дому с бокалом — и отхлебывал. Но уже полгода, как бросил.
— Ты заставила, — предположил Свинец.
— Нет, — холодно ответила Марина. — Я не заставляла. Это было совместное решение…
— Приехали.
Свинец показал пальцем на массивный внедорожник, причаленный прямо под знаком «Остановка запрещена».