с в налоговую настучу, я участкового приведу, я всю подноготную про вас знаю, на чистую воду выведу… Не дослушав, Марина захлопнула дверь в недоумении. Что за подноготная? Только спустя несколько часов она сообразила, что несчастная алкоголичка целыми днями, от безделья и безденежья, сидела, обозревая мир через окно (телевизор, стало быть, уже пропила), и зрелище молодого крепкого мужчины, регулярно начищающего до блеска своего стального коня, действовало ей на нервы. У меня ничего, а у них вон чего. Я в дерьме, а они в белых костюмах. Зависть — вот что пожирало незадачливую женщину. Дерматин на ее входной двери свисал клочьями, а коврик смердел кошачьей мочой; почистить его, постирать — дело десяти минут, но некогда и сил нет, зависть отбирает все силы без остатка… Марина поделилась новостями с мужем, и он рассказал, что в тот же вечер столкнулся с пьяницей в лифте, хотел было осведомиться у старой ведьмы, когда ждать участкового, но та вежливо поздоровалась, и он не стал затевать конфликт. И быстро забыл.
А она, Марина, не забыла. Разве не для того жена при муже, чтобы помнить то, чему он не придает значения? Через месяц она настояла на переезде. В хороший дом на проспекте Мира, населенный бывшими мелкими номенклатурными работниками, а также учеными. В соседях оказался старый профессор химии, абсолютно очаровавший Марину классическим старомосковским произношением. Возможно, он тоже завидовал — но тихо, беззлобно. По-старомосковски.
Сейчас она сильно щелкнула пальцами, чтобы обозначить для самой себя смену темы, и решительно произнесла:
— Ты права, Надюха. Мы сделаем вот что. Мы позвоним Разблюеву. Пусть срочно приезжает. Мы его допросим.
— Насчет возможных любовниц?
— Да. В конце концов, с ним Матвеев проводил гораздо больше времени, чем со мной. Если кто-то что-то знает больше меня — это именно Разблюев. Допросим по полной программе. Ты будешь добрый следователь, а я — злой.
Надюха азартно сверкнула глазами.
— Нет, давай я буду злой следователь. Он такой гад, этот Разблюев!
— Нет, злой буду я. А ты — добрый. Все-таки это у меня муж пропал, а не у тебя.
— Тогда давай мы обе будем — два злых следователя. Зачем нам вообще добрый следователь?
Разблюев звонку Марины не удивился, обещал приехать, но посетовал на пробки, и тогда Марина ледяным тоном рекомендовала абоненту прибегнуть к услугам муниципального метро. Именно так, девчонки. С женой босса шутить нельзя. Босс — это всего лишь босс, а жена босса — это целая жена босса! Пока ждали — прошло около часа, — уговорили почти весь пирог. Выпили, и неоднократно. И взаимно раззадорились до последней степени, словно уже доподлинно знали, что пропавший муж вовсе не на переговоры поехал, а расслабляется сейчас в чужой постели, и Марина, сквозь хмельной туман, поймала себя на дикой, но забавной мысли: если все окажется именно так, она будет самым счастливым человеком на свете.
Барабанщик выглядел мрачным и помятым. В квартиру вошел, с кем-то нервно переговариваясь по мобильному. Вроде как занятой человек, оторванный от дел неизвестно для чего. Чтоб сразу не расслаблялся, Марина без лишних слов выхватила у него из пальцев трубку, выключила, швырнула на кушетку, на нее же указала пальцем. Атаковала с ходу:
— Что у него за баба?
Разблюев сел, подумал и спросил:
— В смысле?
— У Матвеева есть женщина. Кто она и где живет?
Разблюев жену босса уважал, но всегда считался человеком неробким, он посмотрел на нее с сожалением и досадой, после чего покрутил пальцем у виска.
Марина молчала, ждала. Надюха закурила.
— Разблюев, — хрипло начала она, — ты думаешь, вот, две дуры собрались — и свою бабскую тематику пережевывают, да? Нам все равно, что ты думаешь. Говори все, что знаешь. Что за женщина?
Надюха пить не шибко умела, язык ее не вполне слушался, и внимательная Марина заметила, что барабанщик едва удержался от улыбки. «Сколько ему? — подумала она. — Сорок или около того? А весь седой. Впрочем, за его спиной два развода — странно было бы не поседеть…»
— Матвея нет третий день, — тихо сообщил Разблюев, игнорируя вопрос. — А я уже с ума схожу. Все на мне. Склад, поставки, банк, дебиторка, все. Я сейчас меньше всего о женщинах думаю. Допустим, Матвей у женщины. Но что можно делать с женщиной трое суток подряд?
— Трахаться, — мрачно подсказала Марина.
— По ресторанам лазить, — добавила Надюха. — По клубам. По казино. Зажигать, в общем. Отрываться.
— Тебе виднее, — цинично заметил Разблюев.
Надюха покраснела.
— Вы же знаете, он не ходок. — Разблюев стал отстукивать ладонью по колену медленный ритм, нечто вроде босановы. — Ни по клубам, ни по бабам. В казино ходил, да. Несколько раз в год. Днем. Забежит, поставит сто долларов на цвет, чтоб удачу проверить, — и уходит сразу. При Ельцине ставил на черное, при Путине — на красное…
— Я не знала, — честно сказала Марина.
— Вот видишь, — едко вставила ее подруга, — уже пошли интересные подробности…
Первое время барабанщик Разблюев Марине не нравился. То есть в качестве старинного приятеля мужа она его нормально воспринимала. Но никак не в качестве заместителя но работе. Она считала, что заместителем, первым помощником должен стать какой-нибудь мальчик из поколения «детей перестройки». Профессиональный манагер американского, уолл-стритовского разлива. Малолетний буржуа. Нормальный. Быстрый, исполнительный, послушный. Умеренный карьерист. Такие мальчики, в разгар нулевых годов справившие свое двадцатипятилетие, переполняли столицу, тысячами их анкет были забиты все кадровые агентства. Таких мальчиков не мучили комплексы, свойственные тем, кто зубрил моральный кодекс строителя коммунизма. Такие мальчики имели здоровый румянец и здоровый цинизм. Такие мальчики читали много глянцевой периодики, не любили получать зарплату в конвертах, обожали покупать в кредит огромные телевизоры, мыслили узко, в общении были скучны — но работать, как правило, умели. Такого мальчика, прикидывала Марина, можно было сразу подчинить, дисциплинировать, построить — а потом строго спрашивать с него результат. И она крупно разругалась с Матвеевым, когда тот объявил, что вторым человеком сделал своего старого приятеля. Из старых приятелей выходят плохие подчиненные. Старому приятелю нельзя спокойно сказать «ты уволен» или даже «ты оштрафован за опоздание на работу». К тому же она, Марина, помнила — барабанщик когда-то оттолкнул ее лучшую подругу. Вместо того чтобы составить ее счастье. И за это его следовало наказать. Отомстить. Воспрепятствовать его назначению на вакантное место.
Матвеев тогда устроил скандал. Выпячивал подбородок, швырялся оскорбительно-домостроевскими фразами и громогласно советовал не лезть в его дела. Хотя как она могла не лезть в его дела, если она ему — жена? Она же хотела помочь…
Однако Разблюев — в отличие от мальчиков, нанятых через кадровое агентство, — с самого начала взял себе за правило не покидать рабочее место ранее восьми вечера. Не то чтобы развил бурную деятельность — но быстро сделался практически незаменим. Разгрузил Матвея, взял на себя все мелочи. Он отлично помнил, какую печать ставить на ту или иную бумажку. Он совершал ошибки, он пил в обед водку и норовил заявиться на работу в рокерской куртке — но Матвей был очень доволен, и Марина это заметила сразу. Она не только изменила свое мнение на противоположное, но даже, как это почти всегда бывает, прониклась к седому барабанщику искренней симпатией. Шутка ли, у мужика двое детей от двух жен, и всех содержит. Стало быть, объективно не сволочь…
Теперь он сидел напротив нее, еле заметно подергивая головой и отстукивая что-то свое по колену (на коленях имелись пузыри, поскольку, все знают, приучить современного мужчину поддергивать штанины практически невозможно), — и смотрел своим фирменным, слегка отсутствующим взглядом то на хозяйку дома, то на свою бывшую потенциальную подругу жизни — и ждал, когда они его отпустят.
— Про казино я поняла, — сказала Марина задумчиво. — Чего еще я не знаю?
— Это все.
— Если было чуть-чуть казино, значит, были чуть-чуть и девки, — твердо сказала заметно протрезвевшая Надюха.
Логично, подумала Марина и не удержалась — ложечкой сняла крем с остатков пирога.
— Девок, — Разблюев прокашлялся, — точно не было.
— Врешь. Давай серьезно. Не та ситуация, чтобы его покрывать. Не может быть, чтобы ты ничего не знал. Вспоминай.
— Марина, — жалобно сказал барабанщик, — вчера ко мне приходил твой мент. Капитан. Мы с ним обсуждали эту тему. И договорились, что отодвигаем ее. Как бесперспективную.
— А сейчас мы думаем, — вставила Надя, — что рано! Рано отодвигать.
Разблюев сменил ритм. С босановы перешел на вальс. Раз-два-три. Раз-два-три. Установилась на несколько мгновений тишина, и стало слышно, как стучат, почти в такт, дождевые капли, ударяясь в окно. Напоминая, что у людей своя жизнь, а у природы — своя.
— Он тебя любит, Марина. Всегда любил.
— Это к делу не относится! — Надюха повысила голос (почему же не относится, раздраженно подумала Марина). — Одну любит, с другой трахается! Такое бывает сплошь и рядом. Вон, у Наташки как было: муж на руках ее носил, золото-брильянты дарил, прислугу нанял, пылинки сдувал — а потом мандавошек в дом принес…
— Надя!!! — закричала Марина, морщась. — Мы же — кушаем!!!
Разблюев сменил вальс на нечто резвое. Вдруг помрачнел.
— Успокойтесь обе, — велел он. — У меня нет никаких оснований думать, что Матвей сейчас зависает с блядями. На него это совсем не похоже. Он не распиздяй какой-нибудь. Он серьезный человек. К другому я бы на работу не пошел, ясно?
Марина впервые за много лет услышала, как барабанщик ругается, ей стало противно и расхотелось продолжать следствие; Надюха же, наоборот, сочла нужным ответить адекватно:
— И чего? Ты что, охуенный знаток человеческой природы? Знаешь, какие тихушники бывают? Мы же тебя не обвиняем в том, что он тебе все рассказывал про своих блядей, а ты нам признаться не хочешь. Мы просим тебя вспомнить. Может, ты что-то краем уха слышал…