— Паш! — крикнула я. — Собирайся, в лес пойдем.
Паша дрых без задних ног, еле растолкала его. Про отъезд в город он не вспоминал… Трудно найти подход к шестнадцатилетнему парню. Я стала откровенно льстить:
— Идти полчаса. Ведро грибов наберешь за четверть часа, на одном месте. Я тебе их замариную. Все будут тебя всю зиму хвалить и благодарить.
— Нет в лесу грибов, — ответил Паша. — Хочу спать.
— Паша, я покажу тебе заветную поляну, там есть. Честное пионэрское.
— Не верю! — не так веско, как Станиславский, сказал Паша, зевнул и перевернулся на другой бок.
Я почувствовала слабину в его голосе, взмолилась: «Господи, помоги» — и завопила:
— Подъем! Подъем! Подъем!
— Не ори, теть! Слышу. — Паша сел на кровати, снова зевнул и согласился: — Ладно, пошли. Но если там не будет грибов…
— То что?
— Значит, ты обманываешь маленьких, — ответила мне почти двухметровая детина.
До места назначения мы шли сосредоточенно молча. У каждого было по два полиэтиленовых ведра вместо корзин.
Можно будет, конечно, обратить все в шутку, думала я, если грибов в болотце не окажется. Но меня саму распирало от любопытства: что это было? Может, правда грибы везде появились? Тогда понятно… А если не появились? Тогда непонятно…
— Паш, ты в болоте-то молись, чтобы грибочки найти.
— Теть… — укоризненно сказал Паша. — Хватит уже!
— Паш, — в тон ему ответила я. — Пришли уже!
— Зде-е-е-сь? — разочарованно протянул он, остановившись на краю болотца. — Издеваешься? Тыщи людей тут уже прошли.
— С какой бы стати здесь этим тыщам проходить? — спросила я с подозрением.
Болотце было, конечно, на виду, рядом с перекрестком двух больших лесных дорог. Это место так и называлось — Кресты.
— Я соседям вчера сказал, что ты грибов притащила.
— Зачем? Паш, просила же тебя…
— Для чистоты эксперимента, — ответил он.
— Дурень ты, Паша! И тайн тебе доверять нельзя.
— Тебе же соседи говорят, если грибы в лесу появились?!
— Ага… Когда уже весь поселок знает, — уточнила я и возрадовалась. Потому что увидела кочку с маленькими грибочками. — Ты, Паш, забирай правее! Через пятнадцать минут встречаемся здесь. Главное — молись и не боись. Привет!
И я шагнула в болотце. Он — тоже, повернулся спиной и, перескакивая с кочки на кочку, стал удаляться.
В моей стороне на одной кочке я срезала три десятка грибочков. На других росло не меньше десятка. Только успевай чикать ножичком черноголовики. Я смеялась: откуда взялись такие хорошенькие?
Вдруг буквально в десяти метрах от меня пронеслись по дороге трое грибников. Я не успела пригнуться, но они в мою сторону и головы не повернули. Через некоторое время появилась еще парочка с корзинами и быстро удалилась. Обратить внимание на мое неказистое болото никому и в голову не приходило! Все чуть не вприпрыжку стремились к своим грибным местам — так соскучились грибники по делу. Ну что ж — помоги Бог!
— Теть! — услышала я невдалеке унылый голос.
— Что, Паш?
— У тебя есть?
— Почти ведро…
— А у меня ничего нету…
— Сказала же тебе: молись! — крикнула я.
— Как?
— Молись: Ангел Божий, покажи мне гриб! Понял?
Ответа не было. Несколько минут стояла тишина. Потом вдруг раздался победный крик:
— Теть! Теть!
Дело у Паши, видимо, пошло. Через полчаса мы встретились на условленном месте: у каждого было по два ведра первосортных черноголовиков.
— Теть! Ты обещала замариновать, — сказал довольный Паша.
— На свою голову… — засмеялась я. — Будешь помогать! Банки мыть.
— У меня же рука не влазит!
— Не боись, найду чем тебя занять.
Довольные, но совсем не усталые мы возвращались домой.
— Теть, я не понял… — вдруг сказал Паша. — Я ходил, не было грибов. А потом на тех же местах — и появились. Так не бывает!
— Ты, друг мой, видно, под другим ракурсом на них посмотрел, — предположила я.
— Под каким еще ракурсом?
— Молитвенным.
— Да… — задумался Паша и снова замолчал.
Хотелось, так хотелось мне ввернуть что-нибудь проповедническое про чудо, про веру, про молитву. Как бы было к месту… Но я, как теперь понимаю, приняла мудрое решение и промолчала, предоставив племяннику возможность поразмыслить самому. Я в тот памятный день опытно и твердо познала духовную истину: Богу все возможно. [3 — «Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19:25—26).] Не только грибочки перед самым носом взрастить, но спасти человека в самых трудных обстоятельствах. Поверил ли в это Паша — жизнь покажет, она длинная, полосатая.
— Знаешь, что важно… — уже перед самым домом решила сказать я. — Я про ракурс… Молитва действительно чудеса творит. Только мы ею мало пользуемся и потому не замечаем этих чудес. А тут тебе, так сказать, наглядный пример…
— Да… теть… Как-то даже не по себе, — ответил задумчивый парень. — Кому рассказать — не поверят.
— Нет, не поверят, — согласилась я.
— Я тебе вообще-то наврал, каюсь, — вздохнул Паша. — Я не говорил соседям ничего.
— Да? — удивилась я. — А чего это они все в лес побежали, странно.
— Тебя, наверно, вчера кто-то увидел с грибами.
— Выходит, так…
Паша натаскал мне воды, на том и кончилась его помощь. Но ее особенно и не требовалось: грибочки были чистые и ни одного червивого. К ночи все они были под маринадом и сидели по трехлитровым банкам.
Потом вернулся Паша и сказал, что никто ни одного гриба из леса не принес.
На следующий день обещала приехать подруга. К долгожданной встрече теперь я была готова: имелись обещанные грибы — хоть жареные, хоть какие… Но она не приехала, что-то помешало. Вот это было жаль… «Знамения нужны не для верующих, но для неверных», — заверяет святитель Григорий Богослов. Не увидела подруга детства этого чуда и, может, поэтому до сих пор так и не перешла церковной ограды… А может, совсем не поэтому. Вспомнила я Антония Великого: «Внимай себе и не подвергай исследованию судеб Божиих» — и успокоилась.
Теория вероятностей
Паша не вполне отдавал себе отчет, как одарил его Бог. Я, Пашина родная тетка и крестная мать, денно и нощно молилась о нем с самого младенчества, с первых сознательных лет рассказывала сынку о вере, объясняла заповеди, твердо призывала жить по-христиански. Много ли сейчас таких счастливчиков? Тяжело все-таки усваивать истину: кому много дано, с того много и спросится.
Я родилась в России совсем в другое время, когда о Христе забыли, казалось, напрочь. Указывать путь к Нему было некому, каждый шаг давался с огромным трудом, кровью сердца. Но теперь, оглядываясь назад, в странных сцеплениях своей судьбы вижу явную руку Промысла Божия, который сам отсекал ненужное во мне, прививал необходимое, обучал истинному рассуждению, на все это давал мужество и настраивал на жизнь вечную…
Окончив математическую школу, я без труда поступила на мехмат университета. Дорожка была проторенной: родители инженеры, все их знакомые и друзья — инженеры, кем же мне еще быть, как не инженером? Училась без труда. Друзей и безобидных развлечений в пору моей молодости было полно — походы, выставки, самиздатовские книжки, веселые вечеринки почти без алкоголя — ну разве что с портвейном «777» для куражу. Водку надо было «доставать», а на это не было ни денег, ни времени. Слава Богу, что между СССР и Западом был железный занавес, это действительно надолго оградило основную учащуюся и работающую часть россиян «от тлетворного влияния», [4 — «Более всего, друг, бойся кого-либо соблазнить; ибо добро в людях не твердо, оно едва стоит, даже когда и никто его не колеблет». (Преподобный Исидор Пелусиот.)] от знания тех пороков, которые ныне знакомы и ребенку… Казалось, что чудесный студенческий капустник никогда не кончится. Взрослая жизнь маячила за далекими горами. Впрочем, в доперестроечное время мы не задумывались о будущем еще и потому, что перспектива была жестко задана триадами: октябрята, пионеры, комсомольцы; детство, юность, взрослая жизнь; работа, семья, дети. Все по-советски, все как у всех. Никаких отклонений не могло быть, так нас воспитывали.
Первым моим сознательным отклонением от советского жизненного курса стало твердое решение, что ради карьеры не вступлю в партию категорически. Почему оно возникло, не знаю. Отец занимал номенклатурную инженерную должность; ради нее он должен был закончить вечерний Университет марксизма-ленинизма. Книжки по «теории марксизма-ленинизма» бывали и дома. Заглядывая в них еще в школьные годы, я недоумевала: о чем это? Набор слов, который, по моей логике, ничего не доказывал. Был в той «теории» какой-то обман, но в чем он состоял, додуматься было трудно. Истинной истории страны мы не знали. Вся эта «ленинская идеология» стала предметом анекдотов — язвительных, но в «десятку» точно отражающих истинное положение вещей в стране. Кто их придумывал? Оставались же еще умные люди… До сих пор с удовольствием вспоминаю эти анекдоты.
Радио сообщает, что в стране изобилие продуктов, а наш холодильник пустой. В чем тут дело? — Включите холодильник в радиосеть.
Колонна медработников на первомайской демонстрации несет плакат: «Советский паралич — самый прогрессивный в мире!»
Диктор Центрального телевидения сообщает: «Дорогие товарищи телезрители! Сегодня в 21.30 по первой продовольственной программе будет показан бутерброд с копченой колбасой».
Какие основные препятствия перед советским сельским хозяйством? Их четыре: весна, лето, осень и зима.
Свобода слова — это осознанная необходимость молчать.
Семь чудес советской власти: безработицы нет, но никто не работает; никто не работает, но план выполняется; план выполняется, но купить нечего; купить нечего, но всюду очереди; всюду очереди, но мы на пороге изобилия; мы на пороге изобилия, но все недовольны; все недовольны, но голосуют «за».