На тринадцатилетие и бар-мицву Дэвиду подарили барабанную установку. Он хранил ее в своей спальне, но по ошибке установил задом наперед: басовый барабан слева, а хай-хет справа. Увидев, как он играет, я почувствовал, что отчаянно захотел попробовать и сам. Тем самым утром и началась моя вечная любовь к барабанам – в ту минуту, когда я начал играть левой, благодаря ошибке Дэйва, рукой под песни Nowhere Man, Substitute The Who и Sha La La La Lee’ The Small Faces, которые звучали из портативного проигрывателя Dansette.
Да, я попался на этот крючок. Я поклялся как можно скорее обзавестись собственными барабанами, и, кстати, благодаря отцу, по одному предмету я собрал всю установку. Суть этой истории в том, что я впервые начал играть на барабанах в тот самый день, когда мой любимый битл послал меня куда подальше всего час или два спустя. В шутку, разумеется.
Дэвид предложил отправиться в студию EMI, посмотреть, не происходит ли там чего-нибудь, поэтому мы перестали возиться с барабанной установкой, пообедали и отправились в студию пешком, хотя я зачем-то потащил с собой велосипед. У студии толпились фанаты. В основном это были девочки, которые ждали, что вот-вот что-то произойдет. Дэвид заверил меня, что это вполне нормальная процедура, поэтому я прислонил свой велосипед к одним из ворот студии (тем, что слева, если смотреть с дороги), и мы присоединились к ожидающей толпе.
Ждать пришлось недолго: вскоре мы увидели, как в сторону студии медленно едет огромный «роллс-ройс» Phantom V. Не только увидели, но и услышали знаменитого пассажира – это был хорошо знакомый нам голос с ливерпульским акцентом, который вещал абсолютную чушь через динамики, спрятанные в подкрылках. «Роллс-ройс» проехал мимо, и мы слышали всю эту уморительную ахинею, и единственные слова, которые я запомнил, были произнесены уже у ворот: «И уберите, блин, этот велик с дороги, на хер!»
Действительно, это был не кто иной, как Джон Уинстон Леннон, Кавалер Ордена Британской империи. В полном смятении я поспешно отодвинул свой велосипед подальше от ворот студии, чтобы позволить огромному автомобилю въехать на парковку, а толпа возбужденных фанатов его тут же окружила. Через секунду из машины в модных тонированных солнечных очках выскочил Джон. Он пробежал по ступенькам и скрылся за заветной священной дверью. Вот, собственно, и все.
Я был так удивлен тем, что произошло, что мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать: главный битл дал мне прямое указание, и я должен был действовать чертовски быстро. Мы с Дэвидом оба смеялись над всем этим безумием, еще некоторое время болтаясь у входа в студию, но за это время больше никто так и не появился. Вскоре мы попрощались, а я решил вскоре вернуться сюда еще раз. И вернулся примерно неделю спустя, захватив свой верный фотоаппарат Kodak Brownie. Но, к сожалению, в этот раз никто из битлов не появился. Может, они уже сидели в студии, а может, приехали позже. Правда, мне удалось запечатлеть поднимающегося по ступенькам Джорджа Мартина, идущего по улице Фрэнка Айфилда, а также приехавшего на машине Грэма Нэша из The Hollies. Позже мне стало ясно, что The Beatles работали над Paperback Writer или Rain примерно в те самые дни, когда я впервые встретился с Джоном Ленноном. Или, точнее, когда он впервые встретился со мной.
Глава 3. «Мне б так хотелось завести тебя»(I’d Love to Turn You On)[11]
Сингл Paperback Writer вышел 30 мая 1966 года и тут же стал хитом благодаря запоминающемуся вступительному гитарному риффу, классной мелодии и чрезвычайно умному тексту, в основном написанному Полом в форме письма безработного писателя книжному издателю. Как позже сказал Джон, это действительно был «сын Day Tripper», но вскоре песня стала одной из моих самых любимых у битлов, не говоря уже о том, что в ней так точно передан дух культуры поп-арт-литературы середины шестидесятых. На обратную сторону сингла поместили блистательную Rain Леннона. Эту песню и по сей день многие барабанщики считают лучшим примером игры Ринго: его изобретательные «филлы» (барабанные заполнения) окрашивают эту знаковую песню, которая отражает весь интереснейший прогресс битлов в музыке.
Вскоре этот прогресс стал еще более заметным – 5 августа, с выходом альбома Revolver и еще одного двойного сингла Eleanor Rigby / Yellow Submarine, выпущенного в тот же день. Альбом был полон других потрясающих песен, начиная от джоновских I’m Only Sleeping, She Said, She Said и написанных Полом Got To Get You Into My Life, For No One до Taxman и I Want To Tell You авторства Джорджа. Но именно финальный трек больше всего привлек мое внимание в то время – странная и гипнотическая Tomorrow Never Knows Джона. Я был очарован этим мистическим шедевром и помню, как думал, что, как и Rain, он обязательно должен представлять будущее направление поп-музыки – ведь он так не похож на все, что могли предложить The Beatles или кто-либо еще.
С этим треком группа явно вела молодежь западной цивилизации к неизведанным территориям, поэтому, как я думал, ее намеренно поместили в конец альбома в качестве трейлера грядущих событий. Если говорить о других громких событиях, то английская сборная выиграла Кубок мира, причем случилось это всего за шесть дней до выхода альбома Revolver, и вся страна на какое-то время впала в состояние эйфории.
В то же время в Юго-Восточной Азии разгоралась война во Вьетнаме; The Beatles гастролировали по Соединенным Штатам – с 12 по 29 августа. Финальный концерт 29 августа проходил в Кендлстик-Парке в Сан-Франциско, и билеты на него стоили от 3 долларов 80 центов до неподъемных 7 долларов. А пару месяцев спустя мы узнали, что тот концерт не только завершил турне, но и стал последним выступлением The Beatles за деньги, поскольку группа решила навсегда прекратить гастроли и начать работать над новым альбомом. Ежемесячник The Beatles Book уже намекал, что этот альбом будет каким-то особенным.
В октябре группа The Beach Boys выпустила Good Vibrations, и идеальная красота и оригинальность этой пластинки застала всех врасплох. Невероятное многоголосье, странные аранжировки, труднопонимаемые стихи – это экстремально прогрессивное творение единственных реальных американских конкурентов изменило правила игры битлов и в следующем году принесло группе Брайана Уилсона премию NME в номинации «Лучшая в мире вокальная группа».
Тогда мы еще не знали этого, но к концу 1966 года борьба продолжалась, и The Beatles изо всех сил работали над тем, что позже было провозглашено величайшим достижением поп-музыки. А именно – над альбомом Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band, до выхода которого оставалось всего полгода. Но сначала в феврале 1967 года был выпущен великолепный двойной сингл Penny Lane / Strawberry Fields Forever. Вторая песня подтвердила мои подозрения относительно музыкального направления группы или, по крайней мере, Джона, с ее весьма необычным звуком, непонятным текстом и странной структурой.
Напротив, Penny Lane Пола была удивительно мелодичным и лирически проницательным отражением его ливерпульских корней – эта песня точно стала бы номером один в хит-парадах, если бы была единственной на стороне «А». Вместо этого, как известно, первое место заняла песня Энгельберта Хампердинка Release Me, которая сильно раздражала меня в то время. Величественный новый сингл The Beatles появился с фотографией на обложке четырех бывших «швабр», изображающих чрезвычайно взрослых молодых людей с недавно отросшими усами. На обратно стороне приводились их фото в младенческом или подростковом возрасте. Времена, когда они, безусловно, менялись[12].
В начале 1967 года неожиданно прибывший из Сиэтла на Западном побережье Америки новичок внезапно оказал огромное влияние на британских фанатов музыки. В январе трио The Jimi Hendrix Experience взорвало британские чарты песней Hey Joe, чему способствовали выступления группы на телевидении и в музыкальной прессе. Я сразу же был поражен невероятным внешним видом и звуком Джими, как и многие мои школьные приятели. Группу сначала показали в программах «На старт, внимание, марш!» и Top of the Pops, и на следующий день все разговоры были только об этом.
Никто никогда раньше не видел и не слышал никого похожего на Хендрикса, поэтому, когда я увидел в лондонской газете London Evening Standard небольшое объявление о первом крупном выступлении группы в Лондоне, я немедленно забронировал билеты для как минимум шести своих школьных приятелей. 29 января Хендрикса попросили выступить на разогреве у группы The Who в зале Saville Theatre, который каждое воскресенье арендовали Брайан Эпштейн и NEMS. Бронирование билетов само по себе было большим достижением, так как я никогда раньше не был на поп-концерте ни с кем, кроме семьи. А этот концерт должен был стать моим первым большим серьезным рок-концертом, куда я пойду с друзьями.
В тот воскресный вечер я и отправился на Шафтсбери-авеню близ Кембриджской площади, чтобы встретиться с приятелями у Saville Theatre, который сейчас называется Odeon Cinema. Над входом в здание до сих пор сохранился знаменитый скульптурный фриз, представляющий «Драму сквозь века» и спроектированный Гилбертом Байесом в 1930 году. Я уверен, что в свои тринадцать и четырнадцать лет мы были самыми молодыми членами аудитории.
Концерт был потрясающим событием (если можно так выразиться), особенно для группы школьников: ему было суждено войти в учебники истории рока.
Я был полностью очарован Джими Хендриксом, завораживающим исполнителем, которого отлично поддержали басист Ноэл Реддинг и барабанщик Митч Митчелл. Да, моими кумирами среди барабанщиков были Ринго и Кит Мун, но Митч был еще одним огромным талантом, который должен был оказать глубокое влияние на мою игру. Очень скоро я буду пытаться повторить его партии, слушая записи, стуча по своей установке Broadway, установленной в свободной комнате, где я также поставил примитивный усилитель, динамик и проигрыватель.