Если уже кафедральный собор заключает в себе некоторые политические элементы, то Вестминстерское аббатство со своею главною церковью есть настоящей Пантеон великих мужей Альбиона, истинный «храм славы британской». Аббатство, прежде всего нужно сказать, поражает своею внешностью. Это ряд высоких, чрезвычайно своеобразных, увенчанных башнями зданий, скорее похожих на старотипные крепости, чем на монастырь. Внутри это настоящей музей. Тут направо и налево вы видите статуи, плиты, гробницы знаменитейших людей, с надписями, объявляющими об их заслугах признательному отечеству. Тут покоятся и адмиралы, и герцоги, государственные мужи и писатели, архиепископы и ораторы – для всех их отечество создало памятники, так или иначе свидетельствующие об их великих деяниях. Некоторые и даже многие монументы носят на себе следы высокохудожественного творчества и для посетителя составляют предмет высокого эстетического наслаждения. Недаром английские поэты прославляют аббатство в своих поэтических произведениях и многие заявляют, что рассматривание его памятников служило одним из сильнейших мотивов их поэтического творчества. Аббатство и теперь дает у себя приют наиболее замечательным людям Англии, и я заметил в нем гробницу недавно умершего известного геолога Ляйеля. Надпись на его гробнице гласит: «Всю свою жизнь он посвятил разгадыванию отрывочной летописи по истории земли, неутомимо исследовал настоящий порядок природы и тем расширил пределы знания, оказав на научную мысль громадное влияние». Как велики дела Твои, Господи! дивно глубоки помышления Твои! Вообще из обозрения аббатства посетитель выносит много поучительного: оно наглядными памятниками вводит в культурную историю английского народа.
Против аббатства высится грандиознейший храм живых столбов Альбиона – парламент с его палатами лордов и общин. Я только со вне посмотрел это на своего рода архитектурное чудо и, махнув на него рукой, вошел внутрь стоящего рядом «двора правосудия». Здесь моим глазам представилась почти сказочная картина. Ряд расположенных амфитеатром парт занят был седыми как лунь адвокатами и судебными чиновниками; против них за отдельным столом сидели двое еще более седых судей; но изумлению моему не было предела, когда я заметил, что седина всех их накладная. Оказывается, в Англии у служителей правосудия до сих пор удержалась средневековая форма, требовавшая непременно от судьи седины, как реального доказательства его мудрости. С седым завитым париком соединяется и странный средневековый широкий плащ. Происходило какое-то судебное разбирательство, но мне не пришлось узнать, насколько английские судьи в своих седых париках оправдывают известное изречение, гласящее: «седина мужа мудрость его есть».
От миpa накладных седин я отправился в мир действительных многовековых и тысячелетних древностей, собранных в знаменитом Британском музее. Учреждение – это настолько замечательно, что не посетить его во время пребывания в Лондоне значило бы совершить величайшее преступление пред наукою. Но оно в тоже время так обширно и так много сокровищ заключает в себе, что я при посещении его счел нужным ограничить себя только одним его отделом –археологическим, осмотрев по преимуществу египетские и ассирийские древности. И сколько здесь великого, и важного в этих обломках седой старины! Вот где источник этой новой исторической науки, которая в последнее время начала проливать лучезарный свет на многие по преимуществу археологические данные Библии. Стоит только знающим оком присмотреться к этим ничтожным, по-видимому, обломкам и вы увидите в них научное, фактическое подтверждение многих библейских сказаний. К сожалению, наша отечественная богословская литература не представила еще в этом отношении ни одного более или менее удовлетворительного труда. Зато англичане в этом отношении сделали величайшее вклады в библейско-историческую науку и заслуживают того, чтобы быть поставленными в пример нам – русским.
Англичане, впрочем, вообще так любят Библию, как едва ли какой-нибудь еще христианский народ. В Париже напр., вы не только Библии, но даже и какой-нибудь церковной газеты не скоро отыщете. Здесь, напротив, Библию везде вы видите прежде всего. Не говоря уже о том, что она составляет принадлежность каждого домохозяина, вы видите ее и в общественных домах и учреждениях. Я удивился, когда, войдя в Лондоне в великолепный, роскошно обставленный читальный зал при отеле, прежде всего на столе увидел в богатом английском переплете Библию. В книжных магазинах, которые по своему богатству и роскоши, несомненно, составляют одну из интереснейших достопримечательностей Лондона, за зеркальными окнами вы непременно встретите на первом плане Библию – в роскошнейших изданиях и в самых изысканных переплетах. Вместе с Библией, как книгой, англичане любят и библейские тексты. Магазины мало-мальски соприкасающихся с религией или церковью товаров унизаны текстами в роде: «Бог есть любовь», «Любите врагов ваших» п т. п. Даже газетные объявления часто подтверждаются библейскими текстами. Так, рассматривая объявления в одной газете, я с удивлением встретил цитату из книги Второзакония и с текстом, гласящим: "кровь человека жизнь его есть», но тут же под текстом прочитал спекуляторскую рекламу, извещающую, что там-то можно получить лучшее в мире очистительное для крови средство, избавляющее от всяких болезней и представляющее верные шансы дожить до глубокой старости и т. п. Если судить, впрочем, по внешности, то надо признать англичан вообще религиознейшим народом. Известно то ригористическое почтение, с которым они относятся к воскресному дню. Мне пришлось провести одно воскресенье в Лондоне, и я должен сказать, что виденное мною превзошло всякие ожидания: как бы какая-нибудь всемогущая сила мгновенно остановила это, по-видимому, неутишимое море человеческой суеты. Там, где в будничные дни вывешиваются громаднейшие объявления о театральных спектаклях, различных спекуляторских предприятиях, в воскресенье можно было видеть только такие же громадные объявления, в которых различных церквей извещали о предполагаемых ими к произнесению воскресных проповедях. И народ с не меньшим любопытством останавливался у этих объявлений, как и у театральных, да кажется и в церковь шел не с менышим усердием. По крайней мере громаднейший собор св. Павла в проведенное мною в Лондоне воскресенье был переполнен молящимися. Не знаю, насколько английский храм удовлетворяет религиозное чувство, – а что оно довольно сильно – в этом, кажется, трудно сомневаться. Быть может, только этому сильному религиозному чувству англичан, предъявляющему большой запрос для своего удовлетворения, нужно приписать и то невероятное количество различных религиозных и библейских обществ, которое существует в Лондоне. Но я затрудняюсь сказать, чему приписать образовавшееся теперь здесь новое «библейско-театральное общество». Это оригинальное общество задало себе цель образовать библейский театр, где бы драматически-обработанные библейские сюжеты находили соответственную театральную постановку; причём предполагается в костюмировке и декорациях строго держаться научных данных библейской археологии. По газетным известиям, первою из подобных библейских драм поставлена будет на сцене пьеса под заглавием «Моисей в Египте»; роль дочери Фараона уже будто бы взяла на себя одна из известнейших лондонских драматических артисток. Любопытно – что из этого выйдет.
В понедельник 10-го ноября (по новому стилю) в Лондоне был народный преинтересный праздник «показывания народу нового лорда- мэра». Я не имею времени и места описывать этот праздник, но замечу только, что он послужил для лондонцев поводом к выражению своих признательных чувств премьеру Биконсфильду и его сподручнику старому мэру. Обоих их по улицам в обязательной церемониальной процессии народ приветствовал криками: «Зулусы, зулусы!», – а в одном месте в карету старого мэра даже пущен был громадный камень, который, к счастью, не причинил ему вреда. Так народ отмщал покойному премьеру его забывшее пределы честолюбие, в жертву которому он своею зулусскою войною принес целые десятки миллионов народных денег.
Вечером того же дня мне пришлось быть свидетелем лондонского народного веселья, и признаюсь, я никогда не видел ничего подобного. Зажглась иллюминация и на улицы высыпали несметные массы народа, двигавшегося какой-то сплошной стихией. Англичане вообще серьезный и солидный народ, но в этот вечер все превратилось в бесконечное веселье и ребяческую шалость. Мужской элемент вооружен был какими-то адскими машинками, которые при прикосновении к прекрасному полу производили пронзительный треск, вызывая крик у пугливых дев; а сам прекрасный пол вооружен был ручными фонтанчиками, которые холодной струей обдавали лицо всякого, кого только красавицы избирали жертвой своей шалости. Все это шумело, кричало, смеялось и гоготало, охваченное неудержимым порывом шаловства и веселья. Никогда мне не приходилось видеть такого беззаботного ребячества народной массы, а тем более никогда я не мог предположить, чтобы такому бесконечному шаловливому веселью могли предаваться обитатели угрюмого и туманного Лондона. Но замечательно, что в этой бесчисленной, упоенной веселостью, массе народа совсем не видно было «веселых» в нашем русском смысле. Все было весело, но благопристойно, шалило, но не безобразничало, упоено, но не пьяно, и, разумеется, не слышно было ни об арестах, ни о протоколах.
VI. Десять дней на океан
Ночь перед посадкой на океанский корабль. – Утро и переезд на «Скифию». – Путь от Ливерпуля до Квинстоуна. – Открытый океан. – Буря. – Состояние и надежды пассажиров. – Колумб и его вера. – Воскресное богослужение среди океана. – Берег «того света».
От мрачного гнезда лордов быстрый поезд в пять часов переносит вас в объятия младшего брата Лондона – богатого и второго по промышленности в Англии города Ливерпуля. Деревенская погода в Англии далеко не то, что лондонская, и я любовался прелестными ландшафтами и пейзажами, блиставшими на ярком солнце почти весенними красотами. Но ноябрьское солнце не щедро на лучи и скоро скрылось; между тем приближался приморский город, а с ним и его красоты. Выглянув в окно чрез каких-нибудь полчаса по закате солнца, я уже не узнал прежних веселых пейзажей: ослепительный туман покрывал все непроницаемым мраком, сквозь который едва можно было рассмотреть густой иней, бело-синею пеленою, расстилавшейся по земле. Сердце невольно дрогнуло при виде такой разительной перемены; в недоумении я обратился с наивным вопросом – что это такое? – к своему соседу немцу, который ответил, что это –"Англия – сестра Сибири». Мне никогда не приводилось быть в Сибири, но я не думаю, чтобы в ней могла быть такая удручающая картина, какая представилась в окрестностях Ливерпуля. Пред самым городом поезд почему-то остановился на несколько минут и, по-видимому, над какой-то бездной, в которой ничего не было видно, но из глубины которой доносилось пыхтение каких-то машин, учащенные свистки и глухой грохот, – картина поистине адская. В Ливерпуле я должен был «спокойно провести ночь», как мне рекомендовал агент океанской пароходной компании, на корабль которой я имел