Лишь благодаря настоятельным советам друзей, но всё равно при этом оставаясь в значительных сомнениях по поводу начинания, в 1661 году Бойль опубликовал свой труд «Химик-скептик» (The sceptical chymist). Конечно же сейчас, спустя три с половиной столетия после выхода в свет этой книги, многие из идей Роберта Бойля не выдержали проверку временем (чуть выше я уже упоминал, что химик-скептик описывал личный удавшийся эксперимент по трансмутации свинца в золото), да и не всегда связный, скорее разговорный текст трактата едва ли смотрелся бы сейчас в современной научной публикации. Но это, скорее, придирки — каждому из нас есть чему научиться по книге Бойля. Идея обязательной воспроизводимости научных результатов, отказ от устаревшей и туманной терминологии алхимии и «тайного знания» помог превратить «хему» и «алхимию» в ту самую химию, которая опирается на результаты экспериментов, доказывает свои воззрения с помощью опытов, какой мы знаем её в наши дни.
Роберт Бойль родился в 1627 году, он был седьмым сыном и четырнадцатым ребёнком в семье Ричарда Бойля, Первого Графа Корка. Мать Роберта, Катерина, вторая жена графа, умерла в 1630 году. Ричард Бойль, английский искатель приключений, сыгравший важную роль в британской колонизации Ирландии, когда-то давно прибыл в Дублин лишь со шпагой и кинжалом, имея в кошельке 27 фунтов (по нынешним меркам, правда, это было бы около 6000 фунтов). К моменту рождения Роберта Бойля он уже был графом Корка, Лордом-казначеем Ирландии и одним из богатейших землевладельцев Британии. Ричард Бойль послал Роберта и его старшего брата Френсиса учиться в школу Итона, где юноши провели четыре года, затем, в 1639 году молодые люди продолжили образование в Европе.
В 1642 году, когда Бойли учились в Италии, недовольные правлением Карла I Стюарта королевства Шотландии и Ирландии попытались устроить преждевременный Brexit из состава Единого Королевства, который в реалиях семнадцатого века вылился в очередную английскую гражданскую войну и (вот это было первый раз не только в Англии, но и в Европе) английскую революцию. Френсис немедленно вернулся из материковой Европы в Британию, где присоединился к своим старшим братьям, воевавшим на стороне короля, а Роберт перебрался учиться в Женеву, где провёл в учениях еще два года. В 1644 году семейство Бойлей стало испытывать финансовые трудности в оплате зарубежной командировки своего отпрыска, и Бойлю пришлось вернуться домой. Не достигнув возраста, годного для воинской службы и едва ли подходящий для неё по состоянию здоровья, он попросил убежища в доме своей сестры Екатерины, Виконтессы Ранелаг, которой тоже не было чуждо увлечение науками и идеями просвещения.
Благочестие и интеллект Екатерины были известны во всем королевстве. Её лондонский особняк был местом встречи интеллектуалов, которые в гражданской войне в той или иной степени оказались на стороне Парламента. Политические связи сестры Роберта Бойля позже, после казни Карла I, во время правления Оливера Кромвеля позволили и ей, и Роберту откреститься от ряда своих родственников-лоялистов, хотя в то время Роберта Бойля не интересовала политика, гораздо более интересными и перспективными казались возможности знакомства с учёными-современниками.
В 1645 году Роберт покинул особняк сестры и поселился в скромном семейном доме в Уилтшире, но часто наведывался в Лондон в гости к сестре. В 1647 году он был представлен кружку учёных и философов, собравшемуся вокруг покинувшего Германию для учёбы в Кембридже и не вернувшегося на историческую родину Сэмюэла Хартлиба (многие историки химии и науки полагают, что кружок Хартлиба был предтечей Королевского научного общества Британии). Хартлиб и другие члены кружка видели будущее страны в хорошем образовании, а главной задачей образования считали улучшение материальных условий жизни. Главная цель мыслителей состояла в изучении физической вселенной с помощью эмпирических методов и в применении полученных знаний ни много ни мало во благо всего человечества.
Бойль быстро заразился общей идеей всеобщего блага, организовал домашнюю лабораторию и начал вести переписку с другими исследователями, хотя в его ранних письмах всё еще уделяется слишком много внимания проблемам теологии и взаимодействия религиозного опыта и научных знаний. После 1652 года, когда Бойль стал снимать апартаменты в Оксфорде, он начал заниматься исследованиями в области естественных наук более интенсивно. Так, в Оксфорде Бойль регулярно общался с кружком экспериментаторов, который собирался в доме математика Джона Уилкинса. Среди людей, с которыми Роберт Бойль познакомился в Оксфорде, были энциклопедист Кристофер Рен, английский архитектор и математик, который перестроил центр Лондона после великого пожара 1666 года, и будущий ассистент Бойля Роберт Хук. Хук сконструировал для Бойля усовершенствованный газовый насос, с помощью которого Бойль начал исследование физики газа. Результаты работы Бойля с газами были опубликованы в 1660 году в труде «Новые эксперименты по физико-механическому управлению струями воздуха», который после опубликования вызвал ряд дискуссий среди учёных современников Бойля. В этой работе было выведено универсальное соотношение между давлением, приложенным к газу, и объёмом газа, которое сейчас известно нам, как закон Бойля-Мариотта (в 1676 году, независимо от Бойля этот же газовый закон вывел французский аббат и один из основателей Парижской академии наук Эдм Мариотт).
Хотя Оксфорд оставался домом Бойля до 1668 года, он часто наведывался в Лондон, где в 1660 году посетил первое заседание Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе. Девизом общества стало латинское выражение «Nullius in verba» («Ничего со слов»), этим девизом принималась идея членов кружка Готлиба о том, что доказательством в науке должны служить эксперименты, расчёты, но никак не слова авторитетов. В 1660 году в Британии произошла реставрация Стюартов, и, хотя возведённый на престол Карл II и сам был не чужд занятиям алхимией, попытка членов вновь созданного Королевского общества получить у него ассигнования на постройку исследовательского института закончилась неудачей — казна королевства была опустошена гражданской войной. С организацией института не получилось, но с 1665 года Королевское общество стало издавать, вероятно, первый в мире научный журнал — «Философские труды Королевского общества» (издается до сих пор), после чего и само общество, и его журнал стали площадкой для разнообразных научных споров. Одним из часто поднимавшихся вопросов в этих спорах была возможность наличия и сущность фундаментальных элементов, образующих сложные вещества, с которыми приходится сталкиваться в повседневной жизни.
Чтобы понять, в чём состояла новизна и прогрессивность идей Роберта Бойля, следует упомянуть, что его основным противником, как и противником многих естествоиспытателей того времени был весьма серьёзный авторитет — Аристотель, естественнонаучные идеи которого, надо отдать должное, были весьма прогрессивны для его времени, но по прошествии почти двух тысяч лет безнадёжно устарели. Космология Аристотеля-Птолемея трещала от ударов «Коперникианской ереси», открытий Кеплера и Галилея, но его учение о четырёх первоэлементах ещё было общепринятой концепцией. Более того — существование четырёх первоэлементов можно было наглядно доказать. Обычно это делалось так: поджигали кусок свежесрубленного дерева, который горел, выделяя пламя (первоэлемент — огонь), влагу (первоэлемент — вода) и пары (первоэлемент — воздух), а после сгорания оставалась зола (первоэлемент — земля).
Такое доказательство вполне устраивало многих учёных мужей того времени, которых ничего не заботило кроме логичности объяснения и красивой с точки зрения риторики демонстрации; а сжигание древесины позволяло продолжать ценить Аристотеля как величайшего мастера логики всех времён и народов. Однако люди, которых заботила не столько теория и стойкость системы логических доказательств, а, скорее, практика: непосредственно работавшие с изменяющимися веществами ремесленники — красильщики, гончары, винокуры и металлурги — интуитивно догадывались о том, что свести объекты их ремесла к четырём аристотелевским первоэлементам вряд ли можно. Тем не менее, поскольку эти уважаемые люди не были обучены ни логике, ни риторике, окажись они за кафедрой тогдашнего университета, они не смогли бы связно изложить свои взгляды на природу вещей, ну а поскольку они относились к ограниченному в те времена в правах третьему сословию, вероятность предоставления ученой трибуны была нулевой.
Алхимики, сообщество которых было ещё более замкнутым и секретным, тоже не во всём разделяли идеи Аристотеля, особенно те, кто считал, что им удалось разработать способ превращения металлов в золото. Бойль считал большую часть мошенниками, дурачившими почтенную публику, но при этом не то чтобы не исключал возможность превращения металла в золото, но и сам пытался получить драгоценный металл, ближе к концу жизненного пути даже сообщив о том, что достиг заветной цели носителей тайного знания (об этом упоминалось в одной из предыдущих глав).
Бойль не относил себя ни к алхимикам, ни к представителям научно-преподавательского истеблишмента того времени, ни, конечно, к ремесленникам. Он был одним из представителей нового «гибридного» поколения учёных своего времени — мыслителей-практиков, которые не только штудировали древние тексты и могли расшифровывать даже самые сложные алхимические метафоры, но при этом ещё и отлично владели экспериментальным мастерством и чувствовали себя свободнее в лаборатории (ну а лаборатории они организовывали в своих собственных домах). Самой интересной задачей Бойль считал разработку новых лекарственных средств — ту область химии, революционные изменения в которой произошли за столетие благодаря Филиппу Ауреолу Теофрасту Бомбасту фон Гогенхайму, более известному как Парацельс, и его последователям-ятрохимикам.
Последователи Парацельса часто обвиняли университетские медицинские школы и городские гильдии аптекарей в некомпетентном монополизме, считая, что их лекарства приносят больше вреда, чем пользы. «Монополисты от традиционной медицины» того времени, в свою очередь, обвиняли последователей Парацельса в пренебрежении врачебных канонов, составленных ещё Гиппократом и Галеном, но при этом скрепя сердце признавали, что иногда запрещенные снадобья ятрохимиков работали лучше тех разрешенных средств, которые готовили «сертифицированные» аптекари из гильдий. Временные и бессистемные успехи ятрохимиков были связаны с тем, что последователи Парацельса считали, что лекари в первую очередь должны полагаться на результаты наблюдения и опыт, а не на труды мыслителей, живших сотни и тысячи лет назад. Правда, следует отметить, что ятрохимики — современники Бойля, как и Йоханнес Баптиста ван Хельмонт, голландец, по трудам которого Бойль знакомился с трудами Парацельса, — принимали парацельсковскую идею о важности эмпирического подхода, не разделяя при этом его теории на строение всего сущего. Парацельс отвергал идеи Аристотеля о четырёх первоэлементах — ему были ближе идеи Гебера, которые, правда, успели слегка измениться. К 17-му веку алхимики-герменевтики считали первоэлементами не только философскую серу — принцип горючести и философскую ртуть — принцип текучести, но и философскую соль — принцип твёрдости и негорючести. Любопытно, но ятрохимики, как и приверженцы Аристотеля, считали, что их вариант строения мира можно доказать с помощью огня.