Пытаюсь прогнать слезы, когда слышу звук приближающейся машины. Быстро смахиваю слезы большим пальцем и с новой решимостью хватаюсь за костыли. Нельзя, чтобы кто-то глазел. Добираюсь до двери, вставляю ключ в замок и поворачиваю его. И в этот момент чья-то большая рука тянется над моей головой и открывает дверь.
Я вздрагиваю и чуть не падаю, когда оборачиваюсь. Солнце бьет в глаза, не позволяя разглядеть мужчину. Он успевает схватить меня за руку.
— Прости, — говорит он, и его голос кажется до боли знакомым. Он тут же отпускает мою руку и отступает на шаг. — Не хотел тебя напугать.
— МакСпайси…? — я щурясь смотрю на него, а затем перевожу взгляд на стоящий неподалеку «Ford F-250». В кузове стоит мой мотоцикл. — Что ты тут делаешь?
— Судя по всему, пугаю тебя до чертиков. Прости, — отвечает он и бросает взгляд на открытую дверь и узкую лестницу, ведущую в мой дом, после чего хмурится. А когда он снова смотрит на меня, от его пристального взгляда по моей коже бегут мурашки. — Я слышал, что тебя выписали сегодня утром, а не после обеда, поэтому решил завезти мотоцикл и узнать, как ты. Как себя чувствуешь?
Я могла бы и соврать, но у меня нет на это сил. Почему-то хочется быть честной с ним. Возможно, дело в том, как он смотрит на меня, не отводя взгляда, как держит открытой дверь и как словно готов подхватить меня, если я споткнусь.
— Последние несколько дней были просто ужасны, — произношу я тише, чем хотела бы.
Лицо доктора Кейна смягчается. Он немного ослабляет хватку на двери, и она со скрипом открывается чуть шире.
— Да, могу себе представить.
— Я справлюсь.
— Не сомневаюсь.
— Правда? Говоришь так, будто сомневаешься.
Он смотрит на автодом и пожимает плечами.
— Ступеньки какие-то ненадежные… — когда его внимание возвращается ко мне, на губах появляется слабая улыбка, а глаза на ярком солнце кажутся почти небесными. — Вот в тебе я ни капли не сомневаюсь. Ну, в том, что ты сама сможешь о себе позаботиться, конечно.
Я прикусываю губу, подавляя усталую улыбку, хотя он не заметил бы. Его взгляд мечется между темным салоном автодома, гравием под ногами и его машиной, словно он только и ждет, чтобы уехать.
— Док, я бы на твоем месте все-таки немного засомневалась, — говорю я, поймав его взгляд, когда он снова обращается ко мне. — Но я как-нибудь выкручусь. Спасибо, что вернул мотоцикл. Вот только помочь тебе его разгрузить я не смогу.
— Я сам справлюсь, — говорит он, и я киваю, благодаря, крепче сжимая костыли и снова сосредотачиваясь на входе в автодом. Там наверняка духота. Дороти стояла и пеклась на солнце, а я мечтаю стянуть с себя куртку, остаться в трусах и вырубиться спать до завтра. Добравшись до ступеньки, прислоняю костыли к боку автодома и хватаюсь за внутреннюю ручку. Док держит дверь, и я с трудом затаскиваю себя внутрь, шипя от боли, когда ударяюсь гипсом о выступ.
— Всё в порядке, — выдавливаю я. Доктор Кейн смотрит на меня изучающе, пока я опираюсь на здоровую ногу, поворачиваясь к нему, и его лоб хмурится от моей вынужденной улыбки. Тянусь обратно к двери за костылями, но вместо этого неуклюже сбиваю их, словно кегли.
— Ну, — говорю я, глядя, как они валяются внизу, насмешливо выглядывая из-под автодома. — Это, мягко говоря, было не очень.
— Не лучшее начало, да.
— Я справлюсь.
— Вижу.
— Ты не особо помогаешь.
Моя саркастичная шутка, кажется, возвращает доктора Кейна из его мыслей в реальность.
— Прости, — шепчет он едва слышно. Бережно придерживает дверь и наклоняется, чтобы поднять костыли. Его выцветшая серая футболка натягивается на спине, пока он тянется под автодом. Четкие мышцы очерчивают его позвоночник, а широкие плечи хорошо видны под тонким хлопком.
Я сглатываю, когда он выпрямляется и оказывается прямо передо мной. Я немного выше него, стоя на небольшом пороге в автодоме, но он всё равно, кажется, занимает собой всё мое поле зрения.
— Спасибо, — говорю я немного дрожащим голосом. Обхватываю один из костылей и пытаюсь вытянуть его, но он не отдает. — Я справлюсь.
— Да, я слышал. Но в моем доме тебе будет проще, — выпаливает он вдруг. Его глаза расширяются, как будто эти слова вырвались у него случайно.
— Эм… что…?
— Я хотел сказать… тебе стоит приехать ко мне. Здесь, — говорит он, указывая на мой дом, — совсем неудобно. Ты кое-как сюда залезаешь.
— Нужно просто привыкнуть.
— У тебя даже кондиционера нет.
— Вообще-то есть… — ну, если Дороти едет и окна открыты. И когда она сама захочет. Что бывает редко.
Док хмурится на меня с подозрением. На мгновение мне кажется, что я случайно озвучила свои мысли.
— А как насчет душа?
— Уверена, они заполнили бак, прежде чем уехать, — отвечаю я, оглядывая территорию за его плечом. — А когда он опустеет, можно воспользоваться общим душем, вон там.
Доктор Кейн поворачивается вслед за моим взглядом, разглядывая небольшой деревянный домик с надписью «ДУШ», зеленая краска которого выцвела так же, как и трава вокруг.
— Выглядит очень безопасно.
— Там убивают людей только по выходным.
Доктор Кейн поворачивается ко мне, смотря настороженным взглядом.
— Нужно следить за раной, и через неделю снять швы, — говорит он. — Справишься?
Я подавляю заверения, которые в лучшем случае будут полуправдой. С каждой секундой всё больше нервничаю, представляя себя в главной роли в фильме ужасов под названием «Кемпинг Принцессы Прерий: Ужасное убийство Роуз Эванс», но мне совсем не хочется, чтобы парень, которого я едва знаю, понял это. МакСпайси, конечно, горяч и кажется искренне милым, но я привыкла заботиться о себе сама. Мне и так тяжело признать, что я не могу двигаться, как прежде, без постоянных напоминаний о том, что мне нужна помощь.
— Роуз… — он изучает мое лицо, как будто ищет что-то, как будто оценивает варианты и возможные пути. Чем дольше длится тишина, тем больше я хочу её заполнить. Когда я меняю положение, чтобы поставить распухшую ногу на ступеньку позади, он резко вдыхает. — Мэттью Крэнвелл.
Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица. Но мы оба знаем, что он застал меня врасплох.
— Кто? — спрашиваю я с задержкой.
— Мэтт Крэнвелл, — повторяет он. — Ты его знаешь?
Я сглатываю. Качаю головой.
Даже при ярком солнце на его лице появляется тень. Доктор Кейн не отводит взгляда, когда я пытаюсь разорвать эту связь и отвернуться. Он по-прежнему стоит там, загораживая весь проем, вытягивая всю энергию, которая искрится между нами в знойном воздухе.
Эта застывшая секунда длится так долго, что я успеваю представить вси мысли и обвинения, которые наверняка сейчас проносятся в его голове. Он наклоняется ближе, и его голос становится ледяным шепотом:
— Он это с тобой сделал?
Хочу отступить. Но не двигаюсь. Хочу покачать головой, но не могу заставить себя сделать это. Я словно олененок, парализованный страхом, когда его находят в высокой траве.
— Подозреваю, что ты не единственная, кому он причинил боль, — его футболка натягивается на бицепсах, и мышцы кажутся напряженными, когда он проводит рукой по волосам. Прядь падает на нахмуренный лоб. — Расскажешь мне, что произошло той ночью на самом деле?
Каждый вдох настолько неглубокий, что едва ощущается. Мое сердце бешено колотится в груди. Я даже не могу покачать головой, хотя это может решить, окажусь ли я в полицейской машине.
Будь сильной. Будь сильной, будь сильной, будь сильной. Ты водишь чертов мотоцикл в металлической клетке перед сотнями людей в этом дурацком цирке. В этом гребаном Шаре смерти, ради всего святого. Не плачь, Роуз Эванс. Не вздумай, блять, плакать.
Но я всё равно, сука, плачу.
Одна слезинка скатывается и обжигает щеку. Морщинка между его бровями разглаживается, когда он наблюдает, как я раздраженно смахиваю её пальцами.
— Мне пора. Спасибо, Док, — говорю я и пытаюсь закрыть дверь. Но он не дает это сделать.
— Роуз, с ним лучше не связываться, — его лицо становится мрачным, в голосе звучит предостережение. — Он был заместителем шерифа в округе Линкольн, пока его не отстранили несколько лет назад, что-то связанное с арестом, который вышел из-под контроля. Говорят, это была последняя капля в списке его выходок. Сейчас он околачивается в двух местах: на своей ферме за Элмсдейлом и на зерновой мельнице Фергюсонов. Она, можно сказать, по соседству, — говорит он, указывая на заднюю часть моего дома на колесах. Я смотрю в том направлении, но там… ничего. Лишь пшеничные поля за оградой кемпинга, без зданий и ориентиров. Когда я поворачиваюсь к Доку, нахмурив нос, он закатывает глаза. — Ладно, хорошо. «По соседству» — это в паре миль отсюда, но технически это всё ещё близко.
Не могу сказать, что в восторге от того, что Мэтт ошивается где-то рядом, даже если это «где-то» через сплошные поля, которые затруднят ему возможность подкрасться ко мне. Но думаю, он тот ещё хитрый ублюдок, даже без одного глаза.
В животе неприятно скручивает. Я тупо смотрю вдаль, а в голове снова крутится сцена, как я втыкала коктейльные шпажки в его лицо.
— Я могу тебе помочь.
Мягкость в голосе доктора Кейна вытаскивает меня из этого образа, успокаивающее прикосновение, так непохоже на жестокость той ночи. Когда я поворачиваюсь к нему, на его лице мольба.
— В Хартфорде безопаснее. Он там почти не бывает, только в клинике раз или два в год. Элмсдейл ближе для него, — глаза доктора не отрываются от моих, когда он достает что-то из кармана. Водительские права Мэтта. — Переезжай ко мне. У меня есть гостевая комната. Горячий душ. Работающий кондиционер. Вкусная еда. Я даже кое-что знаю об уходе за ранами.
Я моргаю, глядя на него, переваривая его слова, пока он терпеливо ждет, когда до меня дойдет.
— У меня нет работы, — наконец выдавливаю я, опуская взгляд на гипс на ноге. — Не смогу тебе заплатить.
— Я и не прошу.
Доктор Кейн протягивает мне права. Я неуверенно беру их за край, но не выдергиваю из его руки.