Пробиться к человеческим душам. Виктор Курочкин
Прежде чем сесть писать то, что я помню о Викторе Курочкине, пошел на кладбище постоять у могилы, вырытой осенью в хмурый день, укутанной не поблекшими до весны еловыми лапами, расцвеченной в мае тюльпанами. Был майский вечер, в вершинах кладбищенских елей пробовали голоса дрозды. Они как будто не решались запеть, понимая, что в этом месте пристало быть тишине. Курились подожженные кучи еловой хвои, натрясенной за зиму с поминальных венков, и этот кадильный дымок, смешанный с запахами отволглой земли, свежих березовых листьев, смолы, был сладок и горек...
Стоя над могилой Виктора Курочкина, я вдруг вспомнил, всем телом, мышцами, нервами вспомнил ознобный день похорон, то особое чувство потери, которое вдруг охватило, сомкнуло, сдвинуло вместе всех нас, кто пришел проводить товарища в последний без времени путь. Об этом чувстве есть строки у самого Виктора Курочкина, в повести «На войне как на войне», в последнем ее абзаце: «Когда экипаж опустил своего командира на сырой глиняный пол могилы, подошел комбат, снял шапку и долго смотрел на маленького, пухлогубого, притихшего навеки младшего лейтенанта Саню Малешкина...»
У гроба Виктора Курочкина, в минуту прощания с ним, в ленинградском Доме писателя стоял на треноге портрет молоденького, пухлогубого, улыбающегося, с распахнутыми, полными азартного, отчаянного любопытства к жизни глазами, с иконостасом орденов и медалей на не слишком-то широкой груди, с гвардейским значком лейтенанта-танкиста... Чтобы лучше понять характер, первооснову личности и судьбы, а также и некоторые особенности героев повестей и рассказов этого писателя, стоит вглядеться в портрет юного лейтенанта, может быть только что вернувшегося из танковой атаки...
Курочкин попал на войну в такое время, когда поле каждого боя, большого и малого, выигранного и неудачного, озарилось проблеском пусть не близкой, но непременной нашей Победы. Военные повести Виктора Курочкина пронизаны этим озарением.
Он увидел войну из люка самоходки — командовал самоходной установкой СУ-85. Из личного опыта писателя родилась — спустя двадцать лет после окончания войны — его первая военная повесть «На войне как на войне». Повесть эта соткана из живых деталей, подробностей, эпизодов военной повседневности. Она несет в себе запахи, звуки, слова, интонации времени. Это нельзя придумать, сочинить. Это нужно пережить и сохранить в памяти сердца. Однако в повести Курочкина нет военного бытописательства, мемуарной сводки сведений, так называемой «окопной правды». Повесть «На войне как на войне» явилась результатом синтеза юношеского военного опыта с житейской мудростью и, главное, художественной зрелостью писателя. За двадцать лет после войны Курочкин окончил юридическую школу, поработал народным судьей в Уторгошском районе Новгородской области, закончил Литературный институт, написал повести: «Заколоченный дом», «Последняя весна», «Наденька из Апалева», «Урод», десяток рассказов. Его пьесу «Сердце девичье затуманилось» поставили в московском Театре имени Пушкина. По его сценарию был снят фильм на колхозную тему «Ссора в Лукашах».
Повесть «На войне как на войне» читается в один присест: нельзя оторваться, настолько слажен, соразмерен, гармоничен ее строй. Даже не строй, а лад. Повесть Курочкина музыкальна. Сюжет в ней незаметен. Начинается повествование неторопливо, в темпе адажио, затем — аллегро, крещендо... Заключительные страницы повести звучат патетически, как реквием по командиру самоходки Малешкину.
Всего два дня провоевал Саня Малешкин на своей самоходке. До этого ему не везло: случайный снаряд разорвался рядом, осколком перерубило ствол пушки, самоходку отправили в ремонт. И когда наконец повезло младшему лейтенанту, когда довелось ему повоевать и отличиться в бою, случайный осколок залетел в люк самоходки. Сани Малешкина не стало.
На войне как на войне.
Успех больших битв предопределяется волей и талантом командования, высшей стратегией, выучкой, мужеством и дисциплиной солдат, то есть опять же способностью их исполнить эту высшую волю. Однако война состоит также из миллионов маленьких схваток, случайностей, когда каждому из ее участников надлежит командовать самим собой, принимать мгновенные решения и мгновенно их исполнять. Курочкина интересуют именно такие ситуации. Герой его повести Малешкин — совсем молодой, необстрелянный вояка, он еще не притерся, не обкатался в механизме войны. К тому же он несколько рассеянный, непутевый, нескладный парнишка. В военное училище он попал из сельской школы. Ему еще предстоит научиться действовать согласно общему плану, стратегии и воле. Пока что он руководствуется в своих действиях непосредственным душевным импульсом, юношеским нравственным кодексом.
Сане Малешкину хочется поступать хорошо, то есть бить фашистов. Как можно скорее, больнее их бить. И еще ему хочется, чтобы в порядке была самоходка и чтобы доволен был экипаж. Собственную персону он не принимает в расчет. Он еще не знает цены своей жизни.
Когда разбило снарядом ведущий танк и самоходка оказалась неприкрытой под прицельным огнем вражеских батарей, водитель Щербак испугался. Ему не хватило самообладания ехать навстречу смерти. Им овладел столбняк. Самоходка остановилась. Тогда командир ее Саня Малешкин выскочил из люка и, пятясь спиной к врагу, стал манить за собой свою машину. Водитель очухался. Самоходка вновь ожила... и подбила трех «тигров».
После этого боя командир представил младшего лейтенанта Малешкина к званию Героя, а экипаж к орденам... В фильме «На войне как на войне», снятом по повести Курочкина, младший лейтенант Малешкин остается жить. Авторы фильма не решились нарушить жизнеутверждающее звучание картины трагической нотой. Должно быть, они заботились о зрителях: зрителям жалко, обидно было бы безвременно проститься с таким хорошим парнем, которого нельзя было не полюбить за полтора часа экранного времени.
И Виктору Курочкину, автору повести, жаль своего героя. Но — на войне как на войне.
Курочкин не чурался трагедии, темы смерти — так было всегда в настоящей литературе. Но скорбь его светла.
Он обладал счастливым для писателя даром — увидеть смешное даже в драматической сцене, облегчить душу улыбкой.
Вспомним хотя бы эпизод размолвки Малешкина со своим экипажем накануне боя. Экипаж разместился в прифронтовой деревне, в избе у милой хозяйки. Хозяйка поставила на стол бутыль самогону. Но тут в избу пришел замполит Овсянников. Он посидел немного за столом, потом позвал с собой на улицу младшего лейтенанта и сказал: «Вообще водка гадость, а пить ее с подчиненными вдвойне гадость... Если хочешь быть настоящим офицером, прекрати. С сегодняшнего дня прекрати... Еще Аристотель сказал: «Пьянство — добровольное сумасшествие». Знаешь, кто такой Аристотель?»
Этого Малешкин не знал. Однако пообещал не только с экипажем, но и вообще не пить. Вернувшись в избу, он взял оставленную ему кружку с самогоном и выплеснул зелье. И тут разверзлась пропасть между экипажем и его командиром. Хозяйка обиженно поджала губы. И так плохо, так одиноко сделалось Сане, что хуже и не бывает. «...Малешкин походил по хате, остановился у окна. Стекла промерзли насквозь и заплыли льдом. Саня лизнул и сплюнул. Лед показался ему соленым. Он совершенно не знал, что делать».
Пришлось Сане повиниться перед своим экипажем и нарушить зарок, данный замполиту. На войне как на войне.
Читать эту сцену нельзя без улыбки. Смотреть ее на экране вдвойне смешно. Между тем до гибели Сани Малешкина остается менее суток...
Повесть «На войне как на войне» можно счесть наиболее зрелым и завершенным — по ясности мысли, определенности авторского взгляда на жизнь, художественной цельности образов, выделке стиля и деталей, своеобычию письма — произведением Виктора Курочкина. Но все эти качества и особенности дарования в достаточной мере сказались и в написанной десятью годами ранее, первой увидевшей свет повести «Заколоченный дом». Вообще, перечитывая подряд все, что написал Курочкин в разное время, за двадцать лет работы в литературе, дивишься цельности творческого наследия этого писателя. Он словно и не бывал никогда «молодым», «начинающим».
В повести «Заколоченный дом» поставлены многие из проблем, которые через двадцать лет окажутся в центре внимания нашей «деревенской» прозы. Повесть эта сегодня нимало не устарела, наоборот, чуть брезжившая в ту пору, когда Курочкин обдумывал и писал ее, тема заколоченных домов в русских селеньях нынче служит предметом исследования и тревоги в творчестве наиболее чутких к процессам народного, национального бытия, самых талантливых наших писателей.
Тут стоит вспомнить о том, что Виктор Александрович Курочкин родился и вырос в крестьянской семье, в самой что ни на есть российской лесной глубинке, в деревне Кушниково Калининской области; в послевоенные годы, с удостоверением корреспондента районной, потом областной газеты, колесил по проселкам елового, осинового, ольхового края. Курочкин знал деревню, был связан с нею узами сыновнего родства, болел ее болезнями, говорил ее языком и провидел будущее колхозной деревни, как говорится, на несколько ходов вперед. (Виктор Александрович Курочкин был, ко всему прочему, еще и изрядным шахматистом.) Аналитический склад ума, надо думать, подвигнул его на юридическую стезю, а впоследствии, в годы литературных трудов, уберег от каких бы то ни было обольщений, от умиления старозаветной патриархальностью сельщины. Непреходящее значение творческого наследия Виктора Курочкина обусловлено не только своеобычием его художественной манеры, но прежде всего объективной верностью социально-психологического анализа, точно соотнесенного с местом и временем.
На роль главного героя своей первой повести «Заколоченный дом» Виктор Курочкин выбрал личность заурядную, усредненную, как половица в затертом подошвами полу старого дома. Именно так он и аттестует своего героя в первых же строках повествования: «В паспортном столе городской милиции значится, что гражданин Овсов Василий Ильич появился в П. в тридцатых годах, что он происхождения из крестьян-середняков, семейный и сл