«И почему лекарь не вдолбил заодно Юрию знание какого-нибудь индийского диалекта? Насколько было бы проще!» — подумал я, разглядывая обложку. На ней было изображено нечто пугающее — искажённое лицо с клыками, горящими глазами и дымчатым ореолом вокруг. Но стоило мне открыть страницы и взглянуть на непонятные закорючки, как буквы вдруг заколебались, словно подёрнутые дымкой, а затем… стали меняться. Строки расплывались, перестраивались, и вот уже передо мной чётко вырисовывались знакомые русские слова:
«Если ты видишь эти слова и читаешь эту книгу, Тадж, значит, она нашла своего адресата. Будь внимателен в изучении. Наша магия опасна, и пусть ведёт тебя путеводная звезда Р…»
Зашибись.
Я застыл, сжимая книгу так, что костяшки пальцев побелели.
«Вот это да… Индусов у себя в крови я никак не ожидал».
Значит, так называемая «магия кошмаров» пришла ко мне не только с иллюзиями, но и откуда-то… с Востока? Но как княжна Виктория умудрилась найти индийского лекаря во время Дальневосточной кампании? История умалчивала. Или, может, он настолько хорошо скрыл следы своего присутствия?
А был ли это вообще адюльтер? Ведь если после этого восемнадцать лет ко мне ходил тот самый дедушка-индус, да ещё и оставил такую книгу…
Надо сходить в ту квартиру в столице. Если они умеют скрывать язык и передавать послания через иллюзии, кто знает, что ещё там спрятано?
Но сейчас было не до этого. Вместо того чтобы ложиться спать, я аккуратно закрыл книгу, положил её на прикроватный столик и вышел из спальни.
В коридоре меня ждал камергер — Константин Платонович, мужчина лет сорока пяти, бывший военный, прослуживший большую часть жизни графу Изорову. После смерти бездетного графа всё наследство перешло к младшей ветви рода Ижоровым, а самого Константина Платоновича выставили за дверь, не найдя ему места среди челяди.
Он стоял, выпрямившись, как на параде, но в его глазах читалась отеческая забота. Взгляд скользил по мне, будто оценивая, справлюсь ли я с грузом политических интриг. Но вместе с тем на его строгом лице была благодарность — за то, что я дал ему шанс на достойную службу.
— Константин Платонович, — обратился я, слегка понизив голос.
Он тут же подошёл, слегка склонив голову.
— Слушаю, Ваше Сиятельство.
— Проследите, чтобы меня два часа никто не беспокоил. А потом… выдерните меня из учёбы, а то опоздаю на светские мероприятия.
— Будет сделано, — кивнул он и поправил манжеты. — Фрак уже подготовлен. Подогнали по меркам с дворцового мундира, аксессуары тоже подобраны.
Он замолчал, словно колеблясь, затем добавил:
— Ваше Сиятельство… балет — дело тонкое. Тем более вы едете с принцем и княжнами. Не помешало бы взять пару драгоценностей… и, возможно, букетов. Если представление сорвёт овации, будет что бросить балеринам. Да и… если принц обратит внимание на кого-то из дам…
Я ухмыльнулся, понимая намёк.
— Благодарю, Константин Платонович. Если сможешь озаботься этим… я компенсирую.
— А вам обязательно компенсирует дворец, — он почти незаметно улыбнулся. — Если принц не в курсе таких тонкостей, обратитесь к обер-камергеру. Уж он-то знает.
— Хороший совет, — я кивнул. — Займитесь.
— Всё сделаем в лучшем виде, Ваше Сиятельство.
Камердинер взглянул на часы, сверив время, и отступил, дав мне пройти. Сам отправился выполнять поручение едва ли не строевым шагом, как солдат, получивший приказ.
Когда я открывал учебник по магии кошмаров, то ожидал увидеть нечто простое — вроде подраздела магии иллюзий. Однако первая же вводная глава заставила усомниться в «лёгкости» осваиваемого искусства.
Передо мной чётко выстроилась структура обучения. Не знаю, кто её составлял, но я бы низко поклонился этому магу за продуманность и системность. Начальный уровень включал четыре последовательных этапа. Первым шли основы манипулирования страхом — базовые техники воздействия на эмоции. Затем следовала визуализация кошмаров, то есть создание простых пугающих образов. Третьим этапом была проекция страха — умение переносить собственные страхи на противника. Завершалось всё базовой защитой — обороной от чужих кошмаров, что явно пригодилось бы при встрече с носителем схожей магии.
Дальше я пока не углублялся, но после описания уровней шёл отдельный урок — явно рассчитанный на самоучек.
«Кто-то всерьёз готовил это пособие для изгоя, оторванного от рода и наставников, — подумал я, проводя пальцем по пожелтевшей странице. — И этот изгой — я».
Первый урок ставил чёткую цель: научиться чувствовать, усиливать собственный страх, а затем проецировать его в простейшей форме на живое существо.
«Страх — это энергия, — гласил текст. — Она существует в подсознании и может быть усилена, ослаблена или перенаправлена. Следующий этап — эмоциональный резонанс: если ты способен ощутить страх, то можешь заставить ощутить его другого. Но краеугольный камень — контроль. Для мага он важнее силы. Без умения управлять эмоциями магия кошмаров не просто обратится против тебя — она сломает разум»…
Прочитав теорию, я тут же, как любой нетерпеливый адепт, перевёл взгляд на практическую часть. Но вместо упражнений крупными буквами красовалось предупреждение — и вот за одно это я готов был не просто поклониться составителю, а возвести его в ранг гения.
Текст предупреждения был написан жирным шрифтом и занимал почти полстраницы. Категорически запрещалось тренироваться более двадцати минут за раз — во избежание панических атак. Под строгим табу находились попытки влиять на людей без подготовки — слишком велик был риск навредить и себе, и им. На случай потери контроля давался чёткий алгоритм: немедленная остановка, включение света и умывание холодной водой.
«Техника безопасности всегда пишется кровью», — мелькнуло в голове. Вспомнилась чья-то фраза: «Если хвататься за максимум сразу, можно не только пупок развязать, но и мозги набекрень свернуть — причём не обязательно чужие.»
Судя по базовому уроку, магия кошмаров — это не просто подвид магии иллюзий. Это был сложнейший гибрид магии иллюзий, балансировавшей на стыке эмпатии и менталистики, требуя не только силы, но и тонкого понимания психологии.
«Как-то даже не думал, что „простая“ магия окажется столь сложной», — провёл я ладонью по листу, перечитывая предупреждение в третий раз.
Наконец, сдавшись, я сел изучать минимальный практический алгоритм.
Я медленно перевернул последнюю страницу инструкции, ощущая, как пальцы слегка дрожат от предвкушения. Решив не откладывать практику, первым делом подошёл к окну и плотно зашторил тяжёлые бархатные шторы, отсекая солнечные лучи. Комната погрузилась в полумрак, лишь слабый свет артефактной лампы дрожал на столе, отбрасывая тени по стенам.
Приняв медитативную позу прямо на прохладном паркетном полу, я скрестил ноги и упёрся ладонями в колени. Глубокий вдох — выдох. Ещё один. Глаза закрылись сами собой, веки оказались неожиданно тяжёлыми.
«Нужно вспомнить страх», — промелькнула мысль, но память упрямо не выдавала нужных образов. Я скривил губы в лёгком раздражении, чувствуя, как между бровей собирается морщина.
Тогда сознание само потянулось к тому самому моменту — нападению на нас с Эльзой. Перед глазами с болезненной чёткостью встала картина: огромная виверна, её горящие глаза, оскаленная пасть в сантиметрах от шеи княжны. Ладони сами сжались в кулаки, ногти впились в кожу. Да, вот оно — это липкое, противное чувство злости, густо приправленное страхом с бессилием. В груди заныло, будто кто-то сжал сердце в ледяном кулаке.
«Физически запомнить ощущение», — вспомнил я слова из учебника. Пришлось снова и снова прокручивать в голове тот момент, пока тело не начало реагировать само: сердце забилось как бешеное, по спине побежали противные мурашки, дыхание стало частым и прерывистым. Пальцы сами собой вцепились в складки брюк, пытаясь найти опору.
Следующий этап давался ещё труднее. Нужно было не просто чувствовать страх, а визуализировать его, дать ему форму. В учебнике говорилось, что обычно он выходит через ладони или рот. Но чем дольше я удерживал это состояние, тем страннее становились ощущения — в груди начало колоть, будто тысячи иголок впивались в кожу изнутри. И вдруг — прорыв. Из солнечного сплетения вырвался плотный столб чёрного дыма, настолько реальный, что я на мгновение зажмурился, ожидая запаха гари.
В этот самый момент дверь с треском распахнулась. Константин Платонович замер на пороге, его обычно невозмутимое лицо исказила гримаса ужаса.
— Ёквашумашурастудашу, — прорвалось у него старое солдатское прошлое, сквозь чопорную маску камердинера. Он махал руками перед лицом, словно отгоняя рой невидимой мошкары. — Ваше сиятельство, с вами все в порядке? Что у вас происходит? У меня мороз по коже пошёл так, как будто у вас бездна разверзлась здесь! Как будто вас здесь убивают. На стук вы не реагировали, поэтому я позволил себе ворваться.
Я же, прервав концентрацию, заметил, как дым моментально рассеялся, а остатки его втянулись туда же, откуда вышли, в район солнечного сплетения. При этом я чувствовал себя настолько ослабленным, настолько измученным и опустошённым, что именно сейчас мне бы не помешало несколько часов поспать перед выходом в высший свет.
Тело стало ватным, в глазах потемнело. Казалось, будто из меня выкачали всю жизненную силу.
— Который… час? — с трудом выдавил я, чувствуя, как язык заплетается.
— Полчаса до начала приготовлений к выходу, — ответил камердинер, всё ещё с опаской озираясь по сторонам. Его пальцы нервно теребили пуговицу сюртука.
Я сделал над собой усилие и поднялся, но ноги тут же подкосились. Пришлось опереться на спинку кресла.
— Разбудите… через полчаса… даже если я буду выглядеть мёртвым, — пробормотал я, с трудом передвигая ногами по направлению к кровати.
Константин Платонович кивнул, но в его глазах читалось явное неодобрение.