— После обеда… час, полвторого…
— Ну, я пошел…
— Куда?
— Прощусь с друзьями.
— Так ровно в час…
— Ладно…
Антонио Балдуино пошел бродить по городу. Никаких друзей у него не было, но не хотелось, чтобы шофер знал, что он не евши, голодный поедет. Ничего, поужинает в Баие с Толстяком или Жоакином. А то с самим Жубиабой. Об этом думал Антонио Балдуино, и еще — где бы добыть сигарету. Вдруг за его спиной крикнули:
— Святая мадонна! Балдо!
Он обернулся. Перед ним стоял Лунджи, сам Луиджи, собственной персоной. Негру бросились в глаза его поредевшие волосы, потертый костюм.
— Луиджи…
Итальянец схватил его за плечи, оглядел, повертел во все стороны и весело произнес:
— Великолепно…
— Как тебя сюда занесло, Луиджи?
— Враждебный ветер, мой мальчик, враждебный ветер…
— При чем тут ветер, черт возьми!
— С тех пор как ты ушел с ринга, Балдо, удача повернулась ко мне задом…
Луиджи грустно посмотрел на негра:
— Тебя ждала головокружительная карьера… Какая обида… взял и сбежал, ничего не сказав…
— Очень уж меня эта потасовка расстроила…
— Пустяки… пустяки… Что это за боксер, которого хоть раз в жизни не нокаутировали? Да и пьян ты был, как свинья.
— А какого дьявола ты сейчас здесь, Луиджи? Ты что, нового боксера завел?
— Какого боксера… такого, как ты, мне больше не встретилось.
Антонио Балдуино захохотал, довольный. Ткнул итальянца в грудь.
— Да, такого больше не встретилось… Теперь я тут с одним цирком.
— Цирком?
— Гнусное предприятие… И не спрашивай…
Они зашли в ресторанчик. Луиджи заказал кофе. Антонио Балдуино признался:
— Возьми мне сигарет, Луиджи… Я на мели…
Он знал — с Луиджи можно говорить откровенно. Вдруг он о чем-то вспомнил, пробормотал:
— Тебя одного там не было… когда я в ловушке сидел, в лесу, помирал с голоду…
— Я не знал, мой мальчик… как же это случилось?
— Да нет, ничего… Я голодный был, думал — конец… И, знаешь, привиделось мне, будто все, кого я знал в жизни, бегут за мной, отпевают меня, как покойника… Тебя одного там не было…
Луиджи все еще не понимал толком. Пришлось рассказать ему о драке с Зекиньей и бегстве в лес, о призраках. Говорил Антонио Балдуино нехотя, хмуро и наспех — не терпелось узнать, что это у Луиджи за цирк.
— Так что же ты теперь делаешь?
Луиджи невесело покачал головой.
— Паршивое предприятие… Когда ты сбежал, я не у дел остался…
— До ручки, как говорят, дошел?
— Вот именно… Тут-то и подкатил этот цирк… Большой международный цирк, видишь ли… Хозяин тоже итальянец, некий Джузеппе. В Баие они неплохо зарабатывали, да у Джузеппе дела были запутаны, вся выручка пошла кредиторам, еще долги остались. Я своих денег внес, сколько недоставало, стал пайщиком… Пайщиком-неудачником… По каким только захолустьям нас не носило, святая мадонна! Доходов никаких, расходы бешеные. Считай, что мы банкроты. На краю гибели.
Луиджи махнул рукой и пустился в подробности. Антонио Балдуино бросил:
— Черт знает что…
Вдруг Луиджи посмотрел на него и сказал:
— Знаешь? Пришла мне в голову одна мысль… Все еще можно поправить. Мне нужен ты.
— Я? Я еще циркачом не бывал…
— Ты и боксером не был, а я тебя сделал…
Они, улыбаясь, принялись вспоминать прошлое, а когда поднялись из-за столика — Антонио Балдуино состоял в труппе Большого международного цирка как борец. Негр нашел шофера, предупредил его:
— Раздумал в Баию ехать, приятель…
— Бабы не пускают, — расхохотался шофер.
— Может, и так. — Негр подмигнул.
Устный контракт, заключенный с Луиджи, гласил, что у Антонио Балдуино будет жилье, еда и деньги, если в цирке появятся деньги. Но за деньгами негр Антонио Балдуино не гнался.
Афиша все еще лежала на земле. На ней было написано синими буквами: «Большой международный цирк». Около афиши растянулся спящий Джузеппе. Луиджи объяснил:
— Нализался… вечно он так…
И пнул соотечественника ногой. Тот бессвязно забормотал:
— Прошу внимания… сейчас он сделает сальто-мортале… одно слово — и великий гимнаст убьется…
Люди копали ямы, сооружали скамьи. Работали все, артисты, служители, администрация. Луиджи провел Антонио Балдуино в свой барак. И первое, что бросилось в глаза негру, был собственный его портрет, фотография Антонио Балдуино в позе борца — так его сняли когда-то для одной баиянской газеты.
Луиджи растянулся на кровати (точнее, кушетке, которую выносили на арену для номера Человека-Змеи) и продолжал свои объяснения:
— Кто победит, получит пять тысяч… Вот увидишь, никто не захочет с тобой бороться…
— Но бороться-то надо, иначе зрители взбесятся…
— А кто сказал, что не надо? Наймем кого-нибудь за двадцать мильрейсов. Желающие найдутся. Ты красиво положишь его на обе лопатки.
— А если объявится мерзавец, которому охота подраться по-настоящему?
— Не объявится…
— А вдруг?
Луиджи указал на портрет:
— Ты же боксер, мальчик.
Антонио Балдуино кивнул и, насвистывая, погладил портрет.
Луиджи заметил:
— О былом жалеешь? Состарился?
— Тогда у меня на роже шрама не было.
— Со шрамом лучше, это усиливает впечатление.
В дверь постучали. Луиджи открыл. Вошла маленькая женщина и стала требовать, чтобы ей заплатили жалованье — задерживают уже полтора месяца.
— Я так работать не буду… завтра на меня не рассчитывайте.
— Моя дорогая, завтра вы все получите…
— Завтра получите… всегда у вас так… Вот уж два месяца завтраками кормите. Хватит. Завтра я не работаю.
— Но завтра у нас обязательно будут деньги… Вы еще не знаете… — Луиджи обернулся к Антонио Балдуино. — Это Фифи, воздушная гимнастка… Она немного нервничает…
Маленькая женщина посмотрела на негра. Луиджи представил:
— Знаменитый Балдо… Вы о нем, конечно, слышали…
Женщина кивнула, хотя никогда не слышала этого имени. Луиджи говорил быстро, чтобы не дать ей опомниться:
— Так вот… первый борец Бразилии… В Рио не нашлось силача, способного с ним справиться… Балдо только что из Баии — я посылал за ним подписать контракт… Он сел в автомобиль и примчался к нам…
Женщина сомневалась:
— На какие же деньги вы наняли эту знаменитость, Луиджи? Тут что-то не так… Я, кажется, видела этого негра в кабине грузовика… Слушайте, молодой человек… если вы бросили шоферское место и думаете у нас заработать — вы жестоко разочаруетесь… Денег здесь не водится…
Она круто повернулась и пошла к двери. Но Антонио Балдуино преградил ей путь, сердито схватил за руку:
— Тише, дона… Я вправду борец… Был абсолютным чемпионом Баии. Видите портрет на стене? Это я…
Женщина вгляделась, поверила:
— Хорошо… Но как вы тут очутились? Денег у нас нет…
— Приехал выручить друга… — Негр потрепал Луиджи по плечу. — Верного друга…
— Ах! Разве что так…
— Завтра у нас будет куча денег…
Женщина смутилась, стала оправдываться:
— Тут есть такой шофер — вы с ним как две капли воды похожи… — В дверях она обернулась с любезной улыбкой. Антонио Балдуино переглянулся с Луиджи.
— История с Рио не прошла, дружище…
Луиджи сел сочинять афишу, которую должны были вывесить на следующий день. Негр читал через его плечо.
— Пусть мое имя будет написано самыми большими буквами. Вот такими… — Он широко развел руки.
Проспавшись, Джузеппе становился решительным и активным. Казалось, будто он способен спасти положение, вывести цирк из тупика, заплатить жалованье артистам и служителям. Но его активность ограничивалась жестами и словами, на которые он был очень щедр.
— Эй, ребята! Работа совсем не идет! Этот курятник давно уже должен стоять! Я один надрываюсь! Без меня ничего не делается!
Если кто-нибудь из артистов возражал ему, Джузеппе взрывался:
— Вы только деньги просить умеете! А на искусство вам что — плевать? В мое время мы ради искусства работали, ради аплодисментов, цветов. Ради цветов, слышали? Цветы… девушки бросали на арену цветы… вышитые платочки… если бы я захотел, собрал бы коллекцию… Но я к этому равнодушен. Я жил тогда только искусством. В мое время воздушный гимнаст был прежде всего воздушным гимнастом… — В этом месте Джузеппе оборачивался к Фифи: — А воздушная гимнастка — прежде всего воздушной гимнасткой!
Фифи возмущалась, Джузеппе продолжал:
— А теперь? Вот вы, Фифи, неплохая артистка, думаете только о деньгах. Аплодисменты для вас — ничто.
— Аплодисментами сыт не будешь…
— А слава? Не хлебом единым… Иисус Христос сказал.
— Христос не был воздушным гимнастом…
— Да… В мое время было иначе… Овации, цветы, платочки — все это мы ценили… Теперешним подавай деньги… Ладно, завтра вы получите свои деньги… Все, до последнего гроша, заплачу… все…
Но в конце Джузеппе всегда просил:
— Вы же знаете, Фифи, дела идут плохо… Что я могу поделать… Я старый циркач, я всю Европу объездил… У меня альбом, могу показать… А теперь я здесь, и я с этим смирился… Вы думаете, у меня есть деньги? Одни долги… Потерпите, Фифи, вы — добрая девочка…
— Но, Джузеппе, мне нужен костюм. Мое зеленое трико чиненое-перечиненое, в нем выступать-то неудобно…
— Фифи, поверьте: получим деньги — вам первой заплачу…
И он уходил, отдавая пустые приказания, браня за медленную работу, охаивая все, что с таким трудом сделал Луиджи. В конце концов он попадал в кабак и рассказывал незнакомым людям, угощавшим его кашасой, о своей былой славе воздушного гимнаста.
В этот вечер Джузеппе, возвращаясь домой, пометил углем лбы нескольких мальчишек, чтобы их пропустили на представление без билетов. У входа в свой барак он столкнулся с Антонио Балдуино. Негр притворился, будто любуется звездами. На самом деле он подглядывал в щель барака, где помещалась Розенда Розеда, черная танцовщица, главная приманка Большого международного цирка. Розенда переодевалась при свете свечи, и негру удалось разглядеть ее бархатную спину. Антонио Балдуино напевал одну из своих самых удачных самб: