В том месте линия фронта выгибалась выступом, направленным в сторону Москвы. С этого плацдарма немцам очень удобно было бы наступать на Москву, поэтому они накапливали здесь силы. Жуков намеревался «срезать» ельнинский выступ. Он приехал на передовую, всё осмотрел, объездил позиции. Сделал выволочки плохим командирам, заменил нерадивых и трусливых. Подготовил войска к наступлению. А накануне ещё раз побывал на переднем крае. Ползал на животе впереди наших окопов, наблюдал в бинокль за немцами. Потом взял горсть земли и понюхал. Земля пахла гарью, пепелищем.
– Горит родная земля. Горит наша Россия.
Через неделю город Ельня был отбит у врага. В яростном бою немцев отбросили на запад. Конечно, для фашистов поражение под Ельней было почти мелочью, всего лишь небольшой досадой. Но как эта первая победа в войне подняла дух наших солдат! Они убедились, что немцев можно бить, да ещё как бить. И что германская армия вовсе не так уж непобедима, как многим казалось раньше. Пускай Гитлер завоевал половину стран Европы, но в России он всё же получит по зубам!
После этой операции Жукова сразу отправили спасать северную русскую столицу – Ленинград, бывший Санкт-Петербург. В сентябре 1941 года город уже находился в окружении немецких и финских войск. Гитлер приказывал своим генералам взять его до наступления на Москву.
– Вам придётся лететь в Ленинград, принять командование фронтом и Балтийским флотом, – сказал Жукову Сталин. – Город почти в безнадёжном состоянии. Либо вы отстоите Ленинград, либо погибнете там вместе с армией. Третьего пути у вас нет.
На военном самолёте Георгий Константинович пересёк линию фронта. Это было очень опасно, на хвост его машине сели немецкие истребители. Наши лётчики из охраны вступили с ними в бой и отогнали.
В Ленинграде Жуков сразу попал на военное совещание в штабе фронта. Высшие флотские и сухопутные командиры мрачно рассуждали о том, что надо взрывать заводы в городе и все военные корабли на рейде, чтобы не достались врагу. Потому что всё равно придётся отступать из Ленинграда. Корабли Балтийского флота были уже заминированы, оставалось только отдать приказ… И тут встал Жуков. Объявил, что теперь он командует Ленинградским фронтом и флотом. И что никакого отступления не будет.
– Будем защищать город до последнего человека! Извольте разминировать корабли и подвести их ближе к городу, чтобы они могли стрелять всей своей артиллерией. Как вообще можно минировать корабли?! – возмущался Георгий Константинович. – Да, возможно, они погибнут. Но если так, они должны погибнуть только в бою, стреляя!
А тем временем немецкий фельдмаршал, командовавший наступлением на Ленинград, уже потирал руки в предвкушении. Раздумывал, как лучше поступить, когда русские выбросят белый флаг. Сразу войти в город или подождать, когда население перемрёт от голода? Но очень скоро ему пришлось думать совсем о другом. Не о взятии Ленинграда, а о том, что немецкие потери от русских пушек и контратак стали слишком велики.
Жуков выстроил вокруг города непробиваемую оборону. Тогда ещё никто не знал, что Ленинград девятьсот дней будет находиться в кольце блокады, погибать от голода и холода. Главное было – удержать город, выстоять. Не дать врагу стереть его с лица земли, как планировал Гитлер. И город выстоял. Очень помогли бортовые орудия тех самых кораблей, которые спас от бесславного уничтожения Георгий Константинович. Когда немцы пошли в очередное наступление, моряки так накрыли их снарядами из своих крупнокалиберных пушек, что фашисты побежали назад!
Через три недели разведчики сообщили Жукову:
– Немцы отводят танки от Ленинграда, роют землянки, утепляют блиндажи. Готовятся к зиме, товарищ генерал. Наступления на город не будет.
– Значит, мы их остановили, – выдохнул Жуков.
Глава шестая«У-ух и тяжело было!..»
После войны Жукова иногда спрашивали, что больше всего запомнилось ему в те страшные годы. Он отвечал:
– Битва за Москву.
А однажды при встрече со своим старым знакомым, генералом, Георгий Константинович с чувством произнёс:
– Помнишь, Павлантич, ноябрь сорок первого? У-ух и тяжело было!.. – И глаза у него повлажнели из-за нахлынувших воспоминаний.
Москву тогда спасла только железная воля Жукова.
Три немецкие танковые армии прорывались к столице с трёх направлений. Наша оборона не выдерживала их ударов. Понуро шли, отступая, отряды измотанных советских бойцов. Занимали новые рубежи обороны, совсем близко к Москве. В самой столице в середине октября началась эвакуация. Из города вывозили целые предприятия, выезжали учреждения. Всюду царило чёрное уныние.
Но по фронтам западнее и южнее Москвы уже колесил в машине по разбитым дорогам Жуков, назначенный командовать обороной столицы. Внезапно появлялся в штабах, разговаривал с командирами, отдавал приказы. Сурово распекал тех, у кого видел бардак, неразбериху и панику. На Жукове лежала громадная ответственность, поэтому частенько в те мрачные дни он бывал груб с нерадивыми. А кое-кого заслуженно отдавал под суд. Тяжёлой рукой Георгий Константинович наводил порядок в войсках.
Часто его вызывал по телефону Сталин:
– Удержим ли Москву?
Всякий раз Жуков уверенно отвечал:
– Москву я не сдам. Костьми ляжем, но не сдадим!
Пустых обещаний он не давал, помнил поговорку: не давши слова крепись, а давши – держись. Он и держался. И войска наши крепко держал. Когда солдаты увидели в газете крупно напечатанную фотографию Жукова, по окопам пролетел вздох облегчения: новый Суворов смотрел на бойцов с газетного листа. Георгий Константинович тоже вспоминал в те дни прославленного генералиссимуса. «Русские прусских всегда бивали», – говаривал Суворов про немцев-пруссаков. А Жуков дополнил:
– Побьём и на этот раз!
Но всё-таки положение было отчаянное. Наша оборона вокруг Москвы напоминала забор с щелями: вот тут ещё крепко стоят доски, а здесь уже оторвались, а вон там и там вообще большие дыры, потому что не хватило на весь забор досок. Только чудом можно объяснить, что враг упирался в доски, а не лез в щели по соседству. Судьба Москвы висела на волоске и зависела от каждого командира, от каждого бойца. Не сдюжит один, повернётся к врагу спиной – ослабит весь свой участок. А где враг проломит участок, там рухнет и целый фронт.
На передовой зачитывали воззвание, подписанное Жуковым. «Товарищи! В грозный час опасности жизнь каждого воина принадлежит Отчизне. Родина требует от всех нас величайшего напряжения сил, мужества, геройства и стойкости. Родина зовёт нас стать нерушимой стеной и преградить путь фашистским ордам к родной Москве. Ни шагу назад. Вперёд за Родину!»
Бойцы и командиры сражались из последних сил. Но враг тоже был вымотан, нёс большие потери. Немецкий натиск начал пробуксовывать. Да и знаменитый русский Генерал Мороз, рано нагрянувший, подмораживал немецких солдат, одетых не по погоде. Они ведь планировали победить русских до зимних холодов.
Седьмого ноября на Красной площади в Москве прошли парадом свежие воинские части. Прямиком оттуда они отправлялись на фронт. Гитлер был в бешенстве: как, обескровленные русские ещё могут проводить военные парады?! А германские танки застряли в сугробах под Москвой!
– Войска противника остановились, – доложили Жукову в середине ноября. – Враг выдохся и не может продвигаться дальше.
– Но он всё ещё силён. Нам нужно ещё не меньше двух армий и хотя бы две сотни танков.
Немецкие же танки в это время были в тридцати-сорока километрах от Кремля. Жуков в эти недели совсем не щадил себя: забыл об отдыхе, спал по часу-полтора в сутки. А когда начали готовить контрнаступление, чтобы отбросить врага от Москвы, он совсем перестал спать. Все, кто видел его тогда, поражались, как может он выносить такое нечеловеческое напряжение. Да при этом оставаться спокойным, деловито собранным, сохранять ясность ума!
Для контрнаступления у Жукова было маловато войск и техники. Почти что поровну с немцами, в чём-то даже меньше. А с такими силами не наступают. Но Георгий Константинович недаром корпел над картами ночи напролёт. Всё точно рассчитал – в каких местах нужно наносить удары, чтобы враг сломался и попятился.
И вот настало 5 декабря. День, когда весь фронт вокруг Москвы заполыхал с новой силой, задвигался. Гремела артиллерия, тряслась земля, и над заснеженными просторами летело русское «Ура!». Наши войска начали выдавливать врага, обращали его в бегство, занимали освобождённые города и сёла.
А Жуков, получив первые известия об успехах, повалился в смертельной усталости на походную кровать и крепко заснул. Самым настоящим богатырским сном! Несколько дней его не могли разбудить. Даже Сталин, звонивший по телефону, в конце концов сказал:
– Пускай спит, не трогайте его.
Грандиозная битва под Москвой продолжалась до весны следующего года. Немцев тогда отшвырнули от столицы на несколько сотен километров.
И это тоже было чудо. Расчёт расчётом, железная воля железной волей, но откуда у Жукова брались силы в те десять суток без сна? Как так получилось, что наши войска, не имея превосходства, гнали сильнейшего врага, как нашкодившего пса? А пёс рычал и бешено кусался. И были у наших, кроме успехов, крупные неудачи, большие потери. Под городом Вязьмой попала в немецкое окружение и погибла целая армия! Но всё же победили в том долгом, упорном сражении.
Многие солдаты и командиры в те дни и месяцы украдкой перекрестились: «Слава Богу!». Верить в Бога в Советском Союзе было не принято, а начальству и вовсе запрещено. Но кое-кто понимал: не без помощи свыше отстояли Москву.
Глава седьмаяФронтовые дороги Жукова
После войны Георгий Константинович рассказывал:
– Мой шофёр, хороший гонщик, мотоциклист Бучин, насчитал, что я с ним сто семьдесят пять тысяч километров наездил за войну. Это, выходит, сколько раз вокруг света? А я ведь не с ним одним ездил. Да сотни часов налетал на самолётах. Три самолёта износились, как башмаки.