Журнал «Парус» №71, 2019 г. — страница 26 из 48

Упоминавшийся П. Плетнев, критик глубокий, писал по этому поводу:

«Разнообразие предметов, до которых он касается, выбор точек зрения, где становится как живописец, изумительная смелость, с какою он преследует бичом своим самые раздражительные сословия, и в то же время характеристическая, никогда не покидавшая его ирония, резкая, глубокая, умная и верная, – все и теперь еще, по истечении с лишком полустолетия, несомненно свидетельствует, что перед вами группы, постановка, краски и выразительность гениального сатирика. Крылов этим одним опытом юмористической прозы своей доказал, что, навсегда ограничившись впоследствии баснями, он опрометчиво сошел с поприща счастливейших нравописателей. Тут он и языком русским далеко опередил современников…»


***

А как встретился Иван Андреевич со своим звездным жанром?

В 1806 году, приехав в Москву, Крылов подружился с известным тогда баснописцем Иваном Дмитриевым. По его совету молодой драматург, прозаик и поэт (а Крылов писал и стихи – любовные мадригалы, переложения псалмов и т.д.) перевел с французского басни Лафонтена «Дуб и Трость», «Разборчивая невеста», «Старик и трое молодых». Дмитриев нашел их очень удачными. В том же году они были напечатаны в журнале «Московский зритель». И хотя тогда же Крылов создал свои самые популярные комедии «Модная лавка» и «Урок дочкам», поставленные на сцене Петербургского императорского театра, басня стала его главным творческим увлечением. Уже через три года он выпускает первую книгу своих удивительных сочинений.

Жанр басни был одним из распространенных в русской литературе. Кто только не писал иносказательных произведений в стихах: В. Тредьяковский, М. Херасков, А. Кантемир, Д. Фонвизин, И. Хемницер, И. Дмитриев, В. Пушкин (дядя великого поэта), А. Измайлов, Н. Львов, анекдотически известный граф Хвостов и автор «непечатных» стихов И. Барков… Кажется, не было заметного стихотворца, который бы не баловался баснями. Огромную популярность имели в России произведения французского поэта Лафонтена, использовавшего в своем творчестве чуть ли не все сюжеты древнегреческих сатириков Эзопа, Федра и других. Так что Иван Андреевич ступил на стезю, хорошо утоптанную стихотворцами. А на исхоженной тропе, в отличие от целины, трудней оставить свой глубокий след. Но талант руководствуется не расчетом, не здравым смыслом, а чем-то другим, ему одному ведомым.

Баснописцев был легион, а все взоры вдруг обратились на одного. Это не преувеличение. Пару лет спустя книга Крылова, дополненная новыми творениями, вышла уже двумя изданиями. В последующие годы собрание крыловских басен, пополняясь, выходило в свет все нарастающими тиражами: три тысячи экземпляров, шесть, десять… Издатели стали готовить для сочинений Ивана Андреевича черно-белые и цветные литографические иллюстрации, выбирали для этих книг первоклассную бумагу. Лучший тогда издатель и книготорговец Смирдин одним из первых понял, какой золотой рудник он может разработать, взявшись за выпуск крыловских шедевров. Он пошел на то, что ошеломило и конкурентов, и писателей: купил у автора за большие деньги единоличное право издавать в течение десяти лет басни Ивана Андреевича. Сделка принесла ему огромные доходы: Смирдин выпустил за этот срок сорок тысяч экземпляров книг «русского Лафонтена», и все они быстро разошлись. Наконец, сам автор поверил в чудо своей популярности и напечатал еще двенадцать тысяч экземпляров своих сочинений, разумеется, не прогадав на этом.

Современники Крылова писали, что его читала вся Россия. Поэт К. Батюшков, находившийся на военной службе, сообщал: «…в армии его басни все читают наизусть. Я часто их слышал на биваках с новым удовольствием». И уже выйдя в отставку, в письме из Одессы просил передать Крылову: «Скажи, что басни его здесь в великом употреблении». Именно успех сатирика заставил А. Пушкина сказать: «Басни… читают и литератор, и купец, и светский человек, и дама, и горничная, и дети». Без чародея жанра тут, конечно, не обошлось.

Но в чем же притягательность крыловских басен, заставившая Россию покупать их нарасхват, приковавшая к ним внимание вельможи и ямщика, старого мещанина и дворянского отрока?

Поэты – современники Крылова сочиняли иносказательные, нравоучительные стихотворения (так определяет слово «басня» толковый словарь) согласно правилам того времени – рассудочно, часто тяжеловесно, сложившимся к той поре языком. Крылов же создал принципиально новый вид басни: подлинно народный, живо и достоверно передающий особенности мышления и речи простого мужика. В крыловской басне все: и приметливость, и лукавство, и соленая шутливость, и немногословие русского крестьянина – явилось в незамутненной подлинности, характерности, привлекательности.

Давайте сравним то, что сочинялось до Крылова и в его пору, с образцами Ивана Андреевича. Вот Антиох Кантемир, басня «Ястреб, павлин и сова»:


Говорят, что некогда птичий воевода

Убит быв, на его чин из воздушного рода

Трое у царя Орла милости просили,

Ястреб, Сова и Павлин, и все приносили,

Чтобы правость просьб явить,

правильны доводы.


Ястреб хвастался своей храбростью, Павлин – пригожестью перьев, а Сова – недремностью ока. Орел выбрал на воеводство Сову. Ее ночное бденье показалось царю птиц предпочтительнее и смелости, и внешней красоты двух других претендентов. Заканчивается басня назидательным выводом:


Таков воевода

Годен к безопасности целого народа.


Приведу еще одну басню, на этот раз Ивана Хемницера, считавшегося мастером такого жанра. Его сочинение называется «Лев, учредивший совет».


Лев учредил совет какой-то, неизвестно,

И, посадя в совет сочленами слонов,

Большую часть прибавил к ним ослов.

Хотя слонам сидеть с ослами несовместно,

Но Лев не мог того числа слонов набрать,

Какому прямо надлежало

В совете этом заседать.

............................................................

Он вот как полагал

И льстился:

Ужли и впрямь, что ум слонов

На ум не наведет ослов?

Однако, как совет открылся,

Дела совсем другим порядком потекли:

Ослы слонов с ума свели.


Ясно, что здесь нет тех поэтических достижений, которыми отмечены басни Крылова. Нет живой разговорной интонации, сочности и меткости языка, звучной аллитерации. И самое главное – нет того нравственного, духовного начала, которое не только проверено житейским, бытовым опытом народа, а словно бы вызрело в русском сознании за многие столетия, стало правилом души, чертой национального характера. Все это есть у Крылова. И для примера не нужно выбирать какую-то характерную басню, бери любую, ставшую классической. Скажем, вот эту:


ОСЕЛ И СОЛОВЕЙ

Осел увидел Соловья

И говорит ему: «Послушай-ка, дружище!

Ты, сказывают, петь великий мастерище.

Хотел бы очень я

Сам посудить, твое услышав пенье,

Велико ль подлинно твое уменье?»

Тут Соловей являть свое искусство стал:

Защелкал, засвистал

На тысячу ладов, тянул, переливался;

То нежно он ослабевал

И томной вдалеке свирелью отдавался,

То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.

Внимало все тогда

Любимцу и певцу Авроры:

Затихли ветерки, замолкли птичек хоры,

И прилегли стада.

Чуть-чуть дыша, пастух им любовался

И только иногда,

Внимая Соловью, пастушке улыбался.

Скончал певец. Осел, уставясь в землю лбом:

«Изрядно, – говорит, – сказать неложно,

Тебя без скуки слушать можно;

А жаль, что не знаком

Ты с нашим петухом;

Еще б ты боле навострился,

Когда бы у него немножко поучился».

Услыша суд такой, мой бедный Соловей

Вспорхнул и – полетел за тридевять полей.

Избави, бог, и нас от этаких судей.


По этой басне, как и по десяткам других, можно хорошо представить, в чем мастерство Крылова. Тут чудесно нарисован «характер» главного героя. Видишь на месте Осла надутого, считающего себя непогрешимым человека, может быть, чиновника, который «управляет» искусством. Его тон в разговоре с певцом полей – покровительственный, барский, его «ослиные» суждения – невежественны, глупы. В отличие от рассудочных строф других баснописцев стихи Крылова дышат подлинной поэзией. Рассказ о том, как Соловей «являет свое искусство», написан великим мастером:


То нежно он ослабевал

И томной вдалеке свирелью отдавался,

То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.


В двух первых строках частое повторение буквенных сочетаний «ел», «ев», «ся», «ле», «ель», «ал» словно воспроизводит звуки свирели, тонкие и нежные; наоборот, третья строка с ее сочетаниями «др», «др», «ро», «ра» похожа на музыкальную «дробную» россыпь.

И так – во многих баснях. Недаром актеры вот уже двести лет с упоением исполняют басни Крылова – есть возможность показать свое искусство во всем блеске!


***

В разговоре о басне общим местом стала тема: бродячие сюжеты. В жанре назидательного стихотворения они особенно часты. Начав с переводов басен Лафонтена, И. Крылов затем и в собственных, оригинальных сочинениях этого жанра нередко использовал сюжеты, восходящие к притчам древнегреческих мудрецов. Предосудительно ли это?

Бродячие сюжеты известны и в других родах мировой литературы – прозе и драме. Достаточно вспомнить наиболее широко известные примеры – историю доктора Фауста или похождения ловеласа Дон Жуана. Что касается баснописцев разных эпох и стран, то они особенно охотно использовали сатирические сюжеты, пришедшие из глубины веков. Может быть, потому, что предшественники очень зорко подметили ситуации, в которых проявляются типичные пороки человеческой души: жадность, невежество, низкопоклонство, трусость и т.д. Стоило ли выдумывать анекдотичные положения, позволяющие живописно и образно представить в смешном свете порок, если они уже найдены мировой литературой?