в науке я генерал, который прокладывает новые пути, ломает старое, тормозящее науку."
Как вам это нравится? Мне, признаюсь, не очень. Называть свои результаты „замечательными", мягко говоря, не совсем прилично. Но, может быть, такая защита спровоцирована резкостью нападения? В докладе (его не оказалось в переданных мне бумагах) речь, похоже, шла не только о „странном рапорте", что-то осуждающее было сказано и о самой работе, опубликованной полгода назад.
Это видно из выступления Кедровой, которая почему-то ни слова не говорит о „рапорте", зато для защиты ученого берет в помощники классика идеологии.
Кедрова Л.А. „Работа профессора Язева не понята, в ней не разобрались и поэтому сделали такое заключение. (Какое? — З.И.) Очень больно, что наше партийное бюро допустило такую ошибку — поступило против Устава: не обсудив вопроса, бросило его в массы.
Почему считают поведение Язева нескромным? С каких пор у нас стали считать преступным, что ученый верит в свои идеи? Ведь без уверенности в своих научных идеях не пройти каменистые тропы науки и не достичь ее сияющих вершин. И ничего нет позорного в том, что профессор в товарищеской беседе о своей работе сказал: „Работа эта переживет меня, меня не станет, а идеи эти будут существовать и развиваться".
Я считаю, что работа профессора Язева ценна, она дает широкую перспективу в науке по изучению истории и будущности планеты Земля."
На этом собрании препарируют другого („все выступающие — 14 человек — говорят о Рожнове"), и вставной номер с Язевым еще не возбуждает „массу". Более того — вызывает даже сопротивление попытке „возбудить".
Бирюков. „Заявляю партийному собранию, что „Рапорт" профессора Язева не рассматривался на заседании партийного бюро. По моему мнению, он никакого идеологического извращения не представляет."
И докладчик в заключение едва ли не оправдывается.
Кушерев. „Главный вопрос, которому было посвящено 90% моего доклада, — о неблагополучии в работе кафедры „Тактика" и решении горкома ВКП(б) в отношении полковника Рожнова. Выступление Язева отвлекло собрание от основного вопроса. Я не обвиняю профессора Язева в контрреволюции — привел пример нескромности его..."
Такое, собственно, начало. Ничего страшного. Упрек в нескромности можно даже счесть правомерным, познакомившись с выступлением Язева.
Ничего, ровным счетом ничего страшного. Дежурная санобработка склонных к запаршивленности рядов. И можно еще попенять профессору Язеву за чрезмерную эмоциональность — он буквально заболел от первых же раскатов нежданного грома.
10 мая его верный помощник ассистентка Кедрова пишет письмо в ЦК партии — под впечатлением случившегося, где, в частности, сообщает:
„... профессор Язев сидел в первом ряду и в середине речи следующего выступавшего он почувствовал себя плохо, стал терять сознание, и его вывели в его кабинет, где близкими были приняты меры скорой помощи, а затем на машине начальника института я и Кудряшов Л.К. сопроводили профессора в тяжелом сердечном припадке на его квартиру за четыре километра...
Сегодня второй день профессор Язев не встает с постели...“
Но, видимо, ни на кого, кроме Кедровой, обморочное сознание Язева впечатления не производит.
14 мая 1947 года. Собирается партийное бюро НИВИТа. В повестке дня — разбор выступления Язева И.Н. на партийном собрании. Докладчик тот же.
Кушерев. „В партийное бюро поступило заявление члена ВКП (б) Котина о том, что тов. Кедрова распространяет на геодезическом кружке письмо тов. Язева тов. Сталину. В юбилейный сборник НИВИТа тов. Кедрова дала статью о профессоре Язеве, в которой привела этот рапорт-письмо и восхваляет профессора Язева. (Тов. Кушерев зачитывает рапорт и выдержки из статьи Кедровой). Вот об этих документах я и говорил на партийном собрании.
Коммунистка Кедрова неизвестно для какой дели (очевидно, в порядке подхалимажа) распространяет странное фантастическое письмо коммуниста Язева. В этом письме ученый-коммунист рассказывает о том, как он ловил коварного старика Полюс, спутавшегося с целой артелью богов, причем среди этих богов есть и развратные типы.
Все это подписано „Главнокомандующий..." (см. раньше — З.И.) Ученому-коммунисту несолидно пользоваться в своих трудах божественной мифологией. Форму рапорта с такими подписями можно расценивать как пасквиль на приказы, издававшиеся в нашей стране в период Великой Отечественной войны...
Если они не поняли всего этого, то это свидетельствует об их недостаточной политической зрелости..."
Первым выступает Язев, преодолевший, по-видимому, недуг ради самозащиты. Ему дают высказаться. Кажется, он еще вполне владеет собой.
Язев. „В 44-м я закончил свою научную работу, защищал ее в Москве, где выяснились две точки зрения на перемещение полюса. Я выступил против геофизической теории, доказал, что перемещение полюса зависит от космических причин. Знал, что моя теория встретит значительное противодействие со стороны некоторых ученых, в частности, академика Орлова. Звание мне не присвоили. Я приехал в Сибирь и снова начал проверять свои расчеты, свою теорию. Оказались удивительно ценные результаты, я был в восторге (обратим внимание: „в восторге!" — З.И.), мои коллеги поздравляли меня. Так как из 26 моих работ эта является самой ценной, я и посвятил ее другу науки и прогресса тов. Сталину.
(В книге посвящения нет. Только Сенека. Значит ли это, что профессор не хотел тиражировать своего „друга науки и прогресса"? Или речь идет о другой публикации? Не ясно. — З.И.)
Теперь о моем рапорте. В начале рапорта я написал: „По примеру великого полководца Кеплера о Марсе". Рапорт я писал не только для сегодняшнего дня, а для будущих поколений, его читают сейчас и будут читать завтра. (Какое грустное заблуждение, оказавшееся в то же время не менее грустным прозрением! — З.И.)“
Вопрос: Когда был написан рапорт?
Ответ: В конце 44-го года.
Вопрос: Состояли ли вы тогда в партии?
Ответ: Нет, я вступил в кандидаты партии в 46-м году.
Вопрос: Почему вы взяли цитату философа Сенеки?
Ответ: Потому что это было наиболее подходящее изречение.
Вторая „обвиняемая" выступает коротко.
Кедрова: „Рапорт товарища Язева я зачитывала на кружке по просьбе студентов и поясняла суть рапорта на примере."
Как хочешь, так и понимай. Может быть, протокол не дословен. Может быть, выступающая растеряна.
А члены партбюро высказываются охотно и местами вполне здраво. Еще преобладает воспитательный тон.
Пищаев: В рапорте тов. Язева нет никакого извращения нашей идеологии. Вопроса о работе профессора мы не ставим, мы не компетентны. Дело в том, что рапорт стал распространяться среди студентов, и многие возмущались: кто, мол, так грубо посмеялся над профессором?
Конечно, форма неправильная. О всех достижениях в науке, промышленности, сельском хозяйстве и т.д. рапортуют в определенной форме, из которой понятно всем, что именно хотят рассказать тов. Сталину, какие достижения получены. И нет необходимости брать рапорт за несколько столетий назад как образец. Это характеризует некоторую нескромность профессора Язева, излишнее афиширование.
Ладкова: Рапорт написан в 44-м году. А сейчас руководством в нашей работе должно служить решение ЦК ВКП(б) об идеологической работе. Товарищ Язев должен понять, что сейчас не следует зачитывать рапорт Кеплера.
Атюков: Так я бы не решился написать своему другу, а не только вождю.
Корин: Ошибка Язева в том, что он выбрал неудачную форму для своего рапорта. Основное качество, которое должен воспитывать молодой коммунист, — это скромность, которая украшает большевика.
Кушерев: Не было необходимости писать цитату Сенека (так в протоколе — З.И.). Рапорт тов. Язева несовместим с нашей эпохой.
И так далее. Партбюро постановляет: считать форму письма — рапорта тов. Язева о его научной работе на имя Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина — неправильной...
Тут впору отвлечься от протоколов и спросить: о чем речь? что за крамола из-под пера астронома Язева представлена в партбюро и задает ему столько работы?
И этот текст надобно воспроизвести почти полностью, ибо именно ему выпала непредвиденная честь запустить судное действие.
Итак
По примеру великого полководца Кеплера настоящим рапортую Вам, что мною, после упорной пятнадцатилетней борьбы, в решительной схватке побежден и взят в плен коварный и злополучный старик, именуемый Земным Полюсом, который на протяжении многих лет упорно скрывал свою великую тайну.
Еще в 1790 году генерал от математики Эйлер с помощью своей армии формул и уравнений первый предпринял поход против Полюса и показал, что этот последний не стоит на месте, как положено ему уставом, а ходит по кругу, делая полный оборот в девять месяцев.
В течение целого столетия астрономам не удавалось обнаружить из наблюдений колебаний земного полюса, так как коварный старик упорно скрывал свою привычку раскачивать земную ось и тем самым усыпил бдительность людей, которые поверили в неподвижность Полюса.
Только в 1888 году капитан астрономии Кюстнер заметил в подзорную трубу, что старик Полюс оставил свой пост у конца земной оси и свободно разгуливает.
Это послужило поводом американскому генерал-астроному Чандлеру к составлению обширного обвинительного заключения против преступной деятельности Полюса, выразившейся в том, что этот последний незаметно оставляет свой служебный пост и ходит по кругу, затрачивая на это не 10 месяцев, как полагал Эйлер, а 14 месяцев.
Принимая во внимание противоречивость сведений о движении Земного Полюса и учитывая исключительную коварность старика, генеральный штаб астрономии и геодезии учредил в 1898 году постоянный и бдительный надзор за деятельностью Полюса.