На основании анализа полувекового бдительного надзора за Полюсом генерал от астрономии Орлов пришел к заключению, что те сложные завитки, по которым ходит Полюс, разгадать вообще нельзя и что предусмотреть маршрут его на будущее время не следует и пытаться.
Такое мнение о Полюсе стало господствующим.
Несмотря на это, я решил покорить коварного старика и узнать его великую тайну. На протяжении многих лет я готовил армию формул и цифр, вооружая ее графиками, таблицами и чертежами — с тем, чтобы в решительный момент выступить в поход против коварного врага. Формирование армии шло медленно и тяжело, так как не было средств и снаряжения. Ко всему прибавилось недоверие окружающих, которые считали дело безнадежным. Коварный Полюс искусно направлял поиски по ложным следам. Мои противники злорадствовали и распространяли обо мне самые нелепые слухи.
Однако в 1944 году армия, сформированная мною, перешла в решительное наступление. Доблестные полки синусов и косинусов, преодолевая сопротивление рутины и консерватизма, продвинулись вперед на 50 лет, и при поддержке бригад натуральных и десятичных логарифмов, под грохот арифмометров и счетных машин форсировали широко распространенную догму и овладели основными коммуникациями противника.
Под новый 1945 год после долгого преследования... противник был схвачен на месте преступления и доставлен ко мне в штаб на допрос, который и был учинен мною в присутствии небесного пастуха Арктура, под жемчужным блеском короны Геммы.
Тяжесть многочисленных улик, безвыходность положения заставили, наконец, Полюс признать свою вину в том, что он, Полюс, под влиянием богов Юпитера и Солнца, а также благодаря подстрекательству кровавого бога войны Марса и Сатурна и при разлагающем влиянии соблазнов распутной богини Венеры нарушал служебный долг и уходил самовольно с поста...
Что касается связи Полюса с небесными богами Ураном, Нептуном, а также подземным богом Плутоном, то означенный преступник такую связь категорически отрицает.
Он отрицает также связь с богом воров и мошенников — Меркурием... Великую тайну, которую поведал мне побежденный старик, я тщательным образом изложил в книге, в которой описал также маршрут и дал расписание шагов Полюса на будущее время.
...Представляя Вашему вниманию знатного пленника и книгу с изложением великих тайн Полюса., я счастлив рапортовать Вам о той победе, которая выпала на мою долю.
Командующий Сибирской армией
Синусов и Косинусов
Генерал-логарифм — И. Язев.
Новосибирск. 1945.
Именно с этого текста началось мое знакомство с „делом Язева". Случайно ли, осознанно, но „Рапорт" опережал предложенные мне протоколы.
Прочла — и озадачилась. Что это — набросок для вузовского капустника? Фрагмент розыгрышной переписки с коллегами? Сочинение из собрания домашних развлечений?
Если бы... Это действительно рапорт товарищу Сталину!
Немая сцена.
Помолчим, терзаемые подозрениями.
Профессор Язев — ненормальный? Блаженный? Совсем уж не от мира сего? Или — страшно подумать! — издевается? Над кем?! Над чем? Тянет на диагноз — „чокнутый". Переглянуться, покрутить пальцем у виска — и разойтись, печально улыбаясь.
События, как видим, приняли другой оборот.
Злосчастный „рапорт" датирован 45-м.
Первому публичному осуждению подвергнут в мае 47-го. После того, как опубликован Кедровой в юбилейном сборнике НИВИТа в хвалебной статье о Язеве. Опубликован, надо полагать, из самых лучших побуждений. Нравился, видимо, „Рапорт" и по существу и по форме. Студентам читала — хотела, наверное, с другими разделить восхищение патроном. А они, если верить протоколам, смеялись...
У старших товарищей юмора не хватило.
Кедрова будет довольно долго мужественно защищать Язева — пока ее не сломают. Ее увлечение „аллегорией" и ей обойдется не дешево, не говоря уж об обожаемом профессоре.
А что же сам вождь — получил он „рапорт", отозвался как-нибудь на „форму, с эпохой несовместимую"?
Неизвестно, прежде всего, был ли рапорт действительно отправлен по высочайшему адресу или сочинитель удовлетворился самим фактом выплеска охватившего его ликования.
Если же рапорт был все-таки отослан в ЦК, то... почему на его автора сразу не надели смирительную рубашку или наручники?
Отнеслись к сочинителю как к безобидному „чайнику", юродивому, на упражнения которого не стоит и реагировать?
Или все-таки передали бумагу в органы безопасности — мало ли что еще придет в сумасбродную голову любителя „аллегорий"?
Отношения „главнокомандующего синусов" с верховным главнокомандующим (или наоборот) не зафиксированы. (А, может быть, эти документы еще не найдены).
Личные, так сказать отношения. А обезличенные — более чем.
Грамота жизни преподается сверху. Партийные низы отзывчиво ликвидируют безграмотность.
30 июля 1947 года. Закрытое собрание коммунистов НИВИТа обсуждает закрытое письмо ЦК ВКП (б). С установочной речью выступает секретарь партбюро института.
Сильников: „Закрытое письмо ЦК ВКП (б) по делу Клюевой и Раскина — документ большой политической важности. Это есть продолжение указаний ЦК ВКП (б) в таких постановлениях, как о журналах „Звезда" и „Ленинград", о репертуаре драматических театров, о кинофильме „Большая жизнь", в ответе товарища Сталина на письмо полковника Розина.
Низкое раболепие перед буржуазной культурой,' которая насаждалась в России царским правительством, осталось еще большим грузом в незначительной части нашей интеллигенции.
Чем иным можно объяснить, когда коммунист Язев рапортует тов. Сталину в несозвучной эпохе форме, по опыту западно-европейского астронома Кеплера.
В мистической форме собрал всех греческих богов, вплоть до развратной Венеры, и в заключение подписался командующим западно-сибирскими синусами и косинусами. Когда в его трудах эпиграфом взята выдержка времен рабовладельческого общества философа-стоика Сенеки — воспитателя Нерона. Причем признаком авторитета Запада он во всеуслышание заявил, что я свою книгу направляю за границу в научное общество, хотя эта работа не получила апробирования в СССР. (А защита докторской? А публикация? А оценка на научной конференции? — З.И.)
Ведь не секрет для нас с вами, что мы имеем внутри Института „одиноких" людей — врагов советской власти, которые проводят антисоветскую агитацию, стараются дискредитировать наши партию и правительство, подорвать нашу страну изнутри, а мы слабо реагируем на это и проходим мимо.
Товарищи, у нас очень много товарищей, которые были участниками Великой Отечественной войны, и можно слышать такие разговоры: за границей крестьянин живет лучше, чем у нас, там к каждой усадьбе асфальтированные дороги. Очень часто можно слышать лестный отзыв со стороны научных работников о заграничном лабораторном оборудовании, товарах и разных мелких предметах обихода. Это показывает слабость идеологической работы..."
Да, „верхи" пренебрегли рапортом Язева как поводом для судьбоносного постановления — Ахматова и Зощенко более подходили для острастки забывающегося народа. Но прозревающие „низы" вдохновенно рванули в охоту за собственными ведьмами. Июльское партийное собрание записывает в решении: „Профессор Язев заявил, что он послал свой труд за границу. Этот поступок профессора Язева требует особого рассмотрения".
После отпускной паузы очередное закрытое партийное собрание обсуждает очередное закрытое письмо ЦК.
2 октября 1947 года. Третьим выступает хозяйственник.
Терехин: Один из наших преподавателей потребовал у меня выписать ему лучшую оберточную бумагу — для того, чтобы послать свой труд за границу. Наши студенты, не разобравшись в существе, видя внешность, восхищаются иностранными паровозами. Это говорит о плохой идеологической работе.
Ладкова: Не знаю, почему выступающие здесь товарищи не назвали факты, имена носителей низкопоклонства. Доцент Карпова преклоняется перед культурой японских студентов. Разве это не преклонение перед Западом, когда книга профессора Язева отослана за границу, когда на ней стоит эпиграф философа-стоика Сенеки?
Бирюков: В проекте постановления партийного собрания основным пунктом должен пройти вывод прошлого партбюро о виновности Язева в низкопоклонстве.
Язев: Меня снова бьют и шельмуют, опять поднимают старое. Терехин довел меня до того, что я не могу заходить к нему в кабинет и вообще в учебную часть. Моя работа не была отослана за границу. Об этом я заявляю со всей ответственностью. В этом вопросе есть нечестность, некоторые поступают не как большевики.
Терехин: Я говорил, что профессор Язев требовал лучшую бумагу для посылки своей книги за границу. Потом прислал лаборанта, который снова повторил, что бумага нужна для отправки книги за границу. Я ведь не сказал, что книга послана.
Гельский: В связи с тем, что вопрос об ошибках Язева поднимается уже неоднократно и до сих пор до конца не доведен, предлагаю на ближайшем собрании подробно и раз и навсегда покончить с этим.
Из Решения: „Факты низкопоклонства и угодничества перед заграничной культурой имеют место в нашем Институте. Профессор-коммунист Язев о своем научном открытии докладывает товарищу Сталину в форме пародии на приказы Верховного Главнокомандующего по образцу западноевропейских буржуазных ученых, а эпиграфом к своей книге взял выдержку философа-стоика времен рабовладельческого общества Сенеки, не найдя ничего подходящего в трудах великих людей своей Родины..." И — т.д. С заключением: „...требует особого рассмотрения".
Читатель и почитатель Кеплера и Сенеки, не отрекшийся от них перед лицом своих суровых „товарищей", окончательно, по-видимому, лишает кого-то сна и покоя. Если враг не сдается...
3 декабря 1947 года. Партбюро НИВИТа рассматривает персональное дело коммуниста Язева.