Родилась и живет в Москве. Окончила филологический факультет МГУ имени Ломоносова по специальности «английский язык и зарубежная литература», работает преподавателем. Участница Международного ежегодного фестиваля современной поэзии MyFest (2015, 2019). Автор книги стихов «Ножа и душа» (2014). Публиковалась в журнале «Стержень», в сетевых изданиях «Полутона», TextOnly.
Прямая речь
Дрожит машина братьев Райт —
Мотору верная фанера;
Но инженер на инженера
Глядит уверенно: alright!
Еще не время для войны,
И небеса обетованны;
Но обещают расставанья —
И обещаниям верны —
Три неделимые оси,
Осенних дней гроза и диво.
На синем блюде объектива
До нас, фотограф, донеси
День первый и последний день —
Где блещет тучка золотая
И век летит, перелетая
Из света в тень.
«Переменив обряд и норов…»
Переменив обряд и норов,
наряд положенный надев,
на положении non-native
ты пребываешь не у дел.
Положим, доля эмигранта
неутешительна, пока
приходится на горстку грунта
родного – пригоршня песка
заморского; зато вершина
горит, и манит вышина:
затем, что жизнь несовершенна,
точнее – не завершена,
но выражается перфектом
ее движение вовне —
и непреложным этим фактом
оправдана вполне.
«Город не сдал позиции. Город пуст…»
Город не сдал позиции. Город пуст.
Столп и досель соседу грозит, как перст.
Ангел часу в шестом заступил на пост,
выпрямился в рост.
Справа, в Разливе, в ступке елозит пест,
«шоб вам…» – ворчит чухонка и морщит нос.
Ангел крестом замахивается: «Брысь!
Ты это дело брось!»
Слева, в заливе, злится веселый бриз
и с боссановой схлестывается блюз.
Мне ничего не видно ни вдаль, ни вблизь;
мокрая прядь волос
лезет из-под фуражки (к чертям устав).
Мой часовой ни капельки ни устал.
«Быть ли пусту, служивый, месту сему?» —
я говорю ему.
«Быть – золотым и пламенным! Нынче в пол —
неба пылает адмиралтейский шпиль;
вон у Петра и Павла петух пропел —
враг уже отступил,
Стражу несет отряд у морских ворот
триста-который-год».
Он поправляет форменный отворот.
Смотрит вперед.
«А когда на рассвете лег…»
А когда на рассвете лег
ветру в ноги зеленый луг —
Сводом выгнулся потолок,
Изогнул односкатный лук.
Вьется весточка на стреле,
что нацелена в облака:
«Мы в осаде. Пошли земле
хлеба, яблок и молока;
пропитания – до зимы;
подкрепления – за плечо;
и тогда, обещаю, мы
простоим еще».
«Навалило снегу – до крайней Тулы!..»
Навалило снегу – до крайней Тулы!
А на днях ко мне намело Катулла.
Он, болезный, плюхнулся мимо стула,
был измучен и удручен,
говорил: «Послушай, какое дело:
Passer mortuus est meae puellae,
Passer, deliciae meae puellae… —
Ну а я-то, а я при чем?»
Я чайку на кухне сообразила,
но поэт не пил и глядел уныло.
Говорил, что милая изменила,
что ни совести, ни стыда,
говорил: «Совсем расшалились нервы:
До того люблю – придушил бы стерву.
Не беда, что я у нее не первый:
Не последний – вот в чем беда!»
Поняла я с ходу, что дело худо,
говорю: «Послал бы ее… послушай,
поселись поближе, возьмись-ка лучше
за родной Геликонский гуж,
потому как бабы у нас не хуже.
А в четверг Вергилий зайдет на ужин —
будет выть про битвы и ныть про мужа
(если только позволит муж)».
Только тут Катулла как ветром сдуло:
То ли зря я мужа упомянула,
То ли тень Вергилиева мелькнула
неэпически перед ним?
Облачен в диванное покрывало,
он смотался, словно и не бывало,
в направленье Киевского вокзала
поджидать электричку в Рим.
Навалило снегу снаружи добро!
Поднялась я с рожею дуже храброй,
отложила книжку, взялась за швабру:
разобрали совесть и стыд,
потому – в прихожей пора прибраться,
а не то припрется какой Гораций…
Ради мужа можно б и не стараться,
Но поэзия не простит.
Chiba City Blues
Куда не следует нос не суй
и ереси не неси.
В люминесцентной сети Нинсей
(Night City; long time no see[3] —
и не видал бы еще сто лет) —
прожектор в пустом порту
лучом, отточенным, как стилет,
врезается в темноту.
Прищурившись, из последних сил
высматриваю кусок,
в кислотной мороси Тиба-си
прожженный наискосок:
над тусклыми куполами, над
осколками облаков
колючий блик, опалив зенит,
качнулся и был таков.
Пускай в стотысячный раз пусты
карманы – спасибо за
неоновую фрезу звезды,
прорезавшей небеса,
за то, что отблеск ее дрожит
на плоскости голубой;
за право – может, и не прожить,
но сдохнуть самим собой.
«Не обману, не изменю…»
Не обману, не изменю
земной косноязыкой твари.
Как эти звери, горы, травы
произрастали без меня?
О чем – во сне ли, наяву —
стонал залив, обледенев, и
переговаривались нивы
без перевода моего?
И днем и ночью начеку:
В ущелье вздрагивают глыбы,
Ворочаются бычьи губы,
Ворчат горошины в стручке,
но строчкой тянется горе
через нагорья и равнины
над горечью непониманья —
прямая речь.
Тихон Синицын
Родился в Севастополе в 1984 году. Учился в Ялте и Севастополе на художника. Окончил аспирантуру в Гуманитарно-педагогической академии (Ялта) по специальности «социальная философия». Автор двух поэтических книг: «Частная тетрадь» «Рисунки на берегу». Член союза писателей России.
В настоящее время готовится третья поэтическая книга «Бескрайняя Таврика».
Живет в Севастополе.
Август
От жары дугой согнулся фикус.
В русском мире август – страшный месяц.
Выжженные степи вдоль обрывов,
Словно сумасшедшие дельфины,
Брошены на крымском солнцепеке.
В августе: случаются конфликты,
Не хватает воздуха поэтам;
В сумерках опасные медузы
Порождают пену и ожоги,
Улетают ласточки-касатки,
Медленно готовятся измены.
В августе учись хранить молчанье,
Избегай общественных собраний,
Очищай соленые колодцы,
Не гуляй на свадьбах инородцев.
Солнце ослепляет слишком щедро.
На святых камнях – плоды эфедры.
Звезды в море катятся веками.
Город пошло пахнет шашлыками.
Август атакован алычой.
Райский сад распилен саранчой.
Красные гигантские стрекозы —
Чертят в небе графики разлук.
Высыхает куст сирийской розы.
Чашка тихо падает из рук.
В предосеннем небе слишком мглисто.
Духота – как жесткое лассо.
У соседа-велосипедиста —
Снова прохудилось колесо.
Я не назову гибискус – «рожей»,
Склею чашку, фикус сохраню,
Половицы вымету в прихожей…
Может, и тебе перезвоню.
Максим Матковский
Родился в 1984 году в Киеве. Окончил Киевский национальный университет имени Шевченко по специальности «магистр арабского языка и литературы».
Лауреат премии «Дебют» (2014) и «Русской премии» (2015) с романом «Попугай в медвежьей берлоге».
«Вот мужчина сидит и сочиняет стихи…»
Вот мужчина сидит и сочиняет стихи,
Вот мужчина читает их в микрофон на людях,
Не очаровывайся, а просто пойми: ему пришел конец,
Он бесполезный сын, отец, брат, менеджер, друг.
Не покупай его самодельные говняные книги,
Не ставь ему лайки, не поощряй его словами вроде:
Литература – это призвание для немногих.
Просто перебей его и заговори с ним о ценах на газ,
О «Формуле-1», о Зеленском, атошниках и ватниках,
О чем угодно, поговори с ним.
Если женщина пишет стихи и хочет с тобой поговорить
Об этом – терапия серых будней уже не поможет,
просто беги, скажи ей:
Я сейчас, за сигаретами, буквально пять минут!
«Однажды ночью к нему пришли стихи-победители премии «Поэзия»…»
Однажды ночью к нему пришли стихи-победители премии «Поэзия»,
Они изнасиловали его жену, дочерей,
Забрали его скот,
Навели порчу на его род, а дом сожгли,
Его же оставили живым и заставили
Выучить их.
Теперь он живет в маленьком домике из дерьма,
Который построил вместе с другими бедолагами,
Не попавшими в длинный список,
И в этот домик часто приходят люди,
И люди говорят:
– Ваши стихи были намного лучше,
Премия не справедливая,
А можно нам еще вина и тех закусок
На шпажке?
«сынок, однажды ты уйдешь из толстых журналов…»
сынок, однажды ты уйдешь из толстых журналов,
из премий, из выступлений,
ты перестанешь позориться и читать стихи на людях,
ты не будешь ставить лайки под стихами в фейсбуке —
понимаю, сейчас это кажется чудовищным.
но наступит то время, и на письма издателей
с предложением издания твоей книги за гонорар и роялти —
ты просто не будешь отвечать,
ты будешь игнорировать издателей, можешь себе представить?!
так вот, это время придет, ты соорудишь свою лодочку,
небольшую такую, сраную,
и пред рассветом поплывешь к другим берегам,
где тебя встретят туземцы и раздерут на части,
и ты – научишься продавать, жить, любить и чинить розетку.
«сто поэтов участвовали в премии…»
сто поэтов участвовали в премии,
каждый выбрал свой самый сильный текст,
всех позвали на церемонию,
но вместо церемонии – их вывезли на остров,
выдали оружие – копья, нунчаки, ножи и мечи,
им сказали: победит сильнейший.
все дрались: молодые и старые,
женщины выходили против толстых поэтов,
коротышки храбро сражались с великанами,
было много крови, зубы валялись повсюду,
то был настоящий мортал комбат,
подслеповатых и горбатых не жалели, нет.
победил сильнейший, хоть и текст у него был так себе,
но кто об этом теперь скажет – ведь все видели,
какое фаталити он сделал несчастной старушке из Воронежа.
«На острове одиночества ты встретишь людей из прошлого…»
На острове одиночества ты встретишь людей из прошлого.
Они будут предлагать любовь и дружбу.
– Давай гулять! Я тебя люблю!
Ты скажешь: где же вы были раньше
Со своей любовью и дружбой,
Почему вы отвернулись от меня,
Когда я так нуждался в вашей любви, дружбе,
Когда мне было так страшно засыпать одному.
Почему вы вдруг приперлись сейчас?!
Я так долго искал остров одиночества.
Потому что мы испытывали тебя на самом деле, ответят они.
Потому что твое одиночество —
Это наш рай и мы его заслужили,
Где здесь туалет, кстати?