Родилась в 1990 году в Красноярске. В 13 лет с семьей переехала в Москву.
По образованию инженер-робототехник. Прошла литературные курсы школы BAND.
Кукла
Закрылась дверь, и Анна впервые в жизни осталась одна. Первым делом она полезла в буфет. Но вместо конфет в вазочке лежали яблоко и записка от мамы. Ну вот! Анна вернулась к игрушкам. Посадила плюшевых зверей в круг и стала кидать им мячик. Попала в зайца, он упал. Анна рассмеялась. Снова кинула – снова упал. И снова, и снова. Надоело. Анна высыпала на пол деревянные рельсы. Какой грохот! Будет дорога в кухню, по ней в город повезут еду. И город тоже надо построить! Анна достала конструктор.
Пластмассовый паровоз исправно катался туда-сюда, а Анна заскучала. Полистала книжку, покачалась на качелях – папа подвесил их прямо к потолку. Ну сколько еще ждать маму? А вдруг она не вернется? Анна вспомнила про записку и снова залезла в буфет. На листочке в клеточку печатными буквами было выведено: «Никаких конфет, Анна. Вечером мы пойдем в кафе». Неужели сегодня праздник? Интересно какой? Анна подтащила к шкафу стул и достала свое самое красивое платье: юбка как розовое облако, верх расшит цветами. Она надела его и села под дверью ждать маму. Скоро в замке повернулся ключ.
– Мама! Мама, я прочитала твою записку! Сама!
Каждое слово! Мама, мы пойдем в кафе? Сейчас?
– Что? – Мама посмотрела на дочь как будто впервые. – Я, кажется, обещала… Да, конечно. В кафе.
Анна быстро обулась, и они вышли из дома. На газонах только появилась трава, на деревьях проклюнулись первые робкие листья, но солнце светило уже по-летнему, и было удивительно тепло. Недавно прошел дождь, и в лужах на асфальте лежали кусочки неба. Анна хотела пробежать по облаку, но мама остановила ее. Нарядная все-таки.
В кафе Анна выбрала сосиски и молочный коктейль. Сейчас мама скажет, что нужно съесть овощной салат, что пить за обедом нужно воду… Вот сейчас, сейчас. Руки Анны сжались в кулаки, к горлу подступил колючий крик.
– Сосиски так сосиски, – равнодушно сказала мама. – Будьте добры две порции. И молочный коктейль.
Анна от неожиданности подпрыгнула, как подпрыгивает отпущенная пружинка.
– Мама, мамочка! А я красивая? Смотри, какое у меня платье! Самое красивое! А сегодня праздник? Мы поэтому в кафе? Какой сегодня праздник, мам?
– Сегодня не праздник. Успокойся хоть на минуту, Анна, мне нужно сказать тебе важную вещь. – Мама дождалась тишины. – У тебя скоро появится сестра.
– Сестра? Не хочу сестру! Я хотела куклу, а не сестру!
– И второе, Анна. Твой отец уезжает.
– Папа уезжает? Надолго? Когда он вернется?
У тети Даши всегда было угощение для Анны: конфета, яблоко, пирожок. Когда мама была занята, тетя Даша брала Анну к себе домой. Иногда Анна там и ночевала.
Ей не нравилось спать на кушетке в незнакомой комнате. Тени заглядывали в окно, кто-то шуршал в углу, а под чужим одеялом от него не спрятаться.
И мама далеко-далеко, не услышит и не придет.
– Никогда. – Мамин голос звучал чужим и холодным. – Он больше не хочет с нами жить.
Перед Анной стояла тарелка горячих сосисок – самых вкусных в мире, ее любимых. Она смотрела на них и не могла положить в рот ни кусочка.
Тетя Даша жила по соседству с Анной. Летом она сидела во дворе прямо в халате и тапочках. Анна любила рассматривать этот халат. Розовые розочки сплетались с зелеными листьями, а синий фон был водой вокруг них. И вот уже розочки превращались в кувшинки, и на одной из них сидела Дюймовочка – вот бы найти ее! У тети Даши всегда было угощение для Анны: конфета, яблоко, пирожок. Когда мама была занята, тетя Даша брала Анну к себе домой. Иногда Анна там и ночевала. Ей не нравилось спать на кушетке в незнакомой комнате. Тени заглядывали в окно, кто-то шуршал в углу, а под чужим одеялом от него не спрятаться. И мама далеко-далеко, не услышит и не придет.
В сентябре Анна пошла в садик, сразу в старшую группу – к тете Даше. А мама легла в больницу.
Из больницы мама вернулась, когда с деревьев уже осыпались все листья. Утром она забрала Анну, отвела в садик и ни слова не сказала ей, ни разу не обняла. И только вечером за чаем мама заговорила.
– Анна, у меня не получилось. – Мамин взгляд перескакивал с чашки на стол, на стену, на холодильник. – У тебя не будет сестры. Но я купила… – Мама запнулась. – Куклу. Я купила тебе куклу, Анна, как ты хотела.
– Мне? Спасибо! Спасибо! Я могу на нее посмотреть?
– Она в твоей комнате.
Анна вскочила и побежала к себе. На ее кровати стояла картонная коробка, а в ней лежала кукла. Анна взяла ее в руки. Кукла открыла глаза. Анна покачала ее и положила обратно. Глаза куклы закрылись. Прямо как настоящая!
Оказалось, что куклу можно еще и кормить, и переодевать. Иногда мама разрешала взять ее на прогулку. Анна катила коляску, а прохожие умилялись: «Какие сестрички!» Анна не понимала: разве они не видят, что это кукла?
Анна всем в садике рассказала о чудесной игрушке, но никто ей не верил. Относить куклу в садик мама строго-настрого запретила, разрешила только дома играть. А много ли с куклой дома сделаешь? Покормить, искупать, переодеть – вот и все. Анне надоедало, и она доставала другие игрушки. Тогда куклу мама убирала в коробку: «Чтоб под ногами не валялась».
Анна вернулась из садика. Посмотрела на кровати – пусто. Заглянула в коробку – ничего. Кукла пропала. Анна влетела в кухню.
– Мам! Моя кукла, где она?!
– Ее забрали.
– Кто забрал?! Ты ее отдала! Мою куклу! Я хочу с ней играть! Верни мою куклу!
– Тише, Анна. Ее забрали плохие люди, и я ничего не могу с этим поделать.
На следующее утро плохие люди забрали и Анну.
Анна сидела в серой комнате с шестью одинаковыми кроватями. У каждой кровати была пустая тумбочка. Остальные пять девочек еще спали, но Анна за всю ночь так и не сомкнула глаз. Сегодня, она подслушала, за ней приедет тетя Даша. И заберет ее отсюда. Ведь заберет? Они вернутся домой, и Анна снова будет спать в своей кровати, играть своими игрушками. Может быть, ей даже вернут куклу. Анна смотрела в окно. Светало. Утро уже наступило, сейчас нянечка придет будить. Надо юркнуть под одеяло и притвориться спящей, а то заругают. Когда же тетя Даша приедет? Вот бы сразу после завтрака.
Тетя Даша приехала вечером. Поговорила с директором за закрытыми дверьми и забрала Анну в чем та была, только куртку свою ей накинула на плечи.
Домой Анна так и не вернулась, тетя Даша привезла ее к себе. Вместо кушетки в зале стояла кровать Анны, а рядом – колыбель. Для кого она? Может быть, для куклы? Она там! Но колыбель была пуста. Анна сложила в нее другие игрушки, покачала их и, не сказав ни слова, легла спать.
Утром Анну разбудил звонок в дверь. Она выглянула в коридор: в дверях стояла тетя Даша со свертком в руках и благодарила незнакомую женщину. Они обнялись, и дверь закрылась. Тетя Даша прошла в зал и заглянула в колыбель.
– Анечка, убери отсюда игрушки, пожалуйста.
Анна послушалась. На освободившееся место тетя Даша положила сверток и развернула его. Кукла! К Анне вернулась любимая игрушка! Анна погладила волосы куклы, ручки, живот. Ей показалось, что та потолстела.
– Спасибо! Моя кукла!
– Ох, Анечка, – вздохнула тетя Даша.
– Моя любимая, замечательная кукла! Я буду возить ее в коляске, буду наряжать.
– Будешь-будешь, только послушай…
– Я возьму ее в садик и покажу всем-всем-всем!
Я так рада! И мы вернемся домой, к маме!
– Анечка, милая моя, бедная Анечка. – Голос тети Даши дрогнул, по щекам покатились слезы. – Это не кукла, Анечка, вовсе не кукла. Это твоя сестра.
Оксана Сомова
Живет в Беларуси (г. Гомель), работает бизнес-аналитиком в IT. Окончила литературный курс «Как писать прозу. Искусство истории» в школе писательского мастерства BAND.
Сердце
– Полюби меня, – шепчет Катя.
– Я не умею.
– Не умеешь любить?
Я отрицательно мотаю головой.
– Смотри, у меня даже сердце не стучит. – Беру ее руку и кладу себе на грудь.
На несколько секунд Катя замирает.
– И правда, не стучит. – Ее голос звучит так, будто смычком провели по расстроенным струнам скрипки. – Но как же так?
Я пожимаю плечами и смотрю вдаль: серый лес, над ним такое же небо. Слушаю, как стонет ветер. Очередной хмурый, хоть и летний вечер. Кривлю губы и ухмыляюсь своим мыслям.
Какое-то время молчим.
Потом Катя спрашивает, всегда ли так было, еще что-то про мою семью. Я отвечаю, что не помню. Я действительно не помню. Лишь на вопрос, где родился и вырос, когда я уже готов дать привычный ответ, что-то откликается внутри, и я понимаю, что знаю: Тасеево, ул. Прудовая, 3.
С утра просыпаюсь от того, что кто-то барабанит в окно. Невольно морщусь – что нужно в такую рань? Открываю створку – Катя, быстро говорит, не могу понять что, поэтому просто смотрю на нее – темные глаза, все лицо в веснушках – они будто живые, тараторят вместе с ней, – две туго заплетенные косы, футболка, за спиной рюкзак.
Наконец улавливаю суть – Катя хочет найти мою семью.
– Они смогут помочь, я уверена. – Она смотрит на меня не моргая и периодически закусывает нижнюю губу. – Ты все вспомнишь.
Я не хочу ничего вспоминать, но почему-то быстро одеваюсь, собираю рюкзак и выхожу на улицу, где меня ждет Катя.
Мы медленно бредем в сторону железнодорожного вокзала. Солнце едва выглянуло из-за домов, но нам по-летнему тепло.
До поезда остается час, и Катя решает дожидаться его на лавочке.
– Смотри, Денис, книга. – Она подбегает к лавочке, хватает свою находку, поднимает высоко над головой и прыгает на одном месте. Я усмехаюсь от такого проявления детства.
– Ютта Лангройтер, «А дома лучше!». – Катя читает заглавие, а затем открывает первую страницу. – «Ох, как я устала, Джоси, – проворчала мама Зайчиха…»
Катя читает книгу, я смотрю на нее. На секунду мой взгляд застилает туман, и вот я вижу перед собой уже не Катю, а другую женщину, вроде незнакомую, но со столь привычными чертами лица, близкую, родную. Я хочу ее позвать, сказать, что я здесь, но не могу произнести и слова. Она читает. Я слушаю ее тихий голос, напоминающий шелест листвы, и с удивлением понимаю, что знаю, чем закончится история – я слышал ее много раз, рассказанную этим голосом. В груди начинает давить и скрипеть, будто кто-то пытается открутить заржавевший болт.
– Денис. – Видение исчезает, Катя смотрит на меня настороженными глазами.
Я замечаю, что глаза ее совсем не темные, а какого-то нового, не знакомого мне оттенка. Они притягивают, и, вглядываясь в них, я осознаю, что улыбаюсь.
Поезд прибывает вовремя. Мы садимся в вагон. Проводница предлагает чай, кофе, вафли. Катя тараторит не переставая. Желания отвечать нет, да от меня это и не требуется. Рассеянно смотрю в окно на проплывающие мимо сосны. Ехать чуть больше суток.
До Тасеева поезда не ходят, поэтому, спустившись с подножки, мы оказываемся на невзрачной с виду станции небольшого городка. Название незнакомое, ни о чем не говорящее. Незаметно подкрадывается вечер, но на улице еще светло. Город встречает нас своими ароматами: Катю – запахом свежеиспеченной сдобы, меня – пыльных дорог. Катя жует только что купленную булочку и радуется каждому замеченному на заборе коту. Я молча бреду рядом, ухватившись руками за лямки рюкзака.
– Вата! – Брови непроизвольно поднимаются вверх, когда я перевожу взгляд на Катю. Она хватает меня за рукав и тащит к киоску, из которого выглядывает криво улыбающаяся женщина со сладкой ватой в руках. – Давай купим.
Неожиданно мои глаза снова застилает туман, и я вижу, что тянет меня уже не Катя, а какая-то маленькая девочка с забавными кудряшками. Она то и дело останавливается, поднимает на меня сердитые глаза и хмурит бровки, топает ножкой, говоря: «Ну, Денис, быстрее! Там же вата!» Вот я вижу, как лицо малышки утопает в нежной сладости. Вынырнув, девочка морщится и начинает чихать – вата попала в нос. Слышу смех и осознаю, что его источник я. Снова начинает скрипеть в груди, и, мне кажется, я слышу, будто заржавевший болт выпадает из нее и с глухим звоном падает на асфальт. Очнувшись, понимаю, что Катя, перепачканная ватой, смеется вместе со мной. Смотрю на ее губы, растянутые в улыбке. Интересно, насколько они мягкие?
До Тасеева добираемся на автобусе. Неожиданно осознаю, что в этом уголке земного шара уже шуршит осень, правда, пока тихо, осторожно, стараясь не нарушать права своей сестры. Навигатор говорит, что до Прудовой, 3, всего два километра, и мы решаем пройтись пешком. Катя привычно высматривает котов, а я тереблю лямки рюкзака.
Дождь настигает нас на половине пути. Катя встречает его танцем, подставляя веснушки под крупные капли, жмурится и мурлычет, как ее коты. Наблюдаю. Вновь меня окутывает туман, и я вижу уже привычных женщину с маленькой девочкой, смеющихся и танцующих под дождем. Я танцую и смеюсь вместе с ними, грудь обволакивает уютным и до этого неведомым мне теплом.
Видение исчезает, упираюсь в запыхавшуюся Катю, провожу взглядом по лицу и останавливаюсь на веснушках – маленькими точками они прорисовывают дорожку от одной скулы к другой и рассыпаются по щекам. И мне кажется, что веснушки у Кати теплые и уютные.
Прудовая, 3. В окнах горит свет, но я медлю. Катя стоит рядом и молчит. Дрожит от холода, но не торопит. Понимаю, что ей нужно согреться, беру за руку и делаю шаг вперед… Дверь открывается, и я вижу женщину из своих видений. Она постарела, но я узнаю ее.
– Мама.
– Денис. – На секунду она замирает, а затем кидается мне на шею.
Мы стоим, обнявшись. Сквозь туман я вижу нашу ссору, вот я убегаю из дома, вот сажусь в поезд, уносящий меня прочь, удар…
Из-за двери выглядывает девушка с забавными кудряшками, смотрит на нас и уже знакомо хмурит брови.
Мама всхлипывает, крепко прижав меня к себе, а я слушаю, как в моей груди бьется сердце – тихо, осторожно…