У паперти он отдышался и немного собрался с мыслями, стал вспоминать: да, удивительно: это было ровно четыре года назад, в канун праздника Богоявления, как и сегодня, и в тот же самый час, ровно в полдень...
Старец Павел принял его ласково, и Андроник подумал: «Как будто я действительно только что от него вышел и сразу вернулся...» Он тотчас поведал старцу всю историю, приключившуюся с ним. Старец выслушал его внимательно и задумчиво.
— Скажи мне, отче, — попросил Андроник напоследок. — Ведь этот юноша, который мне встретился сегодня, должен переместиться спустя четыре года в позицию завязывающего сандалию. Значит, все повторится снова? Если так, тогда я собираюсь через четыре года прийти непременно на это место, чтобы посмотреть на себя бывшего и на себя нынешнего. Но отче! Ведь сегодня не было там на углу никакого третьего, смотрящего на нас со стороны! Что это значит? Может быть, я умру?
— Господь знает, — отвечал ему старец, — не думай об этом.
— Но я не смогу не думать! — настаивал Андроник. — Мне не будет теперь покоя ни днем ни ночью от этой мысли! Помоги мне!
Старец сжалился над ним и вновь погрузился в неизвестные размышления. Спустя несколько минут он сказал:
— А ты обратил внимание на слепца? Кто это был?
— Нет, — признался Андроник удивленно. — А кто это был? Ангел?
— Я думаю, — сказал старец, — что через четыре года ты не сможешь посмотреть на себя прошлого и себя нынешнего, потому что по попущению Божию ты ослепнешь. Меня к тому времени уже не будет в живых, но ты ежедневно будешь приходить сюда, в церковь Святой Мученицы Параскевы, чтобы собирать подаяние и молиться об упокоении моей грешной души. И каждые четыре года в канун Богоявления, ровно в полдень, ты будешь натыкаться своею палкой на спину человека, согнувшегося и завязывающего сандалию на углу площади. И каждый раз это будет тебе напоминать о твоем грехе и покаянии, а также и о нашей с тобой горькой размолвке и о радостном примирении.
ПОДГОТОВЛЕННАЯ ВОДА
Подготовка воды занимает шесть дней. Первоначально вода наливается в длинную эмалированную ванну, вдоль которой посередине натягивается гитарная струна и настраивается на ноту ре контроктавы. Для удобства можно струну прикрепить на двух колках к деревянному брусу, лучше дубовому, и вогнать его враспор стенок ванны. Струна должна находиться на поверхности воды. Подготовку следует начинать утром в дождливый день. Лучше это делать поздней осенью, чтобы несильный дождь, начавшись, продолжался с небольшими перерывами двое суток и более. Ванну, наполненную водой, надо установить под открытым небом, где-нибудь за городом, в месте, где мало шумов. Даже сильный ветер, производящий шелест в ветвях, например, сада, нежелателен. Пусть поверхность воды в ванне волнуется только каплями дождя. Струна будет тихо резонировать, выделяя из хаоса колебаний лишь те гармонии, которые кратны ее частоте.
Мне очень трудно об этом писать: приходится постоянно делать над собой усилие, потому что тяжелое безразличие давит меня. Нет никаких желаний, и ничто не интересно. Мне все равно, будет или нет эта процедура описана, и если я сейчас все-таки описываю ее, то совершенно не знаю, зачем я это делаю.
Обязательно нужно следить, чтобы уровень воды в ванне не поднимался от дождя выше струны, а потому нужно периодически вычерпывать излишек, делая это крайне осторожно, чтобы не вызвать постороннего волнения на поверхности. Если дождик слабый, то можно это делать три-четыре раза в сутки. Однако же если он вдруг усилится, то надо не пропустить этот момент и тогда уже наблюдать за уровнем более внимательно.
В среднем под дождем ванна должна простоять часов сорок. Итак, на утро третьего дня столь же аккуратно вычерпываем верхний слой воды, для того чтобы струна поднялась немного над поверхностью. Затем уже без всяких предосторожностей можно извлечь брус из ванны, а воду разлить по стеклянным банкам, которые, не закрывая крышками, следует тут же перенести в помещение, полностью звукоизолированное, и оставить там еще на двое суток.
За это время нужно подготовить воду, замороженную в формах букв. Это, конечно, делается с помощью холодильника. Хорошо, если формами будут пластмассовые ванночки. Мне за неимением таких ванночек приходилось вырезать формы в липовых дощечках, а потом мучиться, отдирая от них лед: очень важно, чтобы ни одна буква при этом не сломалась; если ломается, надо делать ее заново... Тупость и неряшливость, сопровождающие мое безразличие, привели в результате к тому, что я упустил из описания главный момент процедуры. Впрочем, я не чувствую и досады, оттого что мне приходится вернуться к нему сейчас: не вижу большой разницы, раньше или позже это будет сказано, лишь бы момент этот не был совсем позабыт. Итак, еще когда мы вычерпывали воду из ванны под дождем, нам следовало иметь под рукой готовые формы букв, расставленные в том порядке, как они будут идти в сообщении, в тексте или, например, в стихотворении, носителем которого должна будет стать подготовленная вода. Именно в этой последовательности мы разливаем воду по формам: одно зачерпывание — одна буква. Это делается для того, чтобы буквы были упорядочены во времени. Порядок же пространственный будет дальше совершенно не важен: буквы можно потом перепутать, перемешать, поставить в морозилку и вынуть оттуда в какой угодно конфигурации. Но вот (теперь я возвращаюсь к тому, на чем прервался выше) если какая-нибудь буква при отделении от формы сломается, нужно взять именно эту льдинку, растопить ее и заново влить в форму. Надеюсь, понятно, почему это так.
После двух-трех дней дождя если вдруг ударил бы ночью мороз — это было бы самое лучшее. Тогда формочки с буквами можно было б тоже оставить под открытым небом, очистившимся и звездным, — и к утру четвертого дня они были бы уже готовы. Почему — не знаю, но мне кажется, это как-то более соответствовало бы... Хотя нет, конечно, это не принципиально, даже несмотря на то что в холодильнике они испытывают вибрации от мотора... Хотя кто его знает. Говорю, что на дворе мне было бы за них спокойнее. Но как можно подгадать такую погоду? Послушать прогноз — так ведь надежность у него очень маленькая...
На пятый день вы входите в звукоизолированное помещение и вновь сливаете воду в одну большую посуду, можно в ту же ванну. Затем погружаете туда буквы, отделенные от форм. Во все время, пока они будут таять в воде, текст должен звучать. Если текст короткий, вам придется произнести его несколько раз. Можно, конечно, записать его предварительно на магнитофон, но только запись должна быть очень чистой, без шумов, а потому лучше пользоваться своим натуральным голосом. Весь текст должен звучать на ноте ре, однако в данном случае октава неважна, выбирайте, какая для вас удобней. Медленно тающие льдинки будут наконец в воде почти неразличимы, но таяние должно закончиться полностью еще во время звучания, поэтому надо повторять текст с запасом, лучше для уверенности — в течение двух-трех часов. Затем опять надо оставить воду в абсолютной тишине на двое суток.
После этого вода готова к употреблению, и с ней можно делать все что угодно: обливать ею, обрызгивать или умывать людей, которых вы хотите сделать адресатами своего текста. Или давать им пить эту воду в любых количествах. Или вымачивать в ней белые листы бумаги, а потом передавать или посылать по почте. При этом вовсе не обязательно ставить ваших адресатов в известность, что эта вода подготовленная. Для акта передачи достаточно вам самим это знать. Ведь даже если вы предупредите адресата, это никак не повлияет на его восприятие: все равно, в любом случае, ваш текст никак не будет воспринят им или опознан.
ГЕОРГИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
Утром на перекрестке дорог в деревне Долгобжи стоял солдат из ближней воинской части. Автомат и штык-нож висели у него где положено. Это ладно, но зачем-то и саперная лопатка торчала сзади из-под ватника.
Возле автобусной будки с утра стали занимать очередь к приезду автолавки. Солдат тоже подходил, садился. Сумасшедшая старая цыганка Ольга попросила, по своему обычаю, закурить, но у солдата не нашлось, и он сам попросил закурить у проходившей мимо молодежи призывного возраста. Накрапывал дождик.
Одна старуха предложила солдату молодой моркови, которую выдернула случайно, когда полола огород. Солдат отказался.
Позже проезжали военные машины. В кабине кто-то твердил позывные по рации. Солдат сменился: вместо плюгавого появился на перекрестке лихой «дед» в пилотке на самом затылке и сапогах вполусмятку. Поговорили и с ним. Ему оставалось всего три месяца до осени. Сам из Ленинграда.
Георгий Владимирович был нелюбопытен, но и он вскоре услыхал, что с валдайской зоны сбежало вчера семь заключенных. Трое прячутся где-то вблизи Долгобжей.
«Как же! — подумал тогда Георгий Владимирович злорадно. — Лови ветер в поле! За сутки-то что стоит добраться отсюда до Ленинграда или до Москвы? Два часа до Бологого стопом, а там на любой проходящий поезд без билета. Это надо быть дураком, чтобы прятаться тут, где каждый на виду, а не ехать прочь сразу же, когда еще не хватились».
Потом он подумал:
«Однако когда бегут, то первым делом меняют одежду... Вот так пойдешь в лес, а тебя подстерегут и разденут. Конечно, я только приветствую это дело... Но при такой погоде...»
Накрапывал дождик.
На краю дороги, ведущей к воинской части, высился столб с табличкой: «Валдайское охотничье хозяйство. Охота без путевок запрещена». Цыганка Ольга, не умевшая читать, думала, что здесь находится могила, где зарыты ее сыновья — Боша и Миша. Поэтому она днями сидела у дороги под этим столбом, примяв крапиву и лопухи вокруг юбки. На самом деле Боша и Миша были живы, только они давно сидели, потому что никак не хотели работать. Это узнали от цыганкиной дочки, приехавшей на лето собирать травы.
Проходя мимо, Георгий Владимирович прислушался к бормотанью цыганки и неожиданно разобрал смысл. Она рассказывала себе самой, как вчера или позавчера ходила в лес — куда-то на болото — и встретила медведя. А может быть, ей это приснилось или всю жизнь снится время от времени. «Лежит, как корова... А пахнет медведем», — сказала она и потом еще повторила несколько раз удивленно: «А пахнет медведем».