Мы забрались на самый верх, сначала по лестнице а потом ещё очень долго между деревьев, потом сели на целлофан, держась друг за друга, как в бобслее. Всего нас было человек шесть. Передний был Загребающий, а самый задний был Вперёдсмотрящий. Остальные наклонялись по командам Вперёдсмотрящего влево или вправо. По дороге к нам упали внутрь много сбитых блондинок и брюнеток, но их всех прогнали, потому что это было чисто мущинское мероприятие. В общем доехали до катка, а там начались автомобили и дальше ехать стало невозможно, так что пошли пить пиво.
А в первый раз я забрался на самый верх за два дня до того, как меня забрали в армию. То есть я уже знал, что меня заберут и мне было вообще всё похуй. Мы там выпили в условиях разреженного воздуха бутылок шесть или восемь водки всемером, не помню впрочем за давностию лет, а потом я споткнулся и поехал сверху вниз на жопе весь возвышенный и прекрасный. Ну и приехал конечно, прямо под колёса. «Во! — сказала милиция восхищённая, — Наш клиент. Сам приехал».
Вот так я и побывал в самом первом в своей жизни вытрезвителе.
Заходил в гости к Житинскому. Он там с семьёй вернулся как раз из финляндии.
Поскольку в финляндии погода ничем особенно не отличается от погоды в Петербурге, то они там в основном смотрели кинофильмы на дивиди. Говорят что все кинофильмы были хорошие, один только был отвратительный режиссёра астрахана, просто пиздец какая хуйня и пошлятина.
Ну я выпил немного виски, поговорил про прекрасное, потом домой засобирался. Ну дайте говорю кино какое-нибудь посмотреть, а то дома всё уже кончилось. Взял для отвода глаз Джармуша чего-то, аризону-дрим кустурицы, ну и до кучи, вот этого самого астрахана.
Кустурицу и Джармуша я может быть когда-нибудь и посмотрю возможно, если будет подходящее настроение. А пока смотрю астрахана и практически рыдаю, до чего же там всё прекрасное.
Вот где бы ещё найти кинофильм «всё будет хорошо», ни у кого случайно нету?
Люди очень любят рассказывать свои сны. Им кажется, что там всё очень важное, многозначительное и символическое. Но это же для них значительное, а постороннему слушателю обычно становится невыносимо скучно. Ну как вот приехали люди из долгого путешествия, у них полна жопа впечатлений, они размахивают руками и не понимают, что у них-то есть картинка перед глазами, звуки там, запахи, а у других нет, поэтому другие вяло кивают, говорят иногда «надо же!», «иш ты!» и надеются, что это всё поскорее кончится, но это напрасно обычно.
Повторяющиеся сны наверное бывают у всех. Ну не у всех до единого — говорят, некоторые люди вообще снов никаких не видят.
Давно, ещё в восьмидесятых, таким сном у меня был сон про ядерную войну. Типичный такой сон: синее небо, по нему летит самолётик, а потом вдруг на горизонте поднимается белоснежный гриб, потом ещё один. И ты понимаешь, что пиздец, пиздец вообще всему и куда-то бежишь кого-то спасать, но всё это бесполезно, потому что всё равно пиздец.
В каждом следующем таком сне я помнил, что делал в прошлом — что вот сюда, например, не нужно бежать, потому что там толпа, а вот сюда можно попробовать. Но впрочем так никуда ни разу и не добежал, потому что просыпался.
Потом, когда началась перестройка, этот сон пропал и вместо него появился другой: как меня во второй раз забирают в армию. Я при этом понимаю, что происходит нелепое какое-то недоразумение, потому что я уже честно оттрубил в стройбате два года от звонка до звонка и вообще у меня куча срочных дел, а меня везут в поезде хуй знает куда.
Привозили меня неизменно в ту же самую часть, в которой я служил — Архангельская область, Мирный-13. И там всё на месте — баня, КПП, столовая, клуб, но ни одного знакомого человека — солдаты все давно ушли на дембель, комбат новый, замполит новый, всех куда-то перевели. Я иду к себе в художку, она там же, но в ней уже живёт кто-то другой, всё чужое. А мне сейчас идти в роту, а там в бригаду — и хуячить бетон на склоны ракетных стартов, то есть всё сначала — чечены эти, узбеки, портянки, кислая капуста. Это не пиздец, конечно, но как же блядь тоскливо.
Мне и сейчас этот сон иногда снится, но редко — раз может в год или в два.
Зато стало часто сниться про то, как я возвращаюсь на Родину — в город Целиноград. Не в Астану, как он сейчас называется — в ней я был раза всего два, а именно в Целиноград, туда где улица Дризге, и Монина, Советской Конституции и проспект Победы. И почему-то оказывается у меня в городе Целинограде очень много важных дел, и их становится всё больше, и вот неделя, прошла, месяц, год наверное (в снах — там не очень разберёшь). Деньги давно все кончились, мать говорит, что надо мне устраиваться на работу — она уже договорилась с Аллой Викторовной, у них там в школе как раз уволилась англичанка.
И я иду в эту школу, наклонившись против ветра, а там внутри синие лампы дневного света и носятся безумные дети, орут, а я совершенно не знаю, чего буду им преподавать, потому что у меня даже нет учебника, не говоря уже про поурочные планы.
И вдруг я внезапно вспоминаю, что у меня не плачено за квартиру на проспекте Просвещения или на Пискарёвке. И вообще — почему я здесь, а не на тучковом мосту? И нужно бежать на самолёт, а с другой стороны ведь уроки же надо вести. И всё равно меня там, в Петербурге давно все забыли и в квартире живёт кто-то другой, и непонятно где и чего работать. И такая тоска. Тут я тоже просыпаюсь.
Да вот и все сны в общем-то.
Ещё не так давно мне приснилось продолжение старых снов.
Где-то году в девяносто четвёртом, поиграв в Дум-два часов до пяти утра, я во сне спускался в лаз, расположенный в каком-то сарае, внизу были лабиринты и там я с кем-то вместе бегал с гранатомётом и хуячил монстров. Монстры были не очень страшные, почти родные — я знал, что после того, как их убьют, они всё равно опять воскреснут.
А тут недавно мне приснился тот же самый сарай, только крыша у него совсем провалилась, и лаз был завален гнилыми досками, тряпками, говном каким-то. Я кое-как пролез внутрь, походил по пустым коридорам — никого нет. Пусто, холодно, битые кирпичи, где-то свод обвалился, не пройти. Умерли монстры в общем.
Ну я вылез, пошёл куда-то в комнату, где много людей — половина так себе знакомых, половина вообще незнакомых и нашёл вдруг там Птицу. Она мне снилась когда-то совсем в другом сне. Птица сидела на железной койке и не то, чтобы постарела, а просто сильно изменилась, как изменяются люди, которых не видел много лет.
«Привет», — сказала Птица. «Привет» — сказал я и сел рядом. «А ты меня совсем забыл» — сказала Птица грустно. «Да нет, что ты!», — сказал я, а про себя понял, что да, действительно забыл. Потом мы с ней лежали просто так обнявшись на койке, потому что с Птицами по-прежнему нельзя ебаться, вокруг ходили какие-то люди, какие бывают во сне — сначала они одни, а потом вдруг другие и было это одновременно и общежитие и пироги на дмитровке. Ну и в общем я снова проснулся с ощущением почему-то счастья. А потом оно распалось понемногу и к обеду совсем ничего не осталось, так чуть-чуть что-то такое, хуй его знает.
Не открывая глаз ощупал под одеялом себя — голый. Пошлёпал рукой сзади и спереди — один. Открыл один глаз — дома.
Как же это заебись!
Процитировал вчера Массе, когда они там беседовали кажется о Блоке, стихотворение «купил мужик себе новые кеды, а за ним увязались какие-то педы».
Я раньше думал, что это я один такой тёмный, что не знаю Гавриила Лубнина, но оказалось, что Масса тоже не знает. Ликвидирую пробел.
Там все картинки датированы девяностым годом, и я уже думал, что художник этот умер, вроде как Олег Григорьев, но взял недавно у Славы Курицына газету Платформа, и оказалось, что он вполне живой, хотя уже и не так смешно.
В дверь настойчиво позвонили. Нашёл штаны, надел, открыл. Стоят две чрезмерно доброжелательные тётки.
«Не хотите ли Вы с нами поговорить?» «Нет, — говорю чёрство, — не хочу. Я знаю кто вы такие». «А кто мы? Кто мы?!» — закокетничали тётки прихорашиваясь, но я этого уже впрочем не слышал.
Почитал книжку писателя Лимонова «Это я эдичка», раньше как-то не попадалась.
Книжка в целом не понравилась — не люблю я этой истерической искренности, которая почему-то всё время связана с дрочением в заляпанные чужой спермой трусы любимой женщины.
Но я не о том. Я просто вдруг вспомнил подростка Савенко, когда он, глупый, старый, с козлиной бородой хрипло орал на анпилова что ли или на другого такого же мудака в идиотском каком-то телевизионном шоу. И мне стало страшно, невыносимо его жалко. Потому что он как был подросток Савенко, так он и остался навсегда — мальчик среди взрослых людей.
Ну я не знаю. Помните, была омерзительная сказка для детей, написанная Взрослым человеком — Праздник Непослушания. Там детям разрешили всё сделать так, как они хотят, чтобы они поняли, что так жить нельзя и позвали обратно к себе Взрослых, потому что у них самих не получается.
А подросток Савенко, сто раз отпижженный, всеми выебаный, всё мечтает построить страну для детей.
И Советский Союз, между прочим, в идеальном его виде был именно страной для детей, и те старухи, которые сейчас галдят возле гостиного двора — они именно те внезапно состарившиеся дети из кинофильма — а как он кстати назывался? Они хотят пирожное и морожное и чтобы праздник и шарики, а взрослые люди — путин там или матвиенко, им говорят, что дадут какую-то карточку. Вам когда-нибудь в детстве дарили на день рождения рубашку? Не велосипед, не автомат с лампочкой, не сборную модель самолёта Як-40, а действительно полезную вещь?