Но со щитами всё обстояло благополучно. Отец был доволен.
— Балуй! — покрикивал он на Раскидая.
Жеребец, прядая серебряными ушами, норовил перейти на галоп. Запыхавшийся Верный сердито гавкал на него.
Повернувшись спиной к ветру, чтобы закурить папиросу, отец говорил:
— Нет, сынок, давно уж нам надоело за каждой пустяковиной в город ездить. На днях привезу свой токарный станок.
— Где же ты возьмёшь токаря, папка?
— Разыщу на заводе Фёдора Жукова. Парень он хороший, научит токарничать кого-нибудь из наших хлопцев… Ты вот, к примеру, не хотел бы заняться?
Коське льстил такой разговор: отец беседовал с ним, как со взрослым. Даже совета кое в чём спрашивал.
— Не-е. Я, когда вырасту, на войну пойду. А потом стану ветфельдшером или, как ты, руководителем колхоза.
— Ну, ну! — усмехнулся отец. — А может, ещё надумаешь токарем-то?
Коська только поёжился и подумал с неприязнью: Шурка Жучонок здорово задерёт нос, если его брат и в самом деле станет учить ребят токарной профессии. Он даже хотел отсоветовать отцу обращаться к Фёдору Жукову, и только опасение, что отец может докопаться до его недавней драки с Шуркой, заставило его воздержаться от этого совета.
Впереди завиднелись округлые от снега крыши степановских изб. У самой околицы они нагнали заиндевелый обоз. У лошадей свешивались с губ ледяные сосульки. Кое-где поверх лесин были привязаны кудрявые пахучие ёлочки. Возчики везли их в подарок ребятишкам — «волк с лисой прислали»!
Отец придержал Раскидая, распорядился, куда сваливать привезённый лес. Обоз свернул к колхозному двору. Туда же поехали и Коська с отцом. В одном из возчиков — низеньком, завёрнутом в громадный бараний тулуп, — Коська признал Шуркиного отца. Андрей Жуков посмотрел на Коську и для чего-то погрозил ему рукавицей. Коська сердито отвернулся.
Подъехав к колхозной конторе, отец привязал лошадь к столбу.
— Зайди погрейся! — торопливо кивнул он Коське, а сам ушёл к возчикам.
Разминая застывшие ноги, Коська вылез из саней. Верный остался стеречь жеребца.
Из небольшой закопчённой избушки один за другим через высокий порог вывалились пять разномастных щенков. Один из них, завив хвост кренделем и широко расставляя ноги, приковылял прямо под нос Верному. Верный обнюхал щенка и нехотя отошёл в сторону. Щенок тявкнул и поковылял сзади.
Вглядевшись, Коська поразился тому, что щенок как две капли воды походил на Верного. Такой же чёрный, белогрудый. И уши у него висели, как у Верного.
Коська хотел было погладить щенка, но в это время, откуда ни возьмись, примчалась его мать — взъерошенная, злющая Пальма. С глухим, злобным рычанием она кинулась на Верного. Сбитый матерью, щенок с визгом покатился в сторону. Коська боязливо залез в сани. А Верный — гордый и свирепый Верный! — сам завизжал не хуже того щенка и, поджав хвост, кинулся наутёк!
Отогнав его подальше, Пальма вернулась. Облизала обиженного сына, повела его обратно в сторожку. За ней потянулись и остальные щенки. Один за другим перелезали через порог.
Верный крадучись вернулся на своё место, прилёг за санями. Вид у него был чрезвычайно сконфуженный.
Отец пришёл не скоро. Он был с ног до головы в снегу — помогал возчикам сгружать брёвна. Отвязав, рысью погнал Раскидая в Бежицу.
— Верный у нас не трус, сынок, — возразил отец, когда Коська рассказал о необыкновенном поведении пса. — Только не привык он с бабами воевать. Вот с волком хоть сейчас бы схватился врукопашную… Кстати, — отец вдруг нахмурился, — возчики мне сказали: матёрый прошлой ночью в Навашинском колхозе трёх племенных овец зарезал. Вот бандит!
Коська обомлел.
— Придётся, видцо, за него взяться как следует!.. — закончил отец.
10. ОХОТА С КЛЁНОМ
На другой день вечером, едва Коська успел приготовить уроки, в избу вошли отец и Макар Васильевич.
— Ты, Васильич, иди на конный и запрягай Голубку. Сани выбери покрепче, — говорил отец. — А я займусь патронами. Через часок стемнеет, мы и выедем…
— На охоту собираетесь? — Коська так и подпрыгнул на стуле. — Возьмите нас с Валеркой!
— Отчего ж не взять? Возьмём, — согласился отец.
Надеть пальто и нахлобучить шапку для Коськи было делом одной минуты. Сердце его выстукивало вовсю: «Наконец-то! Наконец-то!..»
Валерку он застал за устройством флюгарки; перед топившейся печкой валялись доски, обрывки верёвок, гвозди и ворох стружек. Выслушав Коську, Валерка виновато шмыгнул носом, поморгал глазами:
— Я, К-коська, лучше сегодня дома посижу… Мне чего-то не хочется…
— Да что ты, Валерка!.. — начал было Коська и вдруг увидел сидевшего в сторонке Шурку Жучонка.
Шурка, сжимая в руках сверло, поглядывал на него исподлобья, угрюмо. Коська даже всхлипнул от изумления.
— Ос-ставайся и ты с нами, К-коська, а? В-волка и без нас убьют. Шурка мне сверло принёс, потому что своё я уже сломал. — Говоря так, Валерка старался глядеть в сторону. Ну и вид же у него был при этом! Точь-в-точь как у нашкодившего кота!
Вместо ответа Коська что было сил хлопнул дверью. Уж чего-чего, а этого он никак не ждал от Валерки. Променять его, Коську, на Жучонка! Забыл, видать, Валерка, кто тащил его из леса. Забыл? Ну ладно же!..
Расстроенным прибежал Коська домой. И не успел он перешагнуть порог…
— Ты брал ружьё? — сердито спросил отец. — Зачем брал? Я т-тебе сколько раз говорил, а?
Получив затрещину, Коська взвизгнул и в то же мгновение снова очутился в сенях. Глядел оттуда круглыми немигающими глазами, готовясь задать стрекача. Отец не погнался за ним. Сердито подёргал себя за усы и сказал грозно:
— За нарушение дисциплины выпорю! Так и знай.
Захватив ружьё и мешок, в котором, недовольно похрюкивая, возился поросёнок, отец вышел из избы. Верный обиженно заскулил на дворе, когда он хлопнул дверью.
«Пропала охота! Выпорет… Из-за Валерки как пить дать выпорет!» — думал потрясённый Коська. Он постоял у крыльца, потрогал нывший затылок и — была не была! — побежал за отцом.
У конюшни дядя Макар запрягал в сани Голубку. Кобыла покосилась на окно, отражавшее лунный свет, и заржала. Ей тоненьким голосом ответил Воронок, запертый в деннике.
— Не на век расстаётесь! — улыбнулся конюх. — Почему Валерки нет? — спросил он у Коськи, который, опасливо косясь на отца, топтался возле саней.
— Не захотел поехать. Я звал.
Про себя Коська ругал Валерку последними словами, и давал слово больше не дружить с ним.
— Ну-ну? — удивился дядя Макар. — Садись тогда, без него волку карачун наведём.
Пуще всего на свете боялся Коська, что отец схватит его за ухо и гаркнет: «Марш домой!» Но отец, казалось, не замечал его присутствия.
Осмелев, Коська забрался в сани и хорошенько запрятал поросёнка в солому. В санях он нащупал другой мешок — набитый навозом и привязанный к задку саней на длинной верёвке.
Голубке не хотелось уходить от жеребёнка. Дядя Макар легонько подстегнул её кнутом.
— Н-но, старушка!.. Куда править? — спросил он, когда выехали за село.
— На большак. — Отец закурил. Огонёк выхватил из сумерек уже успевший заиндеветь кончик уса.
— Здесь он. — говорил дядя Макар, — негде ему больше быть. Небось уж вдоль деревень шастает: глядит, где что плохо лежит.
Желая хоть немножко подольститься к отцу и показать, что и он не лишний человек на охоте, Коська просунул руку в мешок, потянул Клёна за ухо. Поросёнок пронзительно взвизгнул.
— Сигнал в исправности!
Отец потушил папироску. Даже усом не повёл в Коськину сторону — так был сердит на него.
«Неужто и в самом деле выпорет?» — тоскливо размышлял Коська.
С час, пожалуй, ехали они по большаку, а потом, сделав большой крюк, повернули в сторону Степанова. Кобыла шла неторопливой, увалистой рысью. Вся степь была опоясана вереницей огней. Это светились издалека окна изб. Волк не показывался. У Коськи стали зябнуть ноги, и он заскучал.
— Ты спишь, что ли, папка? А волка-то и нету!
— Уже соскучился? — сердито и насмешливо отозвался отец. — А ещё на войну собирался. В разведку ты, выходит, не годишься.
Коська обиделся:
— При чём тут разведка?
— Ни выдержки у тебя, ни дисциплины… Зачем тебе ружьё понадобилось, ну?
— Шарика нам было жалко… На охоту ходили… — Коська рассказал, как было дело.
— Волка, значит, хотели добыть? — борода у дяди Макара стала белой. Он заморгал заиндевелыми ресницами, усмехнулся. — Уж на что навашинские охотнички на него сердиты, а и тем он пока что не даётся. Хитёр… Во-он он, подлец! — неожиданно сказал конюх и заворочался в санях.
— Где? Где, дядя Макар? — Коська встал на колени. Конюх указал кнутовищем, и тут Коська в первый раз увидел волка. Он стоял в отдалении, на гребне сугроба. Широкогрудый, с поджатым хвостом, волк внимательно следил за санями.
— Тереби поросёнка, разиня! — сдавленным шёпотом распорядился отец и спихнул с саней мешок с навозом. Мешок тащился за санями на длинной верёвке.
Трясущимися руками Коська стал драть Клёна за уши. Визжал он или нет, Коська даже не слышал. Всё его внимание было приковано к волку. У Коськи похолодела спина; зелёными огоньками сверкнули волчьи глаза, и зверь исчез с сугроба.
Голубка тревожно храпела. Заржала с призывом, — должно быть, забыла, что Воронок остался в конюшне. Она чуяла волка.
— Под ветер заходит, леший серый! — прошептал отец.
Коська даже дышать перестал от волнения. По сторонам дороги замелькали тёмные кусты. Возле одного из них отец мешком вывалился из саней.
— Ох! — вырвалось у Коськи: ему показалось, что отец свалился нечаянно. — Папка!..
— Молчи! — сурово оборвал его дядя Макар.
Коська с замиранием сердца стал ждать выстрела. Отец — снайпер, он не даст промаха.
В напряжённом ожидании прошла минута, другая. Отец не шевелился под кустом и скоро исчез из вида. Нигде не показывался больше и волк.
Отъехав с километр, дядя Макар сердито прикрикнул на беспокоившуюся лошадь и повернул её обратно. На дороге, покуривая, стоял отец.