.
— Ничего, — отозвался Гарри. — Я останусь с вами.
Деревня его дяди располагалась на пути бомбардировщиков от Ла-Манша к Лондону. Сирены часто включались, когда над ней пролетали самолеты, но у немцев была другая цель. Гарри ненавидел кружащийся рев Воющего Винни. Он напоминал ему звук пикирующих бомбардировщиков: когда он впервые приехал домой после Дюнкерка, то скрежетал зубами и сжимал кулаки, так что пальцы белели, пока не прекращался вой сирен.
— Если ночью будет налет, мы встанем и пойдем в убежище, — сказал Уилл. — Оно сразу за дорогой.
— Да, я видел.
— Это нелегко. Десять дней бомбежек страшно нас вымотали, и бог знает сколько еще это будет продолжаться. Мюриэль подумывает, не увезти ли детей в деревню.
Уилл встал и задернул плотные шторы. В кухне что-то разбилось, последовал сердитый крик.
— Пойду помогу Мюриэль, — сказал Уилл и поспешно вышел.
Сирены завыли в час ночи. Сначала в Вестминстере, потом захватили другие районы; стонущий рев рябью разносился по окраинам. Гарри очнулся от сна, в котором бежал по улицам Мадрида, перескакивал из бара в магазин, из магазина в бар, спрашивал, видел ли кто-нибудь его друга Берни, но говорил по-английски, а не по-испански, и никто не понимал его. Он подпрыгнул и мигом оделся — армейская наука. Голова работала ясно, никакой паники. Гарри удивился, почему во сне искал Берни, а не Сэнди. В десять звонили из МИДа, дали адрес в Суррее и попросили явиться туда завтра.
Гарри чуть приоткрыл штору. Темные человеческие фигуры в свете луны перебегали дорогу и прятались в укрытие. Огромный прожектор пронзал лучом небо, на сколько хватало глаз.
Спустившись, Гарри увидел, что свет в холле зажжен и там стоит Ронни, в пижаме и халате.
— Прю плачет, — сказал он. — Она не хочет идти.
Мальчик посмотрел на открытую дверь родительской спальни. Оттуда доносилось громкое испуганное всхлипывание ребенка.
Даже сейчас, при вое сирен, Гарри не хотелось вторгаться в спальню Уилла и Мюриэль, но он заставил себя войти. Они оба тоже были в халатах. Мюриэль сидела на постели, волосы накручены на бигуди. Она качала на руках плачущую дочь и утешительно сюсюкала. Гарри даже не думал, что она способна на такую мягкость. В опущенной руке малышка сжимала медвежонка. Уилл стоял и неуверенно смотрел на жену и дочь, его жидкие волосы вздыбились, очки косо сидели на носу, он казался самым растрепанным. Сирена не смолкала. Гарри ощутил дрожь в ногах.
— Нам нужно идти, — быстро сказал он.
Мюриэль подняла взгляд:
— Кто, черт побери, тебя спрашивал?!
— Прю не хочет идти в укрытие, — тихо объяснил Уилл.
— Там темно, — сквозь плач проговорила девочка. — Там так темно, пожалуйста, разрешите мне остаться дома!
Гарри подошел и взял Мюриэль за костлявый локоть. Так сделал капрал на пляже, после того как разорвалась бомба, — взял Гарри за локоть и мягко проводил в лодку. Мюриэль изумленно поглядела на него.
— Нам пора идти. Бомбардировщики на подходе. Уилл, нужно их поднять.
Кузен взял жену за другую руку, и они осторожно поставили ее на ноги. Прю спрятала лицо на груди матери, все всхлипывая и крепко сжимая в руках медвежонка. Его стеклянные глаза глупо вылупились на Гарри.
— Хорошо-хорошо, я сама пойду, — резко сказала Мюриэль.
Мужчины отпустили ее. Ронни затопал вниз по лестнице, остальные пошли следом. Мальчик выключил свет и открыл входную дверь.
Странно ночью в Лондоне, не освещенном уличными фонарями. Снаружи уже никого не было, впереди за дорогой в свете луны вырисовывались очертания убежища. Вдалеке слышались выстрелы зенитных орудий и чего-то еще, низкое тяжелое гудение доносилось с юга.
— Черт, они летят сюда! — Уилл вдруг растерялся. — Но они ведь летят к докам, к докам.
— Может, сбились с курса, — отозвался Гарри.
«Или хотят ударить по гражданским для острастки», — подумал он.
Ноги у него перестали трястись. Нужно было взять ответственность на себя.
— Пошли! — скомандовал он. — Переходим дорогу.
Они побежали, но Мюриэль не поспевала, двигаясь медленно из-за дочки. Посреди дороги Уилл развернулся, чтобы помочь ей, поскользнулся и с криком упал. Ронни, бежавший впереди, замер и оглянулся.
— Уилл, вставай! — истерически завопила Мюриэль.
Он попытался подняться, но шлепнулся на спину. Прю, не выпускавшая из рук медвежонка, громко заплакала. Гарри присел рядом с Уиллом.
— Я подвернул лодыжку, — сказал тот, его лицо было искажено болью и страхом. — Оставь меня, отведи их в укрытие.
За спиной у Гарри стояла Мюриэль с оравшей во все горло Прю на руках. Жена Уилла изрыгала проклятия, каких Гарри не ожидал от нее услышать:
— Чертов гребаный ублюдок этот Гитлер, о боже правый!
Сирены все завывали. Самолеты были почти над головой. Гарри услышал нарастающий визг бомб, а затем — внезапный громкий удар. В нескольких улицах от них взметнулась яркая вспышка, его халат на миг обдало жаром. Это было так похоже на Дюнкерк. Ноги снова затряслись, во рту появился сухой едкий привкус, но в голове сохранялась ясность. Нужно поднять Уилла.
Снова раздались визг, грохот, на этот раз ближе, земля вздрогнула от взрывов. Мюриэль перестала ругаться и замерла на месте с широко открытыми глазами и разинутым ртом. Она согнула худое, одетое в халат тело, чтобы прикрыть плачущую дочь. Гарри взял ее за плечо, заглянул в испуганные глаза, заговорил медленно и отчетливо:
— Ты должна увести Прю в укрытие, Мюриэль. Ну же. Видишь, там Ронни, он не знает, что делать. Ты должна увести их внутрь. Я приведу Уилла.
Глаза Мюриэль ожили. Она не сказала ни слова, развернулась и быстро пошла к убежищу, протягивая свободную руку Ронни. Гарри наклонился и взял Уилла под локоть:
— Давай, старик, поднимайся. Поставь на землю здоровую ногу, обопрись на нее.
Он поднял кузена, и тут снова раздался оглушительный грохот, уже совсем рядом, на соседней улице. Новая желтая вспышка — и ударная волна едва не сбила их обоих с ног, но Гарри, обхватив рукой Уилла, умудрился поддержать его. В больном ухе теперь давило и ныло. Уилл привалился к брату и поскакал на здоровой ноге, улыбаясь сквозь сжатые зубы.
— Только не вздумай взлететь на воздух, — сказал он, — разведчики придут в ярость!
«Значит, он догадался, кто приглашал меня на работу», — подумал Гарри.
Упало еще несколько бомб, желтые вспышки освещали дорогу, но теперь они, похоже, удалялись.
Кто-то следил за Гарри и Уиллом из укрытия, держа дверь чуть приоткрытой. К ним протянулись чьи-то руки, подхватили Уилла, и Гарри вместе со своим раненым кузеном ввалился в набитую людьми темноту. Гарри проводили к месту, где можно было сесть. Он оказался рядом с Мюриэль. В темноте различал ее худую фигурку, склонившуюся над Прю. Девочка всхлипывала. Ронни тоже прижался к матери.
— Прости, Гарри, — тихо сказала она. — Я просто не могу больше этого выносить. Мои дети… Каждый день я думаю о том, что может с ними случиться. Все время, все время.
— Ничего, — ответил он. — Это ничего.
— Прости, я расклеилась. Ты нам помог.
Она подняла руку, хотела погладить Гарри по плечу, но опустила ее, будто ей это было не по силам.
Гарри прислонил гудящую голову к шершавой бетонной стене. Он помог им, взял ситуацию под контроль, он не развалился на куски, как несколько месяцев назад.
Он помнил, как впервые увидел пляж в Дюнкерке, как шел по песчаной дюне, а потом показались бесконечные черные колонны людей, змеями уходившие в усеянную кораблями воду. Суда были самые разные — рядом с прогулочным пароходом качался на волнах минный тральщик. Некоторые, подбитые, дымились, над головой ревели немецкие бомбардировщики, с пронзительным воем пикировали и сбрасывали бомбы на корабли и на людей. Бегство происходило так быстро, так хаотично, ужас и стыд были почти невыносимы. Гарри приказали построить людей на пляже для эвакуации. Сидя в бомбоубежище, он снова ощутил тупое чувство стыда, охватившее его тогда, осознание полного поражения.
Мюриэль что-то пробормотала. Она сидела со стороны его глуховатого уха, и Гарри повернулся к ней:
— Что?
— Как ты? Тебя всего трясет. — В ее голосе слышалась дрожь.
Гарри открыл глаза. В полумраке тут и там светились красные огоньки сигарет. Люди сидели тихо, прислушивались к происходящему снаружи.
— Да. Просто… Все это напомнило мне… эвакуацию.
— Понимаю, — тихо сказала Мюриэль.
— Думаю, они улетели, — произнес кто-то.
Дверь приоткрылась, и человек выглянул наружу. Поток свежего воздуха прорезал завесу запахов пота и мочи.
— Ну и вонь тут, — пробормотала Мюриэль. — Вот почему я не люблю сюда ходить, не могу выносить этого.
— Иногда люди не могут удержаться. Это от страха.
— Да, наверное. — Голос Мюриэль смягчился.
Гарри хотелось разглядеть ее лицо.
— Все в порядке? — спросил он.
— Отлично, — ответил Уилл, сидевший по другую руку от Мюриэль. — Славная работа, Гарри. Спасибо, старик.
— А солдаты тоже… не могли удержаться? — спросила Мюриэль. — Во Франции? Там, наверное, было так страшно.
— Да. Случалось.
Гарри припомнил запах, которым на него дохнуло, когда он приблизился к строю мужчин на пляже. Они не мылись много дней. В ушах у него прозвучал голос сержанта Томлинсона:
— Нам повезло, теперь приходят маленькие корабли, и дело идет быстрее. А некоторые бедолаги проторчали тут три дня.
Сержант был крупный светловолосый мужчина с посеревшим от усталости лицом. Он кивнул в сторону моря и покачал головой:
— Гляньте на этих глупых пидоров, щас они опрокинут лодку.
Гарри проследил за его взглядом до головы очереди. Люди там стояли по грудь в холодных водах Ла-Манша. Самые первые забивались в рыболовецкий шмак, который сильно кренился под их весом.
— Нам лучше спуститься, — заметил Гарри.
Томлинсон кивнул, и они зашагали по берегу. Рыбаки пытались увещевать лезущих на борт солдат.
— Хорошо хоть что-то осталось от дисциплины, — сказал Гарри.