Томлинсон повернулся к нему, однако ответ заглушил визг пикирующего бомбардировщика прямо над головой, который перекрывал более тонкий звук падающих бомб. Потом раздался рев, от которого у Гарри едва не лопнула голова, — его оторвало от земли и засыпало фонтаном покрасневшего песка.
— И он исчез, — громко произнес Гарри. — Остались одни ошметки. Куски.
— Прости, что? — озадаченно спросила Мюриэль.
Гарри зажмурился, пытаясь прогнать из головы картинку.
— Ничего, Мюриэль. Все хорошо, прости.
Он почувствовал, как женщина нащупала и сжала его руку. Ладонь Мюриэль была жесткой, сухой, загрубевшей от работы. Гарри сморгнул слезы.
— Сегодня мы ведь справились? — спросил он.
— Да, благодаря тебе.
Послышался переливчатый сигнал отбоя воздушной тревоги. Все бомбоубежище разом выдохнуло и расслабилось. Дверь открылась настежь, и в проеме на фоне звездного неба, подсвеченного заревом пожаров, нарисовалась фигура старшего по укрытию.
— Народ, они улетели, — сказал он. — Можно расходиться по домам.
Глава 3
Самолет покинул Кройдон на заре. Гарри привезли сюда прямо из тренировочного центра Секретной разведывательной службы. Он еще ни разу в жизни не летал. Это был обычный гражданский рейс, которым перемещались к месту назначения английские и испанские бизнесмены. Они бойко переговаривались между собой, в основном о том, какие трудности создала война для торговли, пока самолет парил над Атлантикой, прежде чем повернуть на юг, огибая оккупированную немцами Францию. Гарри на миг испугался, когда самолет оторвался от земли, и вдруг понял, что железнодорожные пути внизу стали меньше, чем в игрушечном наборе Ронни. Однако это прошло, стоило им попасть в толщу облаков, залепивших иллюминатор серым туманом. Облака и монотонное гудение моторов — ничего не менялось. Гарри откинулся на спинку кресла и стал думать о пройденном тренинге — трех неделях занятий. А сегодня его посадили в машину и отвезли в аэропорт.
Наутро после бомбардировки Гарри доставили из Лондона в поместье в Суррее, где он и провел все это время. Как оно называлось и где оно находилось, он так никогда и не узнал. Викторианская краснокирпичная громада, особое расположение комнат, голые полы без ковров и какой-то трудноопределимый запах наводили Гарри на мысль, что здесь когда-то помещалась школа.
Занятия с ним проводили в основном довольно молодые люди. В них замечались некое нетерпение и азарт, быстрота реакции и энергия, благодаря которым они завладевали вниманием, приковывали к себе взгляды, перехватывали инициативу в беседе. Иногда они до странности напоминали Гарри неутомимых торгашей. Его обучали основам шпионажа: способам передачи информации, определения слежки, получения сообщения, если ты в бегах. Нет, с ним, конечно, ничего подобного не случится, заверяли наставники, — он под дипломатической защитой, это полезный побочный продукт его прикрытия.
От общего перешли к частному: как вести себя с Сэнди Форсайтом. Ему предложили сыграть в ролевую игру, Сэнди изображал бывший полицейский из Кении. Подозрительный Сэнди сомневался в истории Гарри; пьяный и враждебный Сэнди спрашивал, за каким чертом явился сюда он, Бретт, и заявлял, что всегда его ненавидел; еще один Сэнди сам был шпионом, работал на фашистов.
— Вы не знаете, как он на вас отреагирует, и должны быть готовы к любому развитию событий, — сказал полисмен. — Вам нужно подстраиваться под его настроение, понимать его мысли и чувства.
Свою историю ему следует излагать без малейшего противоречия, говорили они, так, что комар носа не подточит. Это не составляло труда. Гарри мог быть абсолютно честен, рассказывая о своей жизни до того момента, как Уилл принял телефонный звонок из МИДа. В качестве прикрытия выдумали объяснение — мол, ему позвонили в поисках переводчика взамен работавшего в Мадриде сотрудника, которому внезапно пришлось уехать. Скоро он выучил все это назубок, но ему говорили, что все равно есть проблема. Не с лицом, а с голосом: в нем слышалась неуверенность, почти неохота, когда он рассказывал, почему приехал. Такой ловкач, каким казался Форсайт, мог сразу разгадать обман. Гарри работал над этим и через некоторое время удовлетворил своих наставников.
— Разумеется, — заметил полисмен, — любую странность в тоне можно объяснить легкой тугоухостью, которая сказывается на голосе. Сыграйте на этом и расскажите о приступах паники после Дюнкерка.
— Но это в прошлом, — удивился Гарри, — у меня давно не случалось приступов паники.
— Но вы же помните, как это было? Сумели побороть их, но иногда ощущаете приближение этого неконтролируемого ужаса. — Полисмен заглянул в лежавшую у него на коленях папку; у Гарри теперь имелось собственное досье в кожаной папке с красным крестом и надписью «секретно». — Что ж, разыграйте это… секундное замешательство, как будто делаете паузу, прежде чем спросить его о чем-то. Это пойдет вам на пользу. Даст время подумать, а в его голове закрепится идея, что вы инвалид и опасаться вас нечего.
Информация о приступах паники поступила — Гарри это понял — от одной странной женщины, которая как-то раз его опрашивала. Она не объяснила, чем занимается, но Гарри догадался, что эта особа — психиатр. Ей тоже была присуща некая шпионская нетерпеливость. Ее голубые глаза смотрели так пронзительно, что Гарри на миг опешил. Женщина пожала ему руку и бодро предложила сесть за маленький стол.
— Мне нужно задать вам несколько личных вопросов, Гарри. Могу я называть вас Гарри?
— Да… а…
— Мисс Кейн. Зовите меня мисс Кейн. Вы, кажется, вели правильную жизнь, Гарри. Не то что некоторые чудаки, которые у нас здесь появляются, могу вам сказать. — Она засмеялась.
— Полагаю, что да. Обычную жизнь.
— Вы потеряли обоих родителей в очень юном возрасте, это наверняка было нелегко. Вас передавали от одних дяди с тетей к другим, а оттуда в пансион.
Гарри внезапно разозлился:
— Мои дядя с тетей всегда были добры ко мне. И в школе мне нравилось. Это была частная школа Руквуд, а не пансион.
Мисс Кейн насмешливо взглянула на него:
— Есть разница?
— Да, есть. — Гарри сам удивился внезапной горячности своего голоса. — «Пансион» звучит так, будто вас там оставили, лишь бы отвязаться. Руквуд — это частная школа, сообщество, оно формирует человека.
Мисс Кейн все еще улыбалась, но ответ ее был жесток:
— И все же не так, как двое любящих родителей, согласны?
Гнев в сердце Гарри сменился усталостью. Он опустил взгляд:
— Приходится мириться с обстоятельствами и извлекать из ситуации лучшее. Не сдаваться.
— В одиночку? У вас есть девушка? Или кто-нибудь?
Гарри нахмурился, размышляя, не начнет ли она делать сомнительного свойства предположения насчет его сексуальной жизни, как мисс Макси.
— Сейчас нет. В Кембридже был кое-кто, но ничего не вышло.
— Почему?
— Мы с Лорой устали друг от друга, мисс Кейн. Никакой драмы.
Она сменила тему:
— А после Дюнкерка? После контузии, когда вы столкнулись с паническими атаками, когда вас пугали громкие звуки. Вы решили, что тоже не будете сдаваться?
— Да, хотя больше не был солдатом. И не буду.
— Вас это злит?
Он взглянул на нее:
— А вас бы не злило?
Мисс Кейн укоризненно склонила голову набок:
— Мы сейчас говорим о вас, Гарри.
— Да, я решил бороться дальше, — вздохнул он.
— Было ли у вас искушение отойти в сторону? Сослаться на то, что вы инвалид?
Гарри снова посмотрел на нее. Боже, а она соображает!
— Да, да, думаю, было. Но я не поддался. Сперва стал гулять по территории госпиталя, потом переходить дорогу, потом отправился в город. Становилось легче. Я не так сильно пострадал, как некоторые бедолаги.
— Должно быть, вы набрались храбрости, побороли страх, раз помогли семье своего кузена во время бомбежки ночью накануне приезда сюда.
— Ты или борешься, или сдаешься. Таковы наши дни. Даже когда все, что принимал как само собой разумеющееся, во что верил, вдруг пошло прахом. — Гарри издал протяжный вздох. — Думаю, картина всеобщего бегства с пляжа, этот хаос повлияли на меня не меньше, чем снаряд, который едва со мной не покончил.
— Но дальше бороться вам придется в одиночестве.
Голос мисс Кейн внезапно смягчился. Гарри ощутил, что глаза у него наполняются слезами. Он вдруг сказал, сам того не желая:
— Той ночью в укрытии все было так странно. Мюриэль, жена Уилла, взяла меня за руку. Мы с ней никогда не ладили, мне казалось, она недолюбливает меня, но она взяла мою руку. И все же…
— Что?
— У меня пересохло в горле. Было холодно. И грустно.
— Вероятно, вам хотелось, чтобы это была не Мюриэль.
Он поднял глаза на нее и удивленно произнес:
— Да, вы правы. Но я не знаю, чью руку я хотел бы почувствовать на своей.
— Нам всем нужна чья-то рука.
— Неужели? — Гарри принужденно рассмеялся. — Мы далеко уклонились от моей задачи.
Мисс Кейн кивнула:
— Я просто хочу получше узнать вас, Гарри, просто получше узнать.
Из задумчивости Гарри вывел резкий крен самолета. Он схватился за подлокотники кресла и глянул в иллюминатор, потом пригнулся к нему. Они вышли из облаков и летели над землей. Испания. Гарри смотрел вниз, на пейзажи Кастилии — желто-коричневое море, испещренное крошечными заплатками зеленых полей. Самолет, делая вираж, снижался; стали видны пустые белые дороги, дома с красными черепичными крышами, тут и там — руины времен Гражданской войны. Пилот объявил, что они скоро приземлятся в аэропорту Барахас, и через несколько минут самолет уже катил по взлетно-посадочной полосе. Моторы заглушили, и Гарри оказался на земле Испании. Его охватила смесь радостного возбуждения и страха; до конца не верилось, что он снова в Мадриде.
В иллюминатор Гарри разглядел человек шесть сотрудников Гражданской гвардии[3] в уже знакомой ему темно-зеленой форме, которые стояли у здания аэропорта и смотрели на взлетную полосу. На поясе у них висела желтая кобура. Они до сих пор носили свои жуткие архаичные кожаные шапк