<…> Я видел людей, танцевавших на том месте, где год назад едва не погибли под обломками дворца они сами и где сложили голову многие другие люди – сложили голову ради того, чтобы двор смог предаться увеселениям точно в день, назначенный императором. <…> Большая галерея, стены которой до пожара были побелены, а теперь целиком покрыты позолотой, восхитила меня. Несчастье сослужило хорошую службу императору, обожающему роскошь… я хотел назвать ее царской, но слово это не выражает в полной мере здешнего великолепия; слово „божественная“ лучше передает мнение верховного правителя России о себе самом. Послы всех европейских держав были приглашены на бал, где могли убедиться в том, какие чудеса творит российское правительство, столь сурово бранимое обывателями и вызывающее столь сильную зависть и столь безудержное восхищение у политиков, людей сугубо практических, которые поражаются в первую очередь простоте деспотического механизма. Громаднейший дворец в мире, восстановленный за один год, – какой источник восторгов для людей, привыкших существовать вблизи трона».
К 1839 г. в старых стенах фактически построили новый Зимний дворец. Для людей, живших во дворце годами, его функциональнопланировочные решения претерпели существенные изменения. Имели место и прямые дополнения. Их выполнили очень тактично и, по крайней мере, новым во дворце людям они не бросались в глаза. Самым серьезным таким дополнением стала пристройка В.П. Стасовым со стороны Большого двора к северному корпусу Зимнего дворца. Там возвели трехэтажный внутренний ризалит с подъездными пандусами, симметричный Иорданскому подъезду. Новый подъезд назвали Посольским подъездом. Над объемом подъезда устроили двухсветное помещение Зимнего сада императрицы Александры Федоровны. Сегодня через этот подъезд мы попадаем в Зимний дворец. Имелись и мелкие изменения. Например, В.П. Стасов расширил на два окна южный угол ризалита Гербового зала[328].
Несколько изменилась и внутренняя планировка Зимнего дворца. Это касалось прежде всего его жилой части. Поскольку представления о жилищных стандартах с середины XVIII в. изменились, то новая планировка предполагала более комфортные условия проживания в жилой части Зимнего дворца.
Именно в период царствования Николая I окончательно завершается длительный процесс разделения Зимнего дворца на три типа помещений: во-первых, большие репрезентативные залы для парадных приемов; во-вторых, жилые покои, как царской семьи, так и их ближайшего окружения; в-третьих, помещения, обеспечивавшие связь различных комплексов покоев. Последняя часть очень важна. В послепожарном Зимнем дворце можно было пройти по всем его парадным залам, минуя жилые покои императорской семьи.
Если говорить о жилых помещениях, называемых половинами, то на рубеже 1830-1840-х гг. в Зимнем дворце их имелось восемь:
1. Половина Николая I (3-й этаж северо-западного ризалита).
2. Половина Александры Федоровны (2-й этаж северо-западного ризалита).
3. Половина наследника Александра Николаевича (2-й этаж, западный фасад Зимнего дворца, окнами на Адмиралтейство).
4. Половина великих княжон Ольги и Александры (1-й этаж северозападного ризалита, окнами на Адмиралтейство и на Неву).
5. Половина великих князей (2-й этаж западного фасада Зимнего дворца, окнами на Большой двор).
6. Половина министра Императорского двора (1-й этаж юговосточного ризалита, окнами на Дворцовую площадь).
7. Первая запасная половина (2-й этаж южного фасада дворца, правее главных ворот).
8. Вторая Запасная половина (2-й этаж южного фасада дворца, левее главных ворот).
Со временем число половин менялось, к 1917 г. в Зимнем дворце их насчитывалось семь, но сложившаяся к началу 1840-х гг. планировочная схема оказалась столь удачной, что в целом сохранялась вплоть до начала XX в.
Инженерная инфраструктура Зимнего дворца
Зимний дворец представлял собой огромное и очень сложное хозяйство. О его масштабах дают представление следующие цифры: согласно планам Зимнего дворца 1888 г., общая площадь императорской резиденции с Эрмитажем и зданием Эрмитажного театра занимала 20 719 кв. саж., или 8 2/3 десятины. Собственно же здание Зимнего дворца занимало 4902 кв. саж.; Главный двор – 1912 кв. саж.; жилые этажи дворца включали 1050 «покоев», площадь пола которых составляла 10 219 кв. саж. (4 1/4 дес.), а объем – до 34 500 куб. саж. В этих покоях имелось 6333 кв. саж. паркетных полов: 548 – мраморных, 2568 – плитных, 324 – дощатых, 512 – асфальтовых, мозаичных, кирпичных и др. Дверей в Зимнем дворце насчитывалось 1786, окон – 1945, 117 лестниц с 3800 ступенями, 470 разных печей.
Поверхность крыши Зимнего дворца составляла 5942 кв. саж. На крыше имелось 147 слуховых окон, 33 стеклянных просвета, 329 дымовых труб с 781 дымоходом (в одной трубе могло проходить по несколько печных каналов). Длина карниза, окружавшего крышу Зимнего дворца, составляла 927 сажени; длина каменного парапета – 706 саженей. К 1888 г. в Зимнем дворце имелось 13 громоотводов. Ежегодный расход на содержание дворца составлял до 350 000 руб. в год при 470 служащих. Напомним, что сажень – это чуть больше двух метров (2,1336).
Инженерные коммуникации пронизывали все здание, их требовалось содержать в безупречном состоянии, поскольку Зимний дворец являлся главной императорской резиденцией. Кроме того, в Зимнем дворце были сосредоточены колоссальные художественные ценности, и для их хранения требовались особые условия, которые обеспечивались соответствующими инженерными сетями.
Различные ремонты, перепланировки, локальные усовершенствования начались в Зимнем дворце буквально в первое же десятилетие после его постройки. Однако настоящий инженерный прорыв произошел в 1838–1839 гг., когда Зимний дворец восстанавливался после пожара 17–18 декабря 1837 г.
Хотя Николай I и распорядился восстанавливать Зимний дворец «как было», однако он был прагматиком, поэтому император решил воспользоваться капитальным ремонтом дворца для того, чтобы насытить его техническими новинками.
Эти технические новинки можно разделить на две составляющие части.
К первой мы отнесем те новаторские технические решения, которые использовались непосредственно при восстановлении дворца. Например, принципиально новый подход при формировании системы перекрытий Зимнего дворца.
Ко второй – те, что качественно меняли уровень повседневного комфорта царственных обитателей Зимнего дворца. Это новая система отопления, новые осветительные приборы, новая прачечная, новая водопроводная система и новые дворцовые лифты.
Подчеркнем, что Николай Павлович достаточно квалифицированно разбирался как в первой, так и второй группе технических проблем. Напомним, в молодые годы он достаточно долго командовал саперными частями. Конечно, иногда сказывались особенности характера императора, и специалистам подчас бывало сложно убедить царя в правильности их расчетов. Но в целом он прислушивался к их мнению.
Та инженерная инфраструктура Зимнего дворца, фундамент которой заложил Николай Павлович, в последующие десятилетия только наращивалась. Например, на смену гелиотелеграфу пришла проводная телеграфная связь, которую в свою очередь сменили телефоны и радиостанции. Место восковых свечей заняли газовые, а позже и электрические светильники. И каждая из этих технических новинок имела свою историю в стенах Зимнего дворца. Об этом и пойдет речь далее.
Отметим и то, что в соответствии с «Положением о Зимнем дворце» для обслуживания инженерных систем Зимнего дворца образовали несколько «казенных команд»: Мастеровую, Полотерную, Служительскую и Пожарную. В каждой из команд была своя иерархия специализаций и должностей[329].
Перекрытия, чердак и кровля Зимнего дворца
Крыши и чердаки – это романтика. Как правило, юношеская. У взрослых другие ассоциации – протечки, ремонт и пр. Но некоторые чердаки и крыши сохраняют некий романтический ореол по сей день и имеют свою историю для людей всех возрастов. К числу таких, безусловно, относятся чердак и крыша Зимнего дворца. К сожалению, до настоящего времени нет специального маршрута по крышам и чердаку Зимнего дворца, хотя только за вид, открывающийся на стрелку Васильевского острова и Дворцовую площадь, можно брать с посетителей плату. Чердаки Государственного Эрмитажа – это особый мир, параметры которого выражаются следующими цифрами: общая площадь чердаков основных Эрмитажных зданий (Зимний дворец, Малый и Большой Эрмитажи, Эрмитажный театр) – более 52 000 м2, наибольшая высота – 7,5 м.[330]
Вид на Стрелку Васильевского острова с крыши Зимнего дворца
За многовековую историю крыши Зимнего дворца неоднократно ремонтировались, меняя не только цвет, но и конфигурацию. Первая крыша над Зимним дворцом появилась в 1759 г., когда объемы огромного здания перекрыли деревянными стропилами, которые по стандартной обрешетке покрыли луженым железом (Указ Канцелярии о строении контор от 7 апреля 1758 г.).
Технология изготовления луженых кровель того времени была следующей: «Большинство построек важных господ крыты железными листами размером обыкновенно в 2 фута 4 дюйма в квадрате[331]… До того как покрыть крышу, надобно оные окунуть в чесночный сок, и делать так раз в четыре года, отчего кровли блестят как намасленные и держатся долго, нисколько не ржавея. Строения Императрицы также кроют железными листами, с тою разницей, что перед настилкой оные лудят, отчего они весьма долговечны, но и расходов тоже намного больше»[332].
Эта крыша простояла довольно долго. В 1775 г. крышу частично перекрыли. Видимо, это не решило вечную проблему протечек. Поэтому в начале 1780-х гг. у дворцовых хозяйственников появляются амбициозные планы капитального ремонта крыши Зимнего дворца, поскольку даже в главной императорской резиденции протечек никто не отменял. Проект был действительно масштабный, поскольку тогда планировали заменить всю железную кровлю на медную. Для этого на Сестрорецком заводе откатали две тысячи листов неполированной красной меди. Однако в 1784 г. все работы свернули, ограничившись укреплением стропил и очередным латанием кровли[333]. Эти укрепленные стропила, поставленные в конце 1750-х гг., простояли вплоть до пожара 1837 г.
При ремонтах фасадов и кровли цвет крыши периодически менялся. Первая луженая кровля Зимнего дворца имела естественный металлический цвет и ярко блестела на солнце. Позже, при Екатерине II, уже утратившую лужение и проржавевшую крышу подлатали и покрасили «под вид белого железа», как это сегодня мы можем видеть на Петергофском дворце. Если следовать тексту документов, то в 1794–1797 гг. крышу выкрасили английскими белилами на вареном масле, а купола церквей покрыли зеленой краской[334].
При Александре I в 1816 г. окрашенная ранее в бело-серый цвет крыша стала красной. При восстановительных работах после пожара 1837 г. кровлю вновь покрасили железным суриком, т. е. она приобрела уже традиционный красно-коричневый цвет. Это хорошо видно на акварелях 1840-х гг. При Александре III окраску кровли выполнили железным суриком, т. е. она вновь получила родной красно-коричневый цвет. В ходе перекраски фасадов Зимнего дворца в начале 1900-х гг. в темно-коричневый цвет крышу тоже выкрасили в традиционный красный цвет. Таким образом, крыша Зимнего дворца более 100 лет (если учесть и советский период) была окрашена в красный цвет.
Большая императорская корона над центральным фронтоном Зимнего дворца. Вид со стороны крыши
Над центральным фронтоном южного фасада Зимнего дворца располагались символы власти – большая императорская корона и флагшток, на котором поднимался государственный штандарт. Деревянный флагшток находился за центральным фронтоном с часами. Имперский штандарт поднимали, когда во дворце находилось первое лицо, и опускали, когда это лицо покидало дворец. На акварелях XIX в. видно, что размеры штандарта внушительны, поэтому при петербургских ветрах штандарт быстро изнашивался.
Иногда штандарт приходилось менять раньше отпущенного ему срока. Так, после бури, пронесшейся над Петербургом 11 мая 1848 г., на крыше Зимнего дворца в нескольких местах сорвало железные листы: «…на крыше, обращенной к Адмиралтейству, <…> сорвало железную покрышку над главным карнизом с падением на тротуар <…> до 5 погонных сажен…». При этом «штандарт над дворцом разодрало на несколько частей <…> повалило две будки часовых у памятника императору Александру I».[335] После этого случая по распоряжению министра Императорского двора стали «впредь во время сильных ветров подымать малый штандарт».
В 1885 г. деревянный флагшток на крыше заменили металлическим, сделанным на Санкт-Петербургском Металлическом заводе «из конических труб котельного железа, склепанных между собой и тщательно очеканенных». Этот флагшток просуществовал более века. Поменяли его только в 2005 г.
Любопытно, что рядом с флагштоком сохранилась подлинная деревянная будка караульного, поднимавшего и спускавшего императорский штандарт. На деревянных дощатых стенах по сей день сохранились незатейливые «автографы» и рисунки, оставленные скучавшими на посту часовыми. Только на этом дощатом сооружении сохранились подлинные образцы кирпично-красного колера, в который до 1946 г. были окрашены все фасады Зимнего дворца.
Упомянем и то, что на момент пожара в 1837 г. чердак Зимнего дворца был плотно заселен. Там жила и прислуга, и целая пожарная рота. Жилье для слуг на чердаках и в подвалах было обычной практикой во все времена.
Важные изменения в конструкции крыши Зимнего дворца произошли после его восстановления в 1838–1839 гг. Начнем с того, что архитекторы и инженеры, восстанавливавшие Зимний дворец, активно использовали новые материалы и конструкции.
Перекрытия потолков в Зимнем дворце исполнялись по трем схемам. Первая схема предназначалась для перекрытия потолков небольших помещений, преимущественно на жилых половинах. Для формирования таких, как правило, сводчатых перекрытий использовались пустотелые горшки на известковом растворе. Вторая схема конструкций использовалась для перекрытия помещений с пролетом до 14 м. Для этого использовались многослойные балки эллиптического сечения, которые укладывались с шагом в 1 м. Третья схема использовалась там, где перекрытия должны были формировать плоские потолки самых больших залов с пролетом до 21–22 м. В этом случае впервые в строительной практике были применены конструкции с несущими металлическими фермами со шпренгелями без промежуточных опор.
Особо отметим, что с учетом печального опыта пожара 1837 г. все потолочные перекрытия и балки выполнили по пожаробезопасным технологиям. Инженерную часть работы по замене перекрытий выполнили архитектор В.П. Стасов, инженер А.Д. Готман и директор государственного Александровского чугунолитейного завода И.К. Кроль.
Металлические эллиптические балки собирались из четырех вертикально стоящих слоев относительно тонкого кровельного листового железа (0,8 мм), соединенных между собой системой клепок. Форма эллипса сохранялась благодаря распорным трубкам, установленным по длине несущей балки через каждые 45 см. Посередине пролета количество листов железа увеличивалось до восьми.
Железные конструкции из проката над Белым залом. Санкт-Петербургский Металлический завод. 1887 г.
Глядя на эти балки, собранные из тонкого листового железа, не верится, что они могли выдержать серьезную нагрузку металлических потолков. Тем не менее, согласно расчетам инженеров, эластичное железо в конечном счете оказывалось прочнее хрупкого и тяжелого чугуна. Пространство между балками заполнялось горшечными сводами[336]. Между ближайшими балками, уложенными с шагом около 1 м, делались микросводы из пустотелых гончарных горшков на известковом растворе. Эллиптические балки Зимнего дворца стали первым примером использования тонкостенных конструкций. Этими балками перекрыты залы с пролётом до 14 м (Фельдмаршальский зал, Иорданская лестница и все бывшие жилые помещения третьего этажа)[337].
Кованые железные конструкции над Фельдмаршальским залом. Александровский чугунолитейный завод. 1838–1839 гг.
Для парадных залов с огромными пролетами изготавливались специально спроектированные двутавровые балки, склепанные из трех листов котельного железа и уголков. Главный инженер Эрмитажа С. Маценков пишет: «Шпренгель (от нем. sprengwerk – подкосная система; распорная конструкция) – плоская ферма (высотой до 2 м 30 см, как над Георгиевским залом), состоящая из двух балок, выполненных из полосовой стали, находящихся одна под другой, усиленных прямой и обратной арочными конструкциями и объединённых в единую систему вертикальными стойками. Шпренгелями перекрыты залы, имеющие пролёт до 21 м (Аванзал, Николаевский, Концертный, Гербовый залы). Снизу, в залах, к ним крепится железный потолок. Сверху, на чердаке, шпренгели и балки поверх обрешётки, изготовленной из железной ленты и проволоки, покрывают несколько слоёв войлока и брезент (в качестве тепло– и гидроизоляции). Для проветривания пространства, образованного высотой шпренгелей, в войлоке устроены огромные двустворчатые люки, дверцы которых обиты железом»[338].
В результате железные конструкции перекрытий и стропильной системы покрыли площадь более 25 000 м2. На то время строительная практика еще не знала столь масштабного использования железа как конструкционного материала.
Использование новых технологий не проходило без проблем. И проблем более чем серьезных, связанных с человеческими жертвами. Правда, темпы восстановления дворца были настолько велики, что просто удивительно столь скромное количество жертв. Но тем не менее…
Первый звонок прозвенел 9 августа 1838 г., когда «на половине Их Императорских Высочеств великих князей, в верхнем этаже в покоях <…> 9 числа сего августа утром в 7 часов, при выбитии кружал <…> опустился и упал коробовый свод, сделанный на кирпичных пятах из горшков…»[339]. Это произошло «в верхнем этаже в 3-й от Ротонды комнате, обращенной на внутреннюю площадь Зимнего дворца» (зал № 159). На работах были заняты восемь каменщиков, пострадал только один. Его немедленно доставили во временный лазарет Зимнего дворца, а остальные рабочие «остались без всякого повреждения». Потом выяснилось, что пострадавший каменщик Петр Федоров сломал берцовые кости на обеих ногах и получил «сотрясение мозга в хребтовой кости».
Следствие установило, что стойки кружал из-под горшечного купола выбивались неравномерно. Это и привело к обрушению купола. С архитекторов Штауберта, Стасова и Брюллова немедленно затребовали объяснительные записки. Оправдываясь, архитекторы ссылались на объективные трудности и неквалифицированную рабочую силу: «В короткое время свод не мог достаточно просохнуть, ибо во время кладки его погода была сырая и дождливая…», поэтому обрушение произошло «от сих причин, а не от конструкции оного…».
Однако члены Комиссии по восстановлению Зимнего дворца не согласились с мнением архитекторов: «…комиссия находит решительно виновным в падении свода главного архитектора Брюллова, так как он обязан был руководством своим и распоряжением предупредить сделанное каменным мастером Карлесом упущение, который не находился даже и при освобождении свода от кружал». В результате архитектору Брюллову «сделали выговор», а «каменного мастера» арестовали на 8 дней «с исправлением должности, т. е. чтобы днем был на работе, а ночью под караулом на гауптвахте»[340].
Через несколько дней в Зимнем дворце при монтаже шпренгелей потолка «большой Аванзалы» убило повалившимися лесами трех мастеровых. Те же самые Штауберт, Стасов, Брюллов и Кроль докладывали в Комиссию: «Сего 13 августа в 11 часов пополудни механические шпренгеля потолка большой Аванзалы начали уклоняться, и постепенно 37 из них повалились на сторону от стены малой Аванзалы на леса внутри устроенные… из 7 человек мастеровых Александровского Чугунно-Литейного завода, производивших там означенные работы. убито 3 человека и совершенно легко ранено 4 человека»[341].
На этот раз члены Комиссии согласились с мнением инженеров и архитекторов, что «Падение шпренгелей произошло не от системы их, не от их устройства. от того, что еще не имели бокового между собою распора, по системе им предназначенного. не имея никакой причины сомневаться в прочности системы шпренгелей, принять немедленно меры к новому их назад немедленному устройству <…> притом директору завода Кларку, чтобы по мере установки шпренгелей, как наивозможно поспешные, укрепили их следующими по системе распорами»[342].
Тем не менее директору Александровского литейного завода Кларку был объявлен выговор, а отвечавшего за монтаж шпренгелей поручика Корпуса горных инженеров Бороздина арестовали сроком на месяц. Этим и ограничились. Технология сборки шпренгелей была действительно не обкатана, да и время уходило. До начала осенних дождей в Петербурге оставались считанные дни, и надо было срочно подвести Зимний дворец под крышу.
Строительные леса в зале поставили заново и заново приступили к монтажу шпренгелей. При этом печальный опыт учли. Высочайшим повелением члену Комиссии инженер генерал-лейтенанту Готману предписывалось вести «наистрожайший присмотр, чтобы по мере установки во дворце шпренгелей как наивозможно поспешное, были оные укрепляемы. боковыми распорками»[343].
Отметим, что при восстановлении Зимнего дворца от подрядчиков, несмотря на высокие темпы работ, требовалось строжайше соблюдать технику безопасности. А если случались трагедии, то семьям погибших рабочих выплачивалось единовременное пособие (500 руб.) и назначалась ежегодная пенсия (300 руб.).
Судя по документам, при восстановлении Зимнего дворца кроме указных случаев было еще два погибших и один покалеченный. В январе 1838 г. рабочий-штукатур упал с лесов в Петровской зале и умер. В сентябре 1838 г. каменщик Антропов по дороге к своему рабочему месту в Малой церкви зачем-то взобрался на строительные леса в Ротонде, с которых и упал, разбившись насмерть. В январе 1839 г. крестьянин Никифоров, работавший «в Малой Аванзале при верчении вентиляторной машины» по неосторожности «спицею машины вывихнул себе руку»[344]. Если принять на веру эти документы «для служебного пользования», то при восстановлении Зимнего дворца погибло 5 рабочих.
Напомним, маркиз де Кюстин писал о тысячах «славянских рабов», погибших на восстановлении Зимнего дворца, и все этому охотно верили. Двойные стандарты в восприятии России у «просвещенного Запада» имеют давние традиции.
Уже после того как Зимний дворец сдали в эксплуатацию, периодически возникали проблемы с его стропилами. Это, в свою очередь, заставляло усиливать металлические конструкции на чердаке Зимнего дворца. Наибольшие нагрузки на конструкции крыши приходились на снежные петербургские зимы. Так, 27 декабря 1839 г. над Большим Аванзалом Зимнего дворца «…на стороне, обращенной к Концертной зале, несколько стропил сделали боковой прогиб, и от сего в самой крыше образовалась лощина». При этом в документах указывается, что «стропила установлены в июле 1838 г., каждая стропила выдерживала, без малейшего изменения, тяжести до 100 пудов, вместо предполагавшихся по вычислениям 70-ти. что на всей площади крыши будет находиться снег в крайнем отношении не более как на поларшина…».
В выводах комиссии указывалось, что прогиб произошел «…от скопившегося на крыше в большом количестве снегу, навеянного кучами разной величины, на тех местах, где прогиб последовал».
Понятно, что снег с просевшей крыши немедленно счистили, и она поднялась «до 4 дюймов». Однако хозяйственники приняли решение усилить «стропильные ноги еще привинченными с обоих сторон особыми полосами, скованными наугольником…». Погнутые стропила летом 1840 г. заменили новыми, «раскрыв токмо в сих местах крышу постепенно». Всеми работами занимались архитекторы Стасов, Брюллов и инженер Кроль. Полученный опыт учли, и в 1841 г. на крыше Зимнего дворца устроили «ходы из котельного железа для удобной чистки снега во время зимы»[345]. Ходы эти существуют и сегодня.
В связи с этим следует упомянуть, что еще при Екатерине II на крыше Зимнего дворца установили защитные железные поручни, потому что кровельщики и трубочисты «иногда падали сверху». Упомянем и о том, что на крыше имелось 147 слуховых окон, 33 стеклянных просвета, 329 дымовых труб, через которые проходил 781 дымовой канал.
Серьезным психологическим ударом и для царя, и для инженеров стала «авария» потолка в парадном Георгиевском зале Зимнего дворца. Сначала средние люстры Георгиевского зала заметно провисли, а затем в ночь с 9 на 10 августа 1841 г. в зале обрушился потолок. При этом были разрушены часть стен и колонн. К счастью, человеческих жертв не было. А они могли быть, поскольку за три месяца перед этим в Георгиевской зале по случаю бракосочетания наследника состоялся многотысячный народный маскарад в присутствии всей императорской фамилии[346].
Зрелище для только что восстановленного из руин Зимнего дворца было удручающим. Один из очевидцев писал: «Парадные двери были выбиты напором воздуха и лежали на полу, самый потолок в своей массе и в изогнутом виде серединою опустился на паркет в виде обращенного угла, а концами повис на балюстраде верхней галереи»[347].
Тогда же родилась весьма достоверная легенда, связанная с диалогом двух братьев. Николай I, осматривая руины блестящего зала, с горечью молвил: «А я еще на медали велел выбить „Благодарю“». На что великий князь Михаил Николаевич обронил: «Что же Ваше Величество, теперь прикажите на другой стороне выбить „Не стоит благодарности“»[348].
По распоряжению Николая I, который осмотрел разрушенный зал буквально стразу же после аварии, создали следственную комиссию. После обследования места аварии члены комиссии пришли к выводу, что виной неприятного происшествия является не конструкция балок (она, подчеркивалось, была совершенно надежна), а недостаточная глубина заделки балок в стены. Балки вмуровали в стены на глубину 53,3 см вместо 66,7 см, и это существенно ослабило жесткость продольных связей. Кроме этого, после разбора завалов выяснилось, что в допожарных стенах имелись вентиляционные или дымовые каналы, перекрытые сверху одним кирпичом на известковом растворе. Некоторые балки вмуровали в стены над этими пустотами, и они, продавив кирпич, просели, что в конечном счете привело к прогибу сводов, а затем и к их обрушению.
Зал восстановили и для предотвращения подобных инцидентов потолок, по предложению инженера Дестрема, дополнительно подстраховали корабельными цепями. Срочно доставленные из Кронштадта мощные корабельные цепи одним концом вмуровывались в несущие стены, другим укреплялись в центральной части потолка. При гипотетическом обрушении потолка корабельные цепи, натянувшись, должны были удержать потолок от падения. Эта система безопасности сохраняется и поныне. Так же, как и некоторые из эллипсовидных железных балок, по-прежнему держащих потолки дворца. Время показало, что стропильная система Зимнего дворца была исполнена совершенно надежно.
Корабельные цепи включали и в конструкции, поддерживавшие крышу Зимнего дворца. Как правило, проблем с цепями не было, за исключением эпизода, случившегося 31 декабря 1848 г., когда «в 10 часов утра над Концертным залом от сильного мороза лопнула продольная цепь, устроенная первоначально для поддержания конька крыши, но как впоследствии времени для упрочивания всей устойчивости крыши были подведены поперечные шпренгеля, <…> повреждение сие не может иметь никакого влияния на устроенную систему крыши»[349]. О происшествии доложили Николаю I, который распорядится «немедля исправить поврежденную цепь». В результате вместо цепи «из одного ряда круглого железа» установили цепь «из двух рядов полосового железа».
Говоря о металлических балках, перекрывавших залы Зимнего дворца, следует упомянуть и о потолках парадных залов, часть из которых выполнили из медного листа. В ряде залов своды перекрывались листовым железом, в других – медным листом. Это инженерное решение связано, прежде всего, с мерами по обеспечению пожарной безопасности Зимнего дворца.
После установки металлических стропил силуэт крыши изменился. Крышу дворца настелили на обрешетку, опиравшуюся на систему металлических перекрытий, которые, в свою очередь, опирались на многослойные клепаные эллипсовидные металлические балки. В результате крыша Зимнего дворца получилась очень низкой и практически незаметной за различными украшениями, находящимися на карнизах.
8 апреля 1840 г. царь высочайше утвердил «Положение об управлении Императорским Зимним дворцом», где большое внимание уделялось правильному содержанию чердака и кровли. В подчинении «майора от ворот», так тогда называли завхоза и коменданта дворца в одном лице, находились два помощника из «опытных инженеров» (бау-адъютанты), один из которых персонально отвечал за исправность всех металлических конструкций.
Для правильного содержания металлических чердачных конструкций разработали «Инструкцию по тщательному обережению стропил от ржавчины». В этой инструкции жестко определялась периодичность осмотров всех металлических конструкций дворца. Так, для ликвидации конденсата на потолках, которые представляли собой многослойный сэндвич (металлический лист потолка – войлок – брезент), предписывалось «Капли на брезенте непрерывно собирать губками в жестяные ведерки и выносить с чердака»[350].
Для проведения этих профилактических мероприятий в 1840 г. на чердаке Зимнего дворца соорудили металлические «тропинки» с уложенными на них веревочными матами, по которым передвигались служители и чиновники, постоянно следившие за состоянием всех чердачных конструкций. Эти «тропинки» сохранились и поныне. И коврики лежат на тех же маршрутах.
Следили за чердачными металлическими конструкциями в буквальном смысле слова. Ежемесячно, из года в год один из бау-адъютантов, отвечавший за благополучное состояние всех металлических конструкций дворца, составлял рапорт на имя министра Императорского двора по установленной схеме, в котором сообщал, что «все стропила, листовое железо, войлочные покрышки, металлические потолки, устройства шпренгелей и цепей для подвеса люстр и дымовые трубы найдены все без малейшего изменения и в надлежащей прочности»[351].
Для поддержания оптимального температурного режима на чердаке предписывалось постоянно проветривать внутренние помещения, но при косом дожде и снеге немедленно закрывать все чердачные слуховые окна.
Зимой предписывалось убирать снег с крыши «в тот же день и никак не позже другого дня, не замедляя сим ни под каким предлогом и не допуская до оттепели»[352]. Для предохранения кровли от порчи при сбрасывании снега предписывалось пользоваться только метлами и только в самом крайнем случае – деревянными лопатами. В той же инструкции категорически запрещалось пользоваться при работах на крыше Зимнего дворца металлическими лопатами и ломами. Также при любых работах на кровле предписывалось в обязательном порядке пользоваться валенками, для того чтобы не повредить кровлю и потолок. В расходы на содержание дворца отдельно заложили 2000 руб. ассигнациями «на очистку крыш дворца от снегу»[353].
По нормативам того времени предписывалось раз в три года красить кровлю не только снаружи, но и изнутри. Изнутри красили сажею на горячем льняном масле, а снаружи – два раза краской на вареном масле.
Порядок содержания инженерных систем, проходивших через чердак Зимнего дворца, ежемесячно контролировался специальной комиссией в составе: инженер-генерал-лейтенанта А.Д. Готмана, архитекторов В.П. Стасова и А.П. Брюллова, директора Александровского завода В.Е. Кларка и инженер-полковника И.Х. Кроля. Особенно тщательному контролю подлежала система отопления и несколько резервуаров, которые обеспечивали водой весь дворец.
Тогда же, в 1840-х гг., прописали меры, обеспечивавшие безопасность императорского семейства со стороны чердака и крыши. Прежде всего, весь чердак разделили на четыре сектора решетками. Один из таких секторов проходил вдоль западного фасада дворца, в котором находились жилые комнаты и парадные гостиные императорской семьи. Инженерное состояние каждого из секторов контролировалось унтер-офицером и тремя мастеровыми (кузнец, слесарь, кровельщик). Всю крышу постоянно обслуживало 16 человек[354].
Тогда на чердак Зимнего дворца можно было попасть по семи лестницам. Все они запирались и охранялись, для чего по распоряжению царя у всех лестниц, ведущих на чердак, устроили в 1841 г. тамбуры[355]. Тогда же на чердаке, на стороне северо-восточного ризалита, рядом с круглой министерской лестницей, устроили два ватерклозета, «необходимых для отклонения запаха, распространяющегося в комнатах верхнего этажа, по недостатку там ватерклозетов».
Поскольку на чердаке Зимнего дворца находились различные служебные помещения (оптический телеграф, звонница) и инженерное оборудование (резервуары для воды, вентиляционная система), то был предусмотрен порядок режимного посещения чердака. По инструкции только бау-адъютант выдавал служащим специальные пропуска, «дабы никто из посторонних и ни под каким видом, без надобности и приказания его, на чердак не входил» и без которых «на телеграф, колокольни и к резервуару никто не подпускается»[356]. При всех входах на чердак поставили посты, контролировавшие режим посещений чердака. Кроме этого, на самом чердаке проложили специальные маршруты – «железные проходы», т. е. коридоры, огороженные решетками. Все решетчатые двери закрывались на замки и опечатывались.
Этот порядок жизни чердаков Зимнего дворца жестко соблюдался весь период правления Николая Павловича вплоть до 1855 г., поэтому появление случайных людей на чердаке императорской резиденции было исключено.
В период реформ Александра II и перехода к практике найма вольнонаемной прислуги многое в жизни Зимнего дворца изменилось. Чердак стал захламляться старой мебелью и другими вещами. Каждая из хозяйственных служб стремилась завести на чердаке свой уголок для хранения неизбежной рухляди. Видимо, в это время часть железных решеток, деливших чердак на четыре сектора, срезали.
На порядок содержания чердака Зимнего дворца вновь обратили пристальное внимание только после трагедии 5 февраля 1880 г., когда народоволец Степан Халтурин взорвал в подвале Зимнего дворца около 50 кг динамита. Обратили внимание прежде всего дворцовые спецслужбы, поскольку взрыв в подвале дворца показал, как слабо организован контроль за хозяйственными помещениями императорской резиденции.
Тогда Министерство императорского двора образовало «Комиссию по расследованию обстоятельств 5 февраля 1880 г…». Ее возглавил руководитель влиятельной службы – Контроля Министерства императорского двора – действительный статский советник барон К.К. Кистер. Комиссия организовала немедленный тщательный осмотр всех подвалов и чердаков Зимнего дворца. Особенно тщательно проверяли чердак и подвалы в той части Зимнего дворца, где располагались императорские покои. Тогда же перед всеми хозяйственниками поставили жесткие сроки по уборке всего хлама, годами копившегося на чердаках. К 25 февраля 1880 г. комиссия Кистера констатировала, что чердаки и подвалы Зимнего дворца «в настоящем виде не представляют возможности укрывательства опасных в отношении взрыва предметов»[357]. Кроме этого, на чердаке Зимнего дворца установили массивные железные «противотеррористические» двери, препятствовавшие несанкционированному проникновению на чердак дворца.
Ко времени чистки февраля 1880 г. относится весьма устойчивая легенда о корове, якобы обнаруженной на чердаке Зимнего дворца. Согласно легенде, один из служащих держал на чердаке корову для того, чтобы у его ребенка постоянно было свежее молоко.
В ноябре 1880 г. Зимний дворец обследовала специальная комиссия Петербургского градоначальника. Результаты обследования доложили министру Императорского двора. Естественно, при осмотре самое пристальное внимание полицейские чиновники вновь уделили чердакам. Комиссия констатировала, что чердаки «чистые, заперты наглухо и охраняются ружейными часовыми».
Тогда попасть на чердак Зимнего дворца можно было только через один проход, охраняемый вооруженным часовым и надзирателем Дворцовой полиции. В это время чердак вновь разделили сплошными металлическими решетками, двери которых держали запертыми. Часть этих массивных решеток сохранилась по сей день. Кроме этого, помещение чердака охранялось особыми надзирателями. На крыше дворца выставили два постоянных поста. Один часовой охранял участок крыши над императорскими покоями, а второй – у соединения Зимнего дворца с другими зданиями. Также на крыше располагался постоянный пожарный пост[358].
Сомнения комиссии вызвали стеклянные световые потолки в ряде залов Зимнего дворца, их, как сочла комиссия, можно было пробить тяжелой бомбой, брошенной с чердака. Поэтому все световые проемы предлагалось оградить железной решеткой, окрашенной в белый цвет. Также предлагалось вооружить часовых на крыше и увеличить их число. Предлагалось также перегородить крышу в двух местах металлическими решетками из остроконечных пик «с целью изолировать крышу над императорскими покоями». В результате всех этих мер к концу 1880 г. чердак и крыши Зимнего дворца были вновь взяты под жесткую охрану, а сам чердак был образцово пуст, каковым и остается до настоящего времени.
При Александре III, который в Зимнем дворце не жил, на крыше начались ремонтные работы. В 1888 г. отремонтировали металлические стропила на чердаке дворца. Попутно с этим провели замену скульптуры, расположенной на крыше. Первоначально в смете ремонта планировалось провести восстановление утрат, заделку трещин, покрытие жидким цементом всех фигур и ваз на крыше дворца[359]. Однако выкрошившийся пудожский камень износившихся скульптур стал опасен для тех, кто проходил по тротуарам вдоль дворца. Поэтому в ходе ремонта вместо 176 каменных скульптур установили пустотелые скульптуры, выбитые из медных листов. Всего изготовили 25 оригинальных моделей, которые затем просто тиражировались до необходимого количества в 176 единиц. Для устойчивости пустотелые скульптуры наполняли мелко наколотым камнем. Накануне празднования 300-летия Дома Романовых в феврале 1913 г. фигуры слегка подправили, проведя незначительный косметический ремонт[360].
Скульптура на крыше Зимнего дворца
Когда в Зимний дворец переехал на жительство Николай II, то он поначалу использовал крыши дворца для прогулок. Не потому что его увлекала романтика крыш, а потому что ему требовалась некая приватность прогулок. Кроме этого, имели значение и соображения безопасности.
По крышам царь гулял, пока у западного фасада дворца не был устроен Собственный садик, обнесенный высокой стеной. Тем не менее, и после обустройства садика Николай II периодически поднимался на полюбившуюся крышу, где у него были проложены свои маршруты. Это отмечали многие, в том числе и солдаты охраны. В революционной нелегальной прессе было опубликовано письмо безымянного рядового дворцовой стражи, который описывал настроение царя после гибели министра внутренних дел Д.С. Сипягина в 1902 г.: «В четверг министра хоронили, а бедный государь приехал только на вынос, тоже страшно боится, провожать не пришел. Жисть хуже нашего, государь все опасается и сидит больше в своем Зимнем дворце, все одно, что арестованный; только и развлечения – играют со своими собаками; выпустит когда штук пять, а когда восемь, а видать только из Морского Адмиралтейства; а то бегает по крыше (курсив мой. – И. З.) или же играет с Братом в лапту; вот какое тяжелое положение их»[361].
Это подтверждается и дневниковыми записями царя. Так, в марте 1904 г. Николай II, погуляв в саду с одним из великих князей, продолжил прогулку по крыше Зимнего дворца: «После прогулки гулял с ним по крыше, обойдя весь Зимний дворец». Последний раз Николай II поднялся на крышу Зимнего дворца с подросшими дочерьми в феврале 1913 г., когда он несколько дней прожил в своей главной императорской резиденции.
Системы отопления Зимнего дворца
Одно из центральных мест в инженерной инфраструктуре Зимнего дворца занимала отопительная система. Долгое время единственным видом отопления дворца были печи, камины и небольшие таганки. При начале строительства дворца архитекторы составили чертежи 17 каминов. Их заказали в Италии, изготовили из каррарского мрамора и в 1758 г. доставили в Зимний дворец[362]. Печи и камины являлись одной из доминант в художественном оформлении залов, поэтому их внешнему облику придавалось огромное значение. В суровом климате Петербурга эти роскошные печи и камины должны были не только эффективно отапливать огромные залы, занимавшие объемы второго и третьего этажей, но и украшать их. Кубатура обогреваемых помещений поистине была колоссальной.
Т. Дмитриев. Прием Екатериной II турецкого посольства в Зимнем дворце 14 октября 1764 г. 1790-е гг.
Как известно, эффективность каминов как источников тепла невысока. Для европейского климата роскошные камины как источники тепла вполне годились, но обогреть огромные залы в суровые петербургские зимы они не могли. Поэтому в Зимнем дворце в морозные дни было просто холодно. Печей не хватало, хотя для четырех парадных залов Невской анфилады Растрелли спроектировал 18 печей. Каждый из пяти постепенно уменьшавшихся кверху ярусов печи имел свое неповторимое пластическое решение. Однако художественные изыски печей явно доминировали над их функциональностью, и в морозные дни в залах Зимнего дворца было так холодно, что это служило поводом к отмене придворных мероприятий. Например, 27 декабря 1779 г. отменили бал в Зимнем дворце «по случаю великой стужи»[363]. О кубатуре парадных залов времен Екатерины II дает представление гравюра Т. Дмитриева.
Для отопления жилых комнат использовались те же репрезентативные камины, но к ним добавлялись и вполне функциональные печи-голландки. И тем не менее граф Б.П. Шереметев в 1787 г. писал одному из своих корреспондентов: «…вздумай только, что я всякий день во дворце два раза. Я сам дивлюсь, как меня достает и вечор был в антресолях: так называются парадные покои наподобие мусеи (т. е. музея. – И. З.), толь очень холодно в них, они почти не топятся, все комельки, а печи только для виду и не закрываются неколи…»[364].
Дворцовые стандарты были таковы, что камины вплоть до 1917 г. оставались непременным элементом не только большинства дворцовых залов или парадных гостиных, но и личных комнат. Безумно дорого стоящие и совершенно нефункциональные камины воспроизводились при всех перестройках в Зимнем дворце. Некоторые из личных помещений были очень незначительны по площади, но и туда непременно придворные архитекторы находили возможность вписать беломраморный камин. Например, в крохотной (по дворцовым стандартам) ванной комнате императрицы Марии Александровны. При всей своей нефункциональности камины были рабочими и их периодически протапливали. Но в повседневном бытовании и парадных гостиных и личных царских комнат их практически не топили. При наличии достаточно мощных систем отопления в этом и не было особой необходимости.
Инерция традиционализма была такова, что когда в 1827 г. во время ремонта в комнатах наследника Александра Николаевича круглые печи Кваренги из-за их ветхости разобрали, заменив новыми, эти новые печи спустя год было приказано разломать. В результате приказа О. Монферран был вынужден воссоздать круглые печи Кваренги. Подобная непрактичность диктовалась только привычкой к определенному облику дворцовых залов, выражавшейся чеканной формулой – «по образцу прежних лет».
В XVIII в. из-за холода, царящего не только в парадных залах, но и личных комнатах, парадные кровати в царских опочивальнях, закрывавшиеся пологами, должны были решать не столько представительские, сколько функциональные задачи. Когда полог опускался, то кровать как бы отсекалась от объема огромной по площади спальни и превращалась в некое подобие палатки, которую вполне можно было обогреть камельком или постельной грелкой, представлявшей собой закрытую жаровню-сковородку с раскаленными углями.
Отопительная система, которая обогревала огромный дворец, использовалась весьма интенсивно. Зимой, для того чтобы прогреть залы Зимнего дворца, печи топили не реже двух раз в сутки. Осенью, за неделю до возвращения «с дачи» царственных хозяев дворца, их помещения начинали усиленно протапливать.
Для этого содержалась целая армия придворных истопников. Столь интенсивное использование в отопительный сезон печей и каминов не только несло в себе постоянную угрозу пожара, но и не способствовало поддержанию должной эстетики главной парадной резиденции. На черном дворе вырастали огромные поленницы дров (дрова для длительного хранения складировались в подвале Зимнего дворца), их разносили по залам истопники, неизбежно неся с собой грязь и копоть. Длительное время эта грязь и суета воспринималась как данность.
В 1835 г. дворцовые хозяйственники попытались механизировать процесс носки дров на верхние этажи Зимнего дворца. 5 июля 1835 г. обер-гофмейстер П.И. Кутайсов направил рапорт на имя министра Императорского двора П.М. Волконского, в котором предлагал «Для отвращения нечистоты, носимой по лестницам и коридорам рабочими людьми во время носки ими дров, равно и для облегчения их в сей работе, признано необходимо нужным: устроить машинуЯщш дш дров для подъема дров с нижнего в верхний этаж Зимнего Дворца, близ лестницы, что выход имеет у Фрейлинского коридора, каковой пункт означен карандашом на приставляемом у сего плане»[365].
Ящик для дров
Министр одобрил инициативу, и эта «машина для подъема дров», начавшая работать с ноября 1835 г., стала первым грузовым лифтом Зимнего дворца (пассажирский лифт работал в Зимнем дворце с осени 1826 г.). Доставляемые на этажи дрова складывались у каминов и печей в специальные ящики, изготавливающиеся по рисункам архитекторов или художников. Около каждого камина стояли стойки с необходимыми инструментами: щипцами, лопатками, кочергой и другими приспособлениями.
В Зимнем дворце за заготовку и распределение дров отвечал специальный чиновник – «комиссар по дровяной должности». На поставку различных дров, как и других припасов, заключались контракты. Закупались также «уголья сосновые» (древесный уголь). При Александре I по штатам 1801 г. на заготовку дров, угля, свечей для всех дворцов придворного ведомства отпускалось 280 000 руб., а на их развозку во дворцы – 1 500 060 руб. Поэтому, как только во второй четверти XIX в. появились альтернативные системы отопления, их немедленно использовали в Зимнем дворце.
Интенсивное использование многочисленных печей в Зимнем дворце в суровые зимы и бессистемные подчас перестройки парадных залов и жилых половин приводили к катастрофическим последствиям, таким, как страшный пожар, начавшийся в Зимнем дворце вечером 17 декабря 1837 г. и к 20 декабря уничтоживший императорскую резиденцию. После катастрофического пожара от Зимнего дворца остались только наружные стены, часть внутренних капитальных стен, сводчатые перекрытия подвалов и некоторое количество сводчатых перекрытий на первом этаже[366].
С учетом произошедшей трагедии в ходе восстановления Зимнего дворца печное отопление заменили на воздушное или пневматическое отопление, разработанное инженером Н.А. Аммосовым (встречается написание Амосов. – И. З.). На устройство пневматического отопления в смету заложили 258 000 руб.[367] Впервые печи конструкции Аммосова установили в казармах лейб-гвардии Павловского полка в 1835 г. Там эти печи хорошо себя зарекомендовали, да и традиционное печное отопление после страшного пожара вызывало недоверие.
Следует отметить, что система огневоздушного (духового) печного отопления была известна в России с XV в. и широко использовалась для обогрева каменных построек – дворцов, храмов, жилых и общественных зданий. Печи располагали в подклетах или подвалах, теплый воздух в верхние этажи поступал по проводным трубам, сделанным из изразцов и проложенным в стенах и полах.
В Зимнем дворце огневоздушное (духовое) отопление использовалось для обогрева огромного Георгиевского зала и прилегающих к нему дворцовых пространств. Так, в одном из архивных дел за 1816 г. упоминается о ремонте «железных труб, идущих от воздушных печей по наружной стене Георгиевского зала стенами, не касаясь внутренности»[368]. Также о духовых отопительных каналах известно из архивных дел, связанных со строительством Военной галереи 1812 г. Такое же отопление применялось в Малом Эрмитаже.
В 1838 г. систему пневматического отопления инженера Н.А. Аммосова решили сделать основой отопительной системы Зимнего дворца. По поручению Комиссии по возобновлению Зимнего дворца, знаменитый химик Г.И. Гесс, преподававший в Технологическом институте, провел всестороннюю экспертизу пневматических печей конструкции Н.А. Аммосова. По словам конструктора, экспертиза была крайне тщательной и придирчивой. В результате Гесс подготовил заключение, в котором констатировал, что печи безвредны для здоровья[369].
Чертеж аммосовской печи. Сер. XIX в.
После такой солидной экспертизы в подвалах Зимнего дворца установили 86 пневматических печей. В самом Зимнем дворце разместили 55 больших и 29 малых печей. Еще две большие печи разместили в Эрмитаже под Рафаэлевыми ложами и две малые печи установили в Придворном манеже.
Печи Аммосова состояли из двух частей: топки и воздушной камеры. В топке горели дрова, а горячий дым, прежде чем уйти по дымоходу в дымовую трубу, проходил через систему газоходов, расположенную в воздушной камере. В эту же камеру по отдельному воздуховоду попадал уличный воздух, который при контакте с раскаленными газоходами нагревался и затем по внутристенным каналам шел в залы для их обогрева. Кстати, эти внутристенные отопительные каналы используются по сей день, но уже на базе современной техники.
Душник в зале № 181
Душники в Белом зале
Подобная система давала возможность поместить печи в подвале Зимнего дворца, и при этом одна печь отапливала большое количество помещений на всех трех этажах Зимнего дворца, расположенных над ней. По оценке самого Аммосова, одна пневматическая печь, «смотря по величине своей и удобству размещения жилья, может нагревать от 100 до 600 куб. саженей вместимости, заменяя собой от 5 до 30 голландских печей». Места выхода отопительных каналов завершались медными решетками на душниках, выполненных по рисункам архитектора В.П. Стасова.
Схема инженера Аммосова была высочайше утверждена 10 апреля 1838 г.[370] С весны 1839 г. печи и камины сохранялись в Зимнем дворце в основном как привычный элемент парадных интерьеров[371]. За устройство пневматических печей в Зимнем дворце Н. Аммосова наградили золотой медалью и 1500 десятинами земли наряду с личным одобрением Николая I качеством работы печей его конструкции.
В дворцовой «Мастеровой роте» самый большой штат специалистов был занят именно обслуживанием системы отопления. Печным и каменным делом в Зимнем дворце занимались «мастер, два подмастерья, восемь печников и шесть учеников». Трубочным делом занимались «мастер, подмастерье, три трубника и два ученика». Занимались чисткой труб «мастер, два подмастерья, двенадцать трубочистов и семь учеников»[372].
Несмотря на огромные затраты, у аммосовской системы отопления вскоре выявили ряд недостатков. Уже в 1839 г. Аммосов по настоянию В.П. Стасова пытался внести изменения в конструкцию печей[373]. Тогда попытались заменить металлические трубы на глиняные, но, убедившись, что они очень медленно нагревают воздух и при усиленной топке трескаются и пропускают дым, решили вернуться к металлическим трубам[374]. Такая попытка была сделана в связи с тем, что раскаленные металлические трубы давали неприятный запах, отчетливо ощущавшийся в парадных залах.
Душник на Салтыковской лестнице
Душник в Помпейской галерее
Но самой серьезной проблемой стал пересушенный воздух. Уже в начале 1840-х гг. бытовало мнение, что новые печи пересушивают воздух, вредя здоровью. Причем речь шла о здоровье царских детей. Об этом упоминает в мемуарах дочь Николая I великая княгиня Ольга Николаевна. Она вспоминала, что в Зимнем дворце «устроили новое отопление, подобие центрального, которое совершенно высушило воздух. Чтобы устранить этот недостаток, к нам в комнаты внесли лоханки со снегом и водой, и я думаю, что это произвело очень неблагоприятное действие на наши легкие»[375].
Дело в том, что в декабре 1840 г. Ольга Николаевна заболела «сильным кашлем», и поэтому по настоянию врачей Маркуса и Рауха ее в феврале 1841 г. перевели в Аничков дворец под предлогом того, что сухой воздух Зимнего дворца ей вреден. Николай I согласился с предложениями медиков, и «вся семья с восторгом переселилась в любимое гнездышко. По прошествии одной недели мой кашель исчез. После этого призвали специалистов, чтобы исследовать свойства воздуха в Зимнем дворце, и выяснилось, что содержание влажности в нем слишком недостаточно, как для людей, так и для растений. Построили всюду камины, но и в Аничковом приделали к печам сосуды с водой»[376].
Действительно, Н. Аммосова пригласили в Зимний дворец в марте 1841 г., где он измерял влажность воздуха во всех дворцовых помещениях. При этом отклонений от нормы он не выявил, а таблицы измерений влажности для пресечения слухов опубликовал. Тем не менее слухи о «вредном воздухе» получили широкое распространение.
Видимо, таблицы влажности никого в царской семье не убедили. Все ощущали неприятный запах из душников, видели пыль и грязь, сгоравшую на калориферах и оседавшую в виде копоти на бесценных произведениях искусства в парадных залах Зимнего дворца. У печей Аммосова имелся и «эффект буржуйки»[377]. Когда пневматические печи топились, в залах и жилых комнатах дворца было очень жарко, а когда топка прекращалась, то моментально становилось холодно, поскольку теплый воздух буквально вылетал через каналы системы вентиляции.
К тому же горячий пересушенный воздух от пневматических печей Аммосова плохо влиял на художественные ценности в царских жилых комнатах. Да и сам Императорский Эрмитаж также отапливался печами Аммосова. В отчете, представленном в 60-х гг. XIX в. специалистом по отоплению, чиновником особых поручений при Кабинете Е.И.В. инженер-генерал-майором М.П. Фабрициусом, подробно описано, что недостатки аммосовской системы отопления «гибельно сказываются на хранимых в Эрмитаже сокровищах. Некоторые из них, как, например, древние картины, писанные на дереве, страдают в особенности: доски то коробятся, то выпрямляются, краски лупятся, отстают от грунта, образуются в лаке и красках трещины, в кои забирается гарь и пыль. Лак изменяется химически и дает пятна. Все это вызывает реставрацию картин, а всякая реставрация картин, помимо стоимости, портит их и, конечно, крайне нежелательна. Скульптурные произведения также страдают от указанной системы отопления: в статуях, состоящих из частей, выкрашивается связывающий их состав, и их также приходится реставрировать»[378].
Этот недостаток печей Аммосова пытались исправить, для чего в «пневматические печи» встраивали «железные ящики» с водой, которая, испаряясь, повышала влажность воздуха[379], но это все были полумеры, не решавшие проблему. Воду надо было постоянно подливать, да и уровень влажности невозможно было регулировать, и влажность в комнатах резко менялась «от пустыни» до «тропиков», что не шло на пользу ни людям, ни художественным ценностям.
Поэтому уже в 1850 г. часть печей демонтировали. Прежде всего убрали печи, отапливавшие комнаты болезненной императрицы Александры Федоровны. В июне 1850 г. министр Императорского двора направил записку генерал-лейтенанту Готману, который отвечал за всю инженерную инфраструктуру Зимнего дворца с момента его восстановления. В записке генерал извещался, что «Государю Императору угодно, чтобы во всех комнатах Ея Величества в Зимнем Дворце уничтожено было отопление амосовскими печами». Далее указывалось, что отапливать комнаты императрицы должны дровяные шведские печи. Новую систему отопления предполагалось устроить, используя имеющиеся дымовые каналов в парадных гостиных. Министр спрашивал, возможно ли, «чтобы в тех комнатах, где ныне имеются по два камина, один обращен был в шведскую печь, а другой остался по-прежнему камином?»[380].
Печи, естественно, поставили, декорировав их зеркалами и отделав боковые части печей мраморными плитами. Такие же шведские печи соорудили и «в комнатах на половине Государя Императора». Всего в ходе ремонта 1850 г. установили 10 шведских печей, причем не только «на половинах Их Императорских Величеств», но и на половине великой княгини Ольги Николаевны на первом этаже северо-западного ризалита. Как распределялись эти печи по помещениям, из документов не ясно, упоминается только о двух шведских печах, установленных в Малиновой гостиной и Угловом кабинете императрицы. В 1853 г. такие же дровяные шведские печи устроили на половине цесаревны Марии Александровны на втором этаже юго-западного ризалита[381]. В результате в начале 1850-х гг. большая часть помещений второго этажа западного крыла Зимнего дворца отапливалась привычными дровами. С ними было, конечно, больше суеты и грязи, но все это окупалось ровным и здоровым теплом шведских (голландских) печей.
Ремонт 1853 г. стал последним, больше изменений в системе отопления вплоть до конца царствования Николая I не делали, и шведские печи работали на жилых царских половинах Зимнего дворца до 1880-х гг. Парадные залы и Эрмитаж продолжали отапливаться аммосовскими печами (калориферами). По сей день в подвалах Зимнего дворца кое-где остались элементы конструкций этих печей.
Отметим и то, что при всех системах отопления «строка коммунальных платежей за тепло» в бюджете Министерства императорского двора всегда была довольно значительной. Например, в 1868 г. на отопление Зимнего дворца потратили 173 567 руб. сер. (по смете – 173 650 руб. сер.)[382].
Как это ни странно, но аммосовские калориферы продолжали обогревать комнаты Александра II, с детства страдавшего астмой. Поэтому по Зимнему дворцу продолжали ходить разговоры о «вредном воздухе». Эта молва оказалась необычайно живучей, поскольку чиновник Министерства императорского двора В.С. Кривенко в записках упоминал, что величавый Зимний дворец «совершенно не подходил для частной жизни. Александр II, больной эмфиземой легких, страдал от амосовского отопления, от сухого сильно нагретого воздуха, от плохой вентиляции; в спальне его форточки плохо затворялись, по ночам комната выстывала»[383]. Поэтому с 1863 г. в Зимнем дворце начинает создаваться новая, локальная система отопления, которую закончили во второй половине 1870-х гг.
Для семьи Александра II вопросы, связанные с отоплением и вентиляцией жилых помещений, имели особое значение. Дело в том, что императрица Мария Александровна страдала хроническим легочным заболеванием. Астенически сложенная, легко простужавшаяся, Мария Александровна постоянно болела. Ее старались удалить на осень-зиму из Петербурга, на что императрица соглашалась крайне неохотно. Поэтому новую систему отопления в 1872 г. начали устанавливать именно под неё. Занимался реализацией этого проекта инженер полковник Г. Войницкий, автор брошюры «Отопление и вентиляция». Калориферы его конструкции отличались компактностью и равномерностью нагрева, а их КПД составлял от 72 до 80 %.
Прежде чем начать рассказывать об этом ремонте, следует отметить, что еще в первой половине 1840-х гг. рассматривался экологичный вариант отопления царских половин «горячею водою по методе Свиязева»[384]. Однако этот вариант тогда не прошел, поскольку его сочли крайне дорогостоящим (новая система коммуникаций, строительство котельной, устройство батарей, искажение облика дворцовых интерьеров и т. п.)[385].
Ремонтные работы на половине Марии Александровны окончили к ноябрю 1872 г., когда в подвалах юго-западного ризалита Зимнего дворца установили водяные и чугунные калориферы, служившие для отопления и вентиляции комнат императрицы. Согласно документации, водяные калориферы могли отапливать 380 куб. саженей, а чугунные – 1570 куб. саж. Видимо, более щадящие водяные калориферы отапливали жилые помещения, а чугунные – парадные гостиные. Все работы обошлись в 55 000 руб.[386]
Особенно важным было то, что отопление по системе Войницкого исключало попадание продуктов горения в жилые помещения, а также позволяло более гибко регулировать температурный режим. Кроме того, система отопления была более централизованной по источникам тепловой энергии и более экономичной. Однако и эти работы не решали проблему качества воздуха, поступавшего на жилые половины царской четы, и на этот фактор очень болезненно (в прямом смысле) реагировали как Мария Александровна, так и Александр II.
Тем не менее после успешного завершения работ на половине императрицы принялись за замену системы отопления и вентиляции на половине Александра II. Для него это тоже было небезразлично, поскольку периодически обострявшаяся астма заставляла постоянно держать в кабинете царя кислородные подушки.
В марте 1875 г. министр Императорского двора А.В. Адлерберг для организации работ создал «Комиссию для предохранения подвальных помещений от заливания водой, об улучшении отопления и освежения воздуха в некоторых помещениях Зимнего дворца». Под «некоторыми помещениями» имелись в виду комнаты Александра II. В состав комиссии вошли глава Контроля министерства Двора барон К.К. Кистер, заведующий Зимним дворцом генерал-майор А.П. Дельсаль, инженер генерал-майор Г.Е. Паукер, придворные архитекторы А.И. Кракау и И.А. Монигетти и член инженерного комитета генерал-майор Н.П. Богдановский. В апреле 1875 г. комиссия определилась с перечнем помещений, подлежащих ремонту. Главным «объектом» ремонтных работ стали Собственные комнаты Александра II (6 помещений): Приемная, Бильярдная, два Кабинета, комната для прислуги и Библиотека. В этих комнатах предполагалось устроить оригинальную систему отопления, уже опробованную на половине императрицы Марии Александровны.
Камин с флорентийской мозаикой в Золотой гостиной
По проекту на половине Александра II предполагалось использовать три источника тепла. Во-первых, это традиционные печи и камины в числе девяти единиц. Их предполагалось перестроить, сделать более эффективными, но при этом не менять их привычного внешнего облика. Во-вторых, предполагалось обогревать окна, наполняя теплым воздухом, по специальным воздуховодам пространство между рамами. И, в-третьих, обогревать наружные стены дворца, опять-таки по воздуховодам, проложенным внутри несущих наружных стен. Решение было более чем спорным, поскольку большая часть тепла уходила на отопление улицы. Вентиляция должна была осуществляться «посредством водяных калориферов, расположенных в первом этаже», параллельно с увлажнением воздуха, «как в комнатах Ее Величества».
Подобная система отопления устанавливалась и в четырех комнатах великой княгини Марии Александровны на первом этаже, окнами на Адмиралтейство; в четырех комнатах великих князей Сергея и Павла Александровичей; в квартире графини Блудовой (на первом этаже, четыре комнаты). Водяное отопление провели в Салтыковский подъезд «с вестибюлями и лестницей», как и «на подъезде Ее Величества». Вентиляцию «с увлажнением воздуха от водяных калориферов» провели в Большой коридор на первом этаже западного фасада и в Темный коридор на втором этаже. Те же работы провели и в Малом Фельдмаршальском зале. Попутно с заменой отопления предполагалось отремонтировать все комнаты второго этажа, выходящие окнами на Большой двор Зимнего двора: Запасную половину, Библиотеку и Гардероб Александра II. Там устанавливали «пневматическое отопление и вентиляцию посредством чугунных калориферов, располагаемых в подвале». Ремонту подлежали системы отопления всех квартир и Камер-юнгферского коридора на третьем этаже. При этом «половина теплоты» шла от «устраиваемых вновь комнатных печей, а другая половина с вентиляцией – от чугунных калориферов, располагаемых в подвале». Коридоры отапливались пневматическим отоплением Аммосова, и устанавливалась вентиляция от калориферов. Комнаты первого этажа, с окнами, выходящими во двор, отапливались пневматическими печами, с вентиляцией от калориферов, расположенных в подвале. Стоимость всего проекта оценивалась в 106 000 руб. Кроме этого, аналогичные работы предполагалось провести в Малой церкви и Ротонде, где должны были установить водяные калориферы.
Камин в Большом кабинете императрицы Марии Александровны
Для выполнения работ требовалось «разворотить» все три этажа со стороны западного фасада Зимнего дворца между северо-западным и юго-западным ризалитами. При этом работы требовалось выполнить в сжатые сроки – с мая по ноябрь, пока Императорский двор находится в загородных резиденциях.
Еще одна проблема заключалась в стоимости проекта. Барон К.К. Кистер считал буквально каждую копейку, поэтому перед генералом Дельсалем поставили стратегическую задачу – «постараться убедить Войницкого к понижению суммы, составленной по смете».
Дельсаль попытался убедить Войницкого, однако последний весьма аргументировано отбивался: «… смета составлена по ценам очень низким, <…> в смете нет не только никаких излишков, но в нее не введены многие расходы и работы <…> предстоящая работа во Дворце не выгодна еще по затруднительности контроля мастеровых людей и учета производимой ими работы, <…> из мелочей, разбросанных по всему Дворцу <…> я нахожу невозможным понизить общую стоимость (131 000 р.)». Более того, Войницкий сам увеличил смету до 136 000 руб. В результате 7 марта 1876 г. министр Императорского двора согласился на заявленные 136 000 руб.
Предстоящие работы были более чем внушительны. По смете предстояло: устроить «помещения для водогрейных котлов в подвале»; устроить «камеры калориферов для проведения к калориферам воды и наружного воздуха»; проломить отверстие для забора воздуха в систему вентиляции в наружной стене у Салтыковского подъезда; разломать печи Аммосова в подвальном этаже; развести вентиляционный воздух по помещениям; обеспечить «согревание промежутков между оконными рамами посредством чугунных калориферов»[387]. К этим работам, как главный поставщик, привлекался директор Петербургского Металлического завода инженер-механик Кроль.
Система увлажнения воздуха предполагала устройство при каждом калорифере «отдельных приборов для увлажнения», которые включали «сосуд в камере, котелок для нагревания воды и деревянный бак, с соединением этих отдельных частей трубками, с кранами и всеми принадлежностями»[388].
Особую проблему представляло устройство обогрева межоконных пространств. Такой системой предполагалось оборудовать 8 окон на первом этаже и 13 окон на втором этаже западного фасада Зимнего дворца. Для этого в несущей наружной стене пробивались каналы, подводимые к межоконным пространствам. Они выходили из «подоконных досок», отверстия в которых закрывались «изящными решетками».
В результате в комнатах Александра II и в комнатах великой княгини Марии Александровны смонтировали отопление и вентиляцию с замкнутым независимым циклом. Это позволяло регулировать температуру в каждой комнате индивидуально. К тому же устройство системы вентиляции и увлажнения было конструктивно таково, что позволяло устанавливать и уровень вентиляции по высоте от пола. Примечательно, что все каналы, через которые воздух засасывался через воздухозабор у Салтыковского подъезда, выложили глазурированными изразцами.
Во время сильных морозов, когда отопление межоконных пространств и отопление наружных стен не согревало комнаты в достаточной степени, предполагалось подогревать увлажненный воздух, поступающий в комнаты. Девять печей и каминов в комнатах царя оставались по большей части данью традиции.
Напряженная работа по замене отопительной системы и системы вентиляции продолжались все лето 1876 г. Великий князь Сергей Александрович в дневнике отметил, что, несмотря на холодную весну, семья готовилась к переезду на дачу в Царское Село, поскольку «будут весь этот фасад дворца переделывать для нового отопления». А когда семья в конце октября вернулась в Зимний дворец, то все комнаты уже были «с новым отоплением»[389]. В результате к началу 1880-х гг. в Зимнем дворце функционировали три системы отопления: во-первых, классические камины и шведские печи; во-вторых, аммосовская система; в-третьих, система чугунореберных печей Войницкого-Кроля.
При Николае II в Зимнем дворце в северо-западном ризалите начали монтировать четвертую систему отопления. Это решение состоялось летом 1894 г. еще при Александре III. Император был недоволен имевшимися системами отопления в своей официальной резиденции. По его мнению, обогревание комнат производилось неравномерно, воздух по-прежнему был очень сухой, при топке в воздуховодах стоял сильный шум. Видимо, проблемы с отоплением были действительно очень серьезными, если император согласился на столь дорогостоящий ремонт. Было решено установить новую локальную систему водяного отопления. Одновременно устанавливались водяные калориферы для введения свежего воздуха с соответствующей вентиляцией и увлажнением и прочищались жаровые каналы.
Работы начались уже при новом императоре Николае II, когда в 1895 г. в северо-западном ризалите Зимнего дворца для него начали обустраивать квартиру.
Для устройства водяного отопления в подвал под крохотным внутренним световым двориком северо-западного ризалита Зимнего дворца буквально втиснули котельную. На крыше дворца, за башенкой оптического телеграфа над «Собственным подъездом», построили вентиляционную башню. Она внесла заметный диссонанс в привычный архитектурный облик дворца.
Система, в основе которой использовался уже опробованный ранее водовоздушный принцип отопления, продолжала совершенствоваться. Четырнадцать воздушных камер питались всего от одного котла, а каждая воздушная камера обслуживала несколько воздуховодов. Вода в котельную поступала от центрального городского водопровода, появившегося в Санкт-Петербурге в 1863 г. Отметим, что установленная в 1895 г. система отопления позволяла эффективно регулировать влажность воздуха в жилых помещениях, причем делать это можно было в каждой комнате индивидуально. Для повышения влажности подогреваемого воздуха над калориферами имелась ванна с водой. Это инженерное решение вывело на новый уровень качество воздуха, поступавшего в покои царской семьи. Все работы обошлись в 189 511 руб.[390]
Вентиляционная башня над северо-западным ризалитом
Таким образом, к 1917 г. в Зимнем дворце параллельно действовали четыре технически различные системы отопления, не объединенные в единую сеть. Во-первых, в Зимнем дворце сохранялось традиционное печное отопление, носившее локальный характер. Во-вторых, с 1840-х гг. в Зимнем дворце действовали пневматические печи Н.А. Аммосова, обогревавшие большую часть дворца. В-третьих, в 18601870-х гг. создается локальная система «огневоздушных печей» для личных покоев императора Александра II, страдавшего астмой, и его жены императрицы Марии Александровны, болевшей туберкулезом. В-четвертых, с середины 1890-х гг. северо-западный ризалит Зимнего дворца и здание Нового Эрмитажа обогревались системой центрального водяного отопления, созданной инженером Войницким.
В 1920-х гг. в Зимнем дворце начинаются работы, должные превратить его в музейное здание. В результате этих работ искажавшая пропорции дворца вентиляционная башня над «Собственным подъездом» была разобрана, так же как и трубы котельных во внутренних световых двориках[391]. Тогда же удалили из Зимнего дворца до 100 отопительных приборов (печей, плит, очагов и каминов). Поэтому многих каминов, которые мы видим на акварелях К.А. Ухтомского и Э.П. Гау, сегодня просто нет.
Катастрофическое наводнение 1924 г. привело к затоплению всех подвалов дворца. Оно фактически разрушило действовавшие отопительную и вентиляционную системы. Воздуховоды наполнились водой, изоляция труб размокла. Во дворце появилась устойчивая сырость. Началась немедленная реконструкция отопительной и вентиляционной систем. Старую систему воздушного отопления, устроенную в 1860-1870-х гг. в покоях Александра II, восстановили к концу 1924 г. Также отремонтировали и систему центрального водяного отопления бывших комнат Николая II. К зиме 1925 г. наскоро отремонтировали аммосовские печи.
В ходе реконструкции инженерных коммуникаций дворца в 19331939 гг. водовоздушную систему отопления подключили к городской сети. В нее входили две системы: зданий Эрмитажа и комнат половины Николая II. После 1945 г. в ходе восстановления Зимнего дворца разобрали железные дымовые трубы и конструкции котельной, обеспечивавшие теплом половину Николая II. Тогда же разобрали и кирпичную трубу, остававшуюся от отопительной системы, устроенной в 1860-1870-х гг.
Система вентиляции Зимнего дворца
Проблема вентиляции дворцовых помещений всегда заботила архитекторов, проектировавших и строивших такие представительские здания, как царские и императорские резиденции. Как правило, в XVIII в. проблема вентиляции дворцовых залов решалась за счет естественной вытяжки, работавшей не только через окна и двери, но и через специальные вентиляционные каналы – душники, изначально закладывавшиеся при строительстве в стены.
Ф.Б. Растрелли еще при возведении деревянного Зимнего дворца, в котором жила императрица Елизавета Петровна, устроил под потолком дворцовых зал «отдушины с железными трубами» для «вентилирования тяжелого воздуха»[392].
Но в каменном Зимнем дворце этот проект им не был повторен. Поэтому во время многотысячных дворцовых празднеств все недостатки естественной вытяжки начинали немедленно ощущаться. Тепло от тысяч свечей повышало температуру в дворцовых залах сразу на десяток градусов. К этому добавлялась духота, накапливавшаяся от дыхания тысяч людей. На все это накладывался чад из подсобных помещений, в которых на спиртовках разогревались кушанья.
Подобная дворцовая атмосфера считалась неизбежным злом. Ее даже и не замечали, поскольку так было всегда. Периодически атмосферу залов пытались облагородить. На раскаленные лопатки капали особые «дворцовые духи». Эта проблема отчасти решалась и за счет привычных форточек, что выливалось в масштабные общедворцовые проекты. Например, в декабре 1834 г. буквально за месяц до начала больших балов последовало высочайшее повеление: «форточки по всему Зимнему Дворцу, в среднем этаже, находящиеся в нижних стеклах, переставить в верхние и сделать их откидными»[393]. Распоряжение, конечно, выполнили, но кардинально проблему вентиляции парадных залов это не решило. В залах было либо душно, либо начинали гулять такие сквозняки, что скоротечная чахотка стала самым распространенным заболеванием среди золотой молодежи того времени, особенно среди женской ее части, блиставшей обнаженными плечами.
Во второй четверти XIX в. в дворцовых залах начала применятся принудительная вентиляция. Впервые о вентиляторах, установленных в Зимнем дворце, упоминается в материалах, связанных с его восстановлением. Зимой 1838/39 г. во дворце установили несколько вентиляторов, которые удаляли из дворца сырой воздух и перемешивали горячий, способствуя максимально быстрой просушке возводимых капитальных стен. Но это были промышленные вентиляторы. Позже домашние вентиляторы с ручным приводом начали устанавливать на жилых половинах западного фасада Зимнего дворца.
Кроме этого, при установке аммосовского отопления в его схему заложили систему вентиляции залов, действующую по сей день. Вентиляционные каналы по стоякам выводились на чердак Зимнего дворца, и у каждого выхода канала на чердаке крепилась латунная табличка с указанием номера зала, из которого он шел. В планах дворца, подписанных генерал-майором Аммосовым, указаны вентиляционные каналы в каждой из комнат. Эти каналы обозначены на поэтажных планах Зимнего дворца именно как «вентиляторы». Здесь имелись в виду не лопастные вентиляторы, а вентиляционные каналы, по которым «испорченный воздух» естественным образом вытягивался из комнат. Аммосов также устроил в несущих стенах Зимнего дворца резервные вентиляционные каналы, впоследствии они активно использовались при всех модернизациях как отопительных, так и вентиляционных систем.
Эти вентиляционные каналы служат по сей день. Так, в результате обследования всего комплекса зданий Государственного Эрмитажа, проведенного в 1987 г., нашли около 1000 внутристеновых каналов различного назначения общей протяженностью около 40 км[394].
На поэтажных планах Зимнего дворца 1840-х гг. в больших залах кроме «вентиляторов» указаны еще и некие «холодники». Их появление именно в больших залах связано с уже перечисленными проблемами, возникавшими при проведении больших балов. Для удаления духоты и спертого воздуха и требовались «холодники». Судя по их количеству и сосредоточенности на капитальных стенах, обращенных на улицу, это были специальные вентиляционные короба, открывавшиеся только во время балов по мере необходимости. Располагались они в окнах верхнего яруса парадных залов.
Тем не менее во время больших балов «холодники» не справлялись с вытяжкой «испорченного воздуха», и в залах было душно. Маркиз де Кюстин, бывший в возобновленном Зимнем дворце осенью 1839 г., упоминал: «Ртутный столбик поднялся до 40 градусов, и, несмотря на вечернюю свежесть, во дворце было очень душно. Выйдя из-за стола, я поспешил укрыться в амбразуре распахнутого окна. Я поднял глаза и увидел императрицу. Мы были одни в амбразуре этого окна, напоминавшего открытую беседку над Невой. – Что до меня, – сказала императрица, – то я задыхаюсь; это куда менее поэтично. Впрочем, у вас есть все основания восхищаться этим видом; он в самом деле великолепен».
Проложенная в 1838–1839 гг. система вентиляции периодически модернизировалась. Осенью 1850 г. будущий Александр II распорядился, чтобы «на половине Детей Государя Наследника Цесаревича, на лестнице, ведущей из Будуара вниз», установили «вентилятор или другое по усмотрению Вашему средство для очищения воздуха»[395]. Выполняя распоряжение цесаревича, архитектор Штакеншнейдер устроил в детских комнатах дополнительные вентиляционные каналы.
Периодически вмонтированная в стены и стояки дворца система вентиляции давала сбой, подбрасывая его хозяевам неприятные сюрпризы. Нечто странное произошло, например в 1856 г., в начале правления Александра II. Мистики никакой не было, но туман в парадных залах был.
В документах это описывается следующим образом: «Государь Император заметил, что во время вечерних собраний в Зимнем дворце, при значительном скоплении публики, делается почти всегда в залах оного род тумана, чего до перестройки дворца после пожара никогда не было…» В результате император приказал составить комиссию «из профессоров и академиков физики», чтобы не только разобраться в природе тумана, но и ликвидировать его[396].
В состав комиссии вошли академики Императорской академии наук «по части физики» А.Я. Купфер[397] и Э.Х. Ленц[398] и академик «по части химии» Фрицт. Кроме этого, к работе комиссии «по борьбе с туманом» подключились инженер генерал-лейтенант А.Д. Готман[399], майор от ворот инженер-полковник К.Л. Кубе и архитекторы А.К. Тон, А.И. Штакеншнейдер, О. Монферран и Р.И. Кузьмин. Все вместе они «освидетельствовали металлические устройства в Зимнем дворце».
Как установили ученые физико-математического отделения, причиной образования тумана под потолком Концертного зала стал значительный перепад температур внутреннего и наружного воздуха. Внутри воздух нагревался тысячами восковых свечей, а снаружи стоял двадцатиградусный мороз: «сгущение паров было произведено холодом, вошедшим через окна галереи, которые нужно было открыть, для того чтобы дать выход как испарениям, так и избытку теплоты, произошедшему от многочисленности собрания»[400]. Ученые констатировали, что образованию тумана способствовала недостаточная вентиляция.
Этот дефект вентиляции, внезапно выявившийся после 16 лет эксплуатации Концертного зала, предлагалось исправить устройством дополнительных вентиляционных отверстий в потолке залы «при помощи труб, которые были бы проведены через потолок, соединяясь в одну общую трубу», что «послужило бы коренным средством к отвращению порчи воздуха».
Как оказалось, такой вариант вентиляции зала через отверстия в потолке рассматривался при восстановлении Зимнего дворца в 1838 г. Приведем обширную цитату из акта по устройству «в залах Зимнего Дворца отдушин», подписанного 25 января 1839 г. генерал-лейтенантом Готманом, генерал-майором Аммосовым, архитектором 4-го класса Траубертом, архитекторами Стасовым, Брюлловым, Тоном и инженер-подполковником Кролем. Этот отрывок наглядно показывает, как тщательно прорабатывались инженерные проблемы, встававшие в ходе восстановления дворца, несмотря на высокие темпы, заданные царем по восстановлению его резиденции.
Итак, члены комиссии констатировали, что «устройство отдушин в металлических потолках и каменных сводах никак допущено быть не может, ибо они, при первом открытии, оледенеют и произведут неизбежную капель, таковые отдушины могут устраиваться только в потолках деревянных, вентиляция же будет производиться посредством особых труб, устроенных в самих стенах генерал-майором Аммосовым, по начальному о том предположению, в случае же недостаточности их, что покажет опыт, то весною, в добавление вентиляции, устроить форточки в залах, в верхних окнах, а в комнатах в самых верхних стеклах, долженствующих открываться посредством блоков с тем, чтобы между летними и зимними переплетами были ящики для отвлечения замерзания остальных, кроме форточных, в переплетах стекол»[401].
Именно эти специальные ящики, устроенные в «самых верхних стеклах», и назывались «холодниками». Николай I в январе 1839 г. согласился с мнением авторитетной комиссии, одобрив предложение комиссии «не устраивать особых отдушин», а «весною устроить форточки».
Однако в 1856 г. выяснилось, что в некоторых ситуациях «особых труб», заложенных в стенах Аммосовым, не хватает для удаления из зала испорченного воздуха. Поэтому члены новой комиссии образца 1856 г.[402] решили вернуться к идее 1838 г. и устроить в потолке Концертного зала вентиляционные вытяжки.
К лету 1856 г. составили схему и смету предполагавшихся работ по устройству в залах Зимнего дворца вентиляторов. Отметим, что это были самые настоящие лопастные вентиляторы, осуществлявшие принудительную вытяжку испорченного воздуха. Поскольку электропривода для таких вентиляторов тогда еще не было, то использовали самую простую схему, когда лопасти вентиляторов приводились в действие за счет мускульной силы рабочих на чердаке Зимнего дворца.
В записке генерал-лейтенанта Готмана эта схема описывалась следующим образом: «Провести деревянную трубу, обернутую войлоком, между двумя потолочными шпренгелями, <…> согнуть эту трубу коленом на чердаке соседней залы, где для усиления тяги устроить в трубе маховое колесо, а потом вывести ее сквозь крыши в наружу <…> в деревянной трубе клапан или задвижку <…> для закрытия, когда вентилятор не действует»[403].
В смете схема первого «настоящего» вентилятора детализирована: «Деревянные трубы из двухдюймовых досок, обделанные кровельным железом, обернутые в три ряда толстым войлоком и обшитые прочной клеенкою <…> устройство <…> ни малейшего снега в трубу не попадало <…> с барабанами, где будут устроены механические колеса с крыльями для приема и выбрасывания из зала внутреннего воздуха в вертикальную трубу <…> с большими маховыми колесами, соединяющимися ремнями через барабан с вентиляторными колесами с принадлежащими к ним шайбами, через посредство устройства таких вентиляторов в течение одного часа может вытягиваться воздуха до 100 000 кубических футов, платформы, дабы у такового колеса могли свободно действовать 4 человека»[404].
Кстати, академик Э.Х. Ленц настаивал именно на таком варианте устройства вентиляции, полагая, что полная вентиляция может быть достигнута только механическим способом.
В виде опыта решили устроить два таких больших вентилятора «по концам Гербового зала. с механизмом для вытягивания внутреннего воздуха со всеми принадлежностями». В марте 1857 г. эти большие вентиляторы установили в парадном Гербовом зале.
Опробовали новые вентиляторы во время зимнего сезона 1858 г. В начале февраля 1858 г. обер-гофмаршал Шувалов докладывал министру Императорского двора графу В.Ф. Адлербергу: «К сему считаю долгом присовокупить: 1. Что хоть сделанные в виде опыта в Гербовой зале два вентилятора несколько уменьшали густоту воздуха во время бывшего там 7 января бала, но все еще, вероятно, по малому числу сих вентиляторов, достигнутое улучшение было неудовлетворительно. Между тем как для действия оными назначено было 16 человек; и 2. Что в Лондоне, в залах почтамта, где всегда бывает большое скопление народа, устроены на чердаках, как мне известно, пневматические аппараты, которые посредством особого механизма вытягивают воздух без употребления для сего людей»[405].
Таким образом, вентиляторы, которые обслуживало 16 человек, не решали проблемы, поэтому министр принял решение выписать из Лондона чертежи пневматических вентиляторов для их экспертизы в Строительной комиссии.
Бюрократическая переписка между Петербургом и Лондоном началась в феврале и продолжалась вплоть до августа 1858 г. В результате знакомства с чертежами члены Строительной комиссии пришли к выводу, что английский вариант вентиляторов проблему не решит. Поэтому в ноябре 1858 г. «устройство вентиляции высочайше повелено отложить впредь до удостоверения в лучшем способе такового устройства, для чего иметь ввиду командировать майора от ворот Зимнего Дворца инженер-полковника Кубе в Вену, Париж и Лондон»[406].
Управляющий зданием Зимнего дворца Карл Леонтьевич Кубе выехал в заграничную командировку в конце февраля 1858 г. и вернулся в Петербург в начале августа 1858 г. Он посетил Францию, Англию, Германию и Бельгию, где подробнейшим образом ознакомился с различными системами вентиляции общественных зданий. По возвращении он представил министру Императорского двора подробнейший отчет, в котором изложил все плюсы и минусы осмотренных им систем вентиляции[407]. Вывод, сделанный инженер-полковником был незатейливым, но вполне объективным: «Ни одна из объясненных мною систем не может быть у нас принята вполне и безусловно». Тем не менее К.Л. Кубе склонялся к использованию системы Ван Геке, поскольку она была и дешевле, и вписывалась в уже действующую систему аммосовского отопления: «…отопление посредством нагретого воздуха в самом Дворце уже устроено, <…> уширить существующие каналы и душники для входа нагретого и выхода испорченного воздуха, <…> было бы полезно провести трубы по поверхности стен, с отделкой их в виде архитектурных украшений».
В.Ф. Адлерберг, ознакомившись с запиской, констатировал, что «вентиляция есть предмет весьма важный» и предложил учредить особый комитет для анализа записки Кубе и принятия окончательного решения по вопросу об устройстве вентиляции в залах Зимнего дворца. Александр II утвердил это решение.
Комиссия работала в течение года, регулярно проводя заседания, заслушивая различные мнения и рассматривая записки изобретателей, предлагавших свои системы вентиляции. Более того, было принято решение устроить для пробы новую систему вентиляции в одном из детских приютов, на что выделили 5000 руб.
Но К.Л. Кубе не стал ожидать окончательных решений комиссии и начал принимать их сам, периодически докладывая комиссии о проделанных в Зимнем дворце работах. При этом многие из членов особой комиссии, будучи в немалых чинах и присутствуя по должности на больших императорских балах, лично оценивали результаты его работы.
К 3 января 1860 г. устроили новую вентиляцию «по способу всасывания» в Николаевской зале. Вентиляция представляла собой некий компромисс, позволивший обойтись без больших строительных работ. Нововведения сводились к следующему. Во-первых, на верхнем этаже Помпейской галереи установили два вытяжных камина. Во-вторых, четыре запасных канала в несущей стене Николаевского зала использовали как вытяжные каналы. В-третьих, в одном из окон поместили «коробку с проволочными сетями в 8 рядов по системе Эриксона». В-четвертых, для вентиляции использовали открытые жаровые душники аммосовских печей, через которые в зал поступал свежий воздух. В-пятых, аммосовские печи в день бала не топили.
Члены комиссии, бывшие на балу, подтвердили, что «воздух был чист» и результат проведенных работ «весьма удовлетворителен». И это с учетом того, что «во все продолжение бала, бывшего 3 января при числе присутствовавших до 2000 персон и при горении 5000 свечей, воздух залы был чист, не замечено было ни малейшего чада или дыма и температура не возвышалась выше +16 Реомюра»[408] (т. е. не более 20 градусов по Цельсию. – И. З.).
Вентиляционные отверстия в Николаевском зале, закрытые золочеными решетками
К 15 января 1860 г. устроили новую вентиляцию в Георгиевском зале Зимнего дворца. Работы свелись к тому, что в половине всех верхних окон зала вставили деревянные коробки, обтянутые клеенкой, которые действовали как вытяжные трубы. Результаты были следующими: «в продолжении всего времени после отстройки дворца в этой зале при больших собраниях и освещении чувствовался тяжелый воздух и чад. Во время же обеда, бывшего 15 января в честь господина фельдмаршала князя Барятинского, свечи горели ясным пламенем, и в воздухе не было чувствительно никакого запаха»[409].
К 7 февраля 1860 г. вариант вентиляции, устроенной в Георгиевском зале, воспроизвели в Белом зале Зимнего дворца. Балы 7 и 14 февраля показали, что опыт был не столь удачен. Причиной тому был полуциркульный потолок Белого зала, под которым, в отличие от плоского потолка Георгиевского зала, скапливался отработанный воздух. Поскольку воздух «не вполне уходил в окна, оставаясь в некотором количестве под замком свода», К.Л. Кубе принял решение «устроить вытяжные трубы в полке залы». Эти работы провели летом 1860 г., и в декабре 1860 г., накануне новой серии больших императорских балов, Кубе отчитался о проделанной работе.
Вентиляционное отверстие в Георгиевском зале над люстрой
В полуциркульном своде Белого зала проделали восемь квадратных отверстий 1,5 на 1,5 м. Со стороны зала отверстия закрыли металлическими ажурными решетками белого цвета, а со стороны чердака их закрыли деревянными крышками с войлоком. Над отверстиями на чердаке устроили деревянные, обтянутые войлоком и клеенкой трубы, проведенные сквозь крышу. В трубах поместили по три лампы «средней величины, служащие для возвышения в них температуры воздуха».
Вентиляционный проем в сводах Белого зала
16 декабря 1860 г. провели тестирование новой вентиляции Белой залы «по способу всасывания». Сначала при закрытой вентиляции свечи горели в продолжение часа, и «в воздухе залы чувствовался тяжелый воздух. После открытия, в продолжение 5 минут, воздух залы заметно очистился. При этом жаровые душники аммосовских печей были открыты… бумажки, помещаемые в трубу, выносило с большою силою…»[410].
Позже подобную систему вентиляции устроили и в ряде парадных гостиных, в которых имелись полуциркульные потолки. Например, подобную систему устроили в Золотой гостиной императрицы Марии Александровны. И по сей день мы можем видеть в потолке этой залы вентиляционные отверстия, прикрытые золочеными фигурными решетками.
Вентиляционная решетка в своде Золотой гостиной
Как правило, системы вентиляции в Зимнем дворце модернизировались одновременно с ремонтом отопительной системы. Но в 1895 г. имелся еще один важный повод для модернизации системы вентиляции. Дело в том, что впервые в истории Зимнего дворца Николай II отказался от привычных бань и устроил для себя бассейн. Со временем бассейн расширили и попутно с этими работами обновили систему вентиляции в северо-западном ризалите. Тогда в подвалах смонтировали новые воздуховоды большого сечения, по которым воздух с улицы поступал непосредственно в вентиляционные каналы и через старые душники попадал в помещения верхних этажей.
Вентиляционный проем в своде Золотой гостиной
В 1911 г. инженер Н.П. Мельников предложил новый проект отопления и вентиляции Зимнего дворца, а проведенный конкурс на ее монтаж выиграла фирма «Русский механический завод братьев Кёртинг».
Инициатором этих работ стало руководство Императорского Эрмитажа в лице его директора графа Д.И. Толстого и главного хранителя Э.Э. Ленца. В 1910 г. они подняли вопрос о замене вентиляции, указав на необходимость его безотлагательного решения. При этом они категорически настаивали на замене воздушного отопления в любых его видах на центральное водяное, считавшееся в тот момент самым передовым. В случае крайней необходимости они даже согласились пойти на повреждение стен в Эрмитаже. В качестве технического задания разработчикам были представлены требуемые параметры климата в залах музея: температура – 18±2 °C, влажность – около 60±10 %. Воздух должен был поступать хорошо отфильтрованным. В соответствии с техническим заданием к лету 1911 г. техник Кабинета Е.И.В. инженер Н.П. Мельников разработал проект[411].
В помещениях Зимнего дворца установили (кое-где они сохранились до наших дней) батареи отопления и электровентиляторы, благодаря которым воздух проходил через систему увлажнения и очистки, поступая затем в залы.
В разных местах Зимнего дворца установили специальные датчики (психрометры), определяющие относительную влажность. Сигналы от них поступали в единый пункт управления. В результате из одного места можно было регулировать температуру и влажность сразу во многих помещениях. На расстоянии включались электромоторы, закрывающие и открывающие задвижки на воздуховодах. Это был настоящий прорыв. Кстати, в ходе этих работ были изобретены и активно применялись пневматический молоток и промышленный пылесос. Работы по переустройству отопления в Эрмитаже были закончены к осени 1912 г., вентиляцию смонтировали к 1914 г.
Несмотря на прогресс техники, в Государственном Эрмитаже не отказались от элементов отопительных систем, заложенных в его схему еще в 1838–1839 гг. Сегодня, как и почти 200 лет назад, основные экспозиционные площади Зимнего дворца используют воздушный принцип отопления.