– …наш милый Дик держал в руках меч святого Алана, – графиня возвысила голос, перекрывая мерное топанье Невепря, – он одним ударом отсек черную тень от ног своего отца. Кровь из ран перестала течь, а сами раны стали источать сияние. Эгмонт поцеловал сына в лоб и растаял, обратившись в свет. Там, где он исчез, расцвели анемоны, а у ног вашего сына, кузина, лежал поверженный демон с головой черной птицы. Я проснулась под вой бури и ощутила запах анемонов… Я немедленно разбудила отца Маттео и рассказала ему. Он был потрясен…
– Конечно, эрэа, – уныло подтвердил священник, – было три часа ночи…
– Я уверена, это было пророчеством, – возвестила Аурелия. – Наш Ричард отомстил за отца, и душа кузена обрела мир.
– Герцог Алва – живое воплощение семи зол, – зеленоватые гляделки почти что сверкнули, – ему нет прощения ни земного, ни небесного!
– О да, кузина, – подхватила Аурелия, – убийца благородного Эгмонта наказан!
Луиза обернулась на Айрис, прикидывая, что бы опрокинуть, но девушка промолчала, только вцепилась в ворот платья. Ненастье отобрало у девочки последнюю радость, при такой погоде не погуляешь.
– В Горике я встретил одного знакомого… Мы вместе служили, – торопливо заговорил Реджинальд. – Его величество женится на дочери урготского герцога.
– Ложь! – отрезала Мирабелла. – Альдо Ракан не опустится до купчихи.
– Фома очень богат, – напомнил виконт, – а его величество нуждается в средствах. Содержать армию очень, очень дорого…
– Наль, – подала голос Айрис, – когда Робер получит твое письмо?
– Мой знакомый уже должен быть в Ракане, – Реджинальд застенчиво улыбнулся, – он обещал тотчас же доставить письма.
– Айрис, – герцогиня поджала губы, словно там было чего поджимать, – вам не подобает называть Повелителя Молний по имени.
– Мы любим друг друга, – Айри отодвинула нетронутую тарелку, – для меня он – Робер.
– Пренебрегая приличиями, вы позорите память вашего отца, погибшего во имя Великой Талигойи! – Надо быть последней дурой, пытаясь помирить нетопыря с чайкой. Леворукий бы побрал благие намерения…
Айри часто задышала, ее глаза сузились:
– Мой жених служит своему королю и своему отечеству. Я помню, что восстание поднял герцог Окделл. Я помню, что он проиграл и погиб. Робер не погиб, а победил. Он для Талиг… для Великой Талигойи сделал больше.
– Герцог Эпинэ достоин всяческого уважения! – выпалил Реджинальд и свалил тарелку. Полетели кости и брызги, но их было слишком мало.
– Эпинэ – Люди Чести, – Мирабелла выпрямилась в кресле, хоть это и казалось невозможным, – но в их роду были предатели и еретики. Повелители Молний вернулись на путь служения святому делу лишь недавно. Потомки предателя Шарля склонились перед потомком Алана. Ваш брат и повелитель, Айрис, дав согласие на брак, оказал Роберу Эпинэ честь. Если б не ваше предосудительное поведение, вы могли бы рассчитывать на большее.
На большее?! Это на что же? Алва для святой дуры в одной цене с Леворуким, Приддов мы не жалуем, остается красотун Альдо… Весело!
– Если б я осталась в Надоре, я бы сдохла, как Бьянко! – Девушка рванула воротник и захохотала. – Вы бы упрятали меня в склеп к отцу и были б счастливы! Но лучше в гробу, чем так жить… Чем жить с вами!
Опять! Святая Октавия, опять, но Айри винить не приходится. Она не кусалась до последнего…
Чем выше взлетел вчера на призрачных крыльях, тем тошней будет ползти по завтрашнему болоту. У радости свое похмелье, у погоды – свое… Луиджи смотрел на серые дворы, над которыми висели черные тучи, и с трудом верил, что снега́ могли обернуться бриллиантовыми россыпями.
От недавнего непонятного счастья остались режущие по живому осколки. Все еще чистый, отливающий бирюзой горизонт и тот не радовал, а тревожил. Капитан Джильди снял перчатку и голыми пальцами сгреб с перил отсыревший, слежавшийся снег. Делать было нечего, а идти некуда. Конечно, всегда можно пофехтовать, найти книгу или собеседника, напиться, в конце концов, но при этом ты останешься бездельничающим гостем. Старая Придда живет весенней войной, ей не до чужеземных капитанов, кого бы они ни взяли в плен. Хексбергская битва уже стала прошлым, а смотреть нужно вперед. Что может моряк на суше? В лучшем случае – убить парочку прохвостов. Это весело, но на войне твое место там, где от тебя больше проку.
Галеры не зависят от ветров, они могут прятаться среди островов, подходить к самому берегу… Это пригодилось осенью, пригодится и весной, когда Альмейда отправится к дриксенцам с ответным визитом. Война развязана, Золотой Договор нарушен, хотя правильнее сказать, что его больше нет…
– Господин капитан! – Молоденький порученец влетел на заснеженную галерею, даже не набросив плаща. – Вас просит монсеньор.
– Иду. – В Талиге несколько монсеньеров, но для капитана Джильди таковым является только Ворон. – Господин регент один?
– Сейчас у него командор Райнштайнер.
Значит, что-то не так с письмом для Фельсенбургов. Регент хочет, чтобы родичи кесаря вели переговоры с жадным фельпским капитаном. Что ж, деньги окажутся к месту. Можно выкупить «Влюбленную акулу» и откупиться от дуксов самому. Луиджи Джильди служит тому, кому дал слово, а не отрабатывает чужие сапфиры…
– Капитан Джильди к монсеньору! – бросил на ходу порученец, и здоровенные бергеры распахнули дверь. В Старой Придде покушаться на регента было некому, но, отыщись убийца, ему бы не поздоровилось.
– Входите, капитан. – Герцог Ноймаринен возвышался у камина, еще несколько человек сидело у стола. – Сударыня, благодарю за помощь. Возможно, нам еще придется вернуться к этому разговору.
– Ничто… страшного. Я буду рада оказаться полезной бл… агородным людям. – Из-за герцогской спины показалась тоненькая фигурка в мужском платье, и Луиджи едва не заорал в голос.
– Капитан Джильди, – резко спросил регент, – вы знаете эту девушку?
– Я… – Огромные янтарные глаза, точеный носик, темно-рыжие волосы. – Нет, я вижу ее впервые. Я обознался.
– Жаль! Барон, пусть Карл проводит госпожу баронессу в ее комнаты и проследит, чтобы ее не беспокоили. И напомните ему о портнихе и женщине для услуг. Садитесь, Джильди.
– Благодарю. – Рядом с рослым бергером девушка казалась ребенком. На пороге она оглянулась, послав печальный взгляд молодому офицеру с каштановыми волосами. Нет, лицом она не походила на Поликсену, совершенно не походила, хоть и была настоящей красавицей…
– И все же, – герцог Ноймаринен явно решил докопаться до сути, – кого вам напоминает наша гостья?
– Одного из офицеров «Морской пантеры». – Зачем скрывать то, что давно не имеет значения. – Был такой галеас. Им командовала сестра бордонского дожа, ее офицерами были женщины. Та, о ком я говорю… Она умерла на моих глазах, а ваша гостья была в военном платье…
– Это неважно. – Ноймаринен разом утратил всякий интерес. – Капитан, вы на протяжении нескольких месяцев находились рядом с Алвой. Он что-нибудь говорил о гоганах?
– О ком? – удивленно переспросил Луиджи.
– О гоганах, – невозмутимо повторил регент и медленно пошел вдоль стены. Об этой его привычке Джильди предупредили перед первой аудиенцией. – На подносе глинтвейн. Пейте.
Фельпец послушно взял кружку, некстати припомнив вечер на вилле Бьетероццо; на душе стало еще гаже, чем было. Мерзкая погода, мерзкие воспоминания, мерзкое настроение, а Вальдес прав: Руппи с его адмиралом в Эйнрехте делать нечего.
– Монсеньор, – генерал Ариго отодвинул стул и уселся рядом с вернувшимся бароном, – я переговорил с гонцом маркграфа. Вы правы, это не срочно.
– Мы не можем знать, что важнее в глазах Создателя: битва народов или же взмах крыла голубя, – проворчал регент. – Помнишь, кто сказал?
– Забыл! – Ариго без лишних слов притянул к себе кружку. Похоже, новости из Бергмарк были не из приятных.
– Капитан Джильди, – напомнил Ноймаринен, – вы вспомнили?
– Нет, – протянул Луиджи, – разве что… Монсеньор купил у гоганов лилии для мистерии.
– Ну хоть что-то, – проворчал Ноймаринен. – Я знаю, вы рассказали все, что могли, но герцог Придд и его спутница сообщили о новых обстоятельствах. Подумайте, не случилось ли в вашем присутствии чего-то, что невозможно объяснить с точки зрения здравого смысла?
Выходит, офицер с каштановыми волосами – тот самый герцог, чье появление положило конец веселью. Девушка была с ним, и она что-то знала… Что?
– Господин регент имеет в виду то, что люди просвещенные предпочитают не замечать, – пояснил бергер. – Не упоминал ли в вашем присутствии герцог Алва или кто-либо иной о выходцах, проклятиях, пророчествах и тому подобном?
Тому подобное было, и еще как, но бред о девушке на белом коне принадлежит только капитану Джильди и маршалу талигойскому.
– Я слышал, как порученец герцога рассказывал о своем отце. Тот стал выходцем, но это случилось до того, как Герард поступил на военную службу.
– Кто этот порученец? Как его имя? Как он попал к Алве?
– Кажется, заменил бывшего оруженосца. Куда тот делся, я не знаю. Герард Арамона предан Монсеньору до мозга костей… Хотя теперь он рэй Кальперадо.
– Росио сменил ему имя? – Регент резко остановился. – Почему вы не сказали это сразу?
– Не считал важным. – Джильди с удивлением оглядел собеседников, трое из четверых были встревожены. – Это произошло перед самым отъездом герцога из Урготеллы. Он хотел обеспечить Герарду хоть какое-то будущее…
– Именно что «хоть какое-то». – Регент подошел к столу, взял остывшую кружку, но остался стоять. – В связи с чем Герард рассказал о своем отце?
– Капитан «Морской пантеры», о которой я говорил, была взята в плен. Позже она исчезла, а все, кто находились в доме, сошли с ума. Герард вспомнил, что так же было и с их слугами в каком-то маленьком городке. После этого семья уехала в столицу.
– Выходцы приходят за теми, кто лишил их жизни, а также за кровными родственниками, супругами и сожителями. – Бергер говорил о привычках нечисти, словно о диспозициях вражеских армий. – Непричастные их просто не видят, они не могут лишиться рассудка.