Марк за один день перевернул мой взгляд на мужчин. И если честно, то я до сих пор в шоке.
Он не ругал меня, не кричал, и уж тем более не бил. Просто сказал уверенно и спокойно то, о чем подумал. Признался, что дико испугался за меня. А еще рад тому, что я вернулась.
Все мои страхи окончательно развеялись, после того как Марк признался в подмене таблеток детьми. Удивительно, но он совершенно не считает их виноватыми! Однако серьезного разговора с отцом им не избежать.
Марк… На миг закрываю глаза, вдыхаю настоящий мужской запах. Кайфую. Как пахнет от Марка, мне нравится. Даже очень.
Ермолаев вообще ни в какие рамки не влезает. Он как с другой планеты, заботлив и внимателен. Я и не думала, что мужчина может быть таким нежным.
Мне тепло. Я согрелась. Марк выполнил свое обещание, и от этого становится так тепло на душе, что непроизвольно начинаю улыбаться. Счастье рвется из груди.
Чувствую себя заряженным солнцем. Готова осчастливить и согреть всех вокруг.
Но мою идиллию в пух и прах разбивает живот. Он принимается настойчиво урчать, требуя еды, словно его год не кормили.
Пытаюсь вспомнить, когда ела вчера и кусаю губы. Был только завтрак.
Лимон и сыр не считать, они были закуской.
Осторожно, чтобы не потревожить здоровый мужской сон, приоткрываю одеяло. В комнате стоит духота, дверь открыть бы.
Судя по всему, за ночь успели починить электричество, вот отопление и нагоняет до определенной температуры остывающий дом. Другого объяснения у меня нет.
– Куда собралась? – Марк снова сгребает меня в объятия. Хихикаю и прячу лицо у него на груди. – Не пущу, – заявляет серьезным тоном. А у самого смешинки в глазах.
– Я кушать хочу, – признаюсь ему. Скрывать все равно бесполезно, живот снова урчит и меня выдает. С потрохами.
Предатель!
– Я тоже кушать хочу, – садится на кровати Маша.
– И я! – заявляет Павлик.
Сонные, с растрепанными волосами и едва открывшимися глазами близнецы самые милые создания на всей планете. Сердце сжимается от того, как сильно хочу их обнять.
– Там на кухне есть пирожки, – глядя на меня ехидно Марк отвечает детям. – Их снежная фея вчера принесла.
– Ты хочешь сказать, снеговик? – смеюсь. До феи мне очень далеко, да и к тому же я своим прошлым не вышла.
– Олаф? – Глаза Машеньки становятся просто огромными. Она в предвкушении.
– Конечно! – кивает Марк с важным видом. – Кто ж еще?
Малышка с громким визгом на ультравысоких нотах спрыгивает с кровати и несется на кухню.
– Олаф не существует, – недовольно бурчит Паша. – Это был помощник Деда Мороза, – со знанием дела отвечает сестре.
Дети уходят на кухню, мы остаемся вдвоем.
– Как голова? – интересуется Марк.
– На месте, – пожимаю плечами. Алкоголь выветрился, и я снова стала собой. Скромной, тихой и спокойной. Ну почти.
– Это я вижу, – сканирует взглядом. – Не болит?
– Нет, – честно отвечаю. – Хорошее лекарство ты подобрал, – ухмыляюсь.
– А то! – фыркает. – Другого не держим! – и снова серьезно смотрит мне в глаза. – Забава… – начинает.
– Все нормально. Между нами ничего не было, – перебиваю мужчину. – Я отлично все помню, хоть и вела себя, кхм, развязно.
– Развязно? – Марк ухмыляется, игриво выгибает бровь. – Да я самый стойкий мужчина на свете! Ты хотела меня околдовать, – переводит все в шутку. Мы оба смеемся. И мне вдруг так хорошо становится, так легко и спокойно, что я окончательно расслабляюсь.
Рядом с Ермолаевым чувствую защищенность. Он не обидит, не сделает больно, не пойдет против воли, если я действительно чего-то не хочу. Флирт и игры не в счет, их Марк четко отличает от реального отказа.
– Стойкий самый, вставай давай! – смеюсь. – У тебя дети одни на кухне орудуют. Чувствую, они сейчас наворотят.
Словно в подтверждение моих слов до нас доносится новый грохот. Судя по звуку, металлическое блюдо свалилось на пол.
– Забав, можешь проверить? – встревоженно стреляя глазами в сторону кухни, просит меня.
– А сам? – смеюсь. – Вставай давай! – пытаюсь спихнуть его с дивана. Но это равносильно тому, что гору сдвинуть.
– Сам бы я встал, но у меня другое стоит, – делает выпад вперед, подтверждая свои слова.
– Ой, – ухожу от столкновения. Краснею.
– Не ой, а «о да»! – смеется Марк, снова сгребая меня в объятия.
Переворачивается на спину, сажает меня сверху, смотрит строго в глаза. А у самого смешинки во взгляде играют.
– Ермолаев! – слегка ударяю его кулачком в грудь. – Ты неисправимый пошляк! Тебе говорили?
– Я мистер скромность! – парирует, смеясь. – Пошляком мне нельзя. У меня дети.
Закатываю глаза. И не поспоришь.
На кухне снова что-то гремит. На этот раз дети свалили что-то гораздо существеннее, чем металлическая тарелка.
Подскакиваю на ноги, бегу к ним. Добегаю. И застываю на пороге кухни.
– Какой кошмар, – с ужасом взираю на боевые действия.
По всему полу валяется картошка. Она на плитке, на ковре, везде.
– Она сама! – виновато хлопает глазами Машенька.
– Конечно, сама, – наигранно отмахиваюсь. – Это явно не вы.
– Не мы, – крутит в разные стороны головой Павлик. Он то и дело поглядывает на сестру.
– Значит, сейчас все уберем, и вы вместо оладушек будете кашу, – заявляю детям.
– Не хочу кашу! – гнусавит Павлик. – Оладьи хочу. Со сгущенкой!
– Оладьи едят те, у кого силы есть, – развожу руки в стороны. – А у вас их нет. Вон, даже картошка сама рассыпалась.
– Она не сама, – тихо шепчет Маша. – Это я.
– Так ты или сама? – с легкой улыбкой уточняю у малышки. Я не собираюсь ее ругать.
– Я, – вздыхает. – Накажешь меня?
– За что? – удивляюсь. – Не вижу причины для наказания. Вы же поможете мне все собрать?
К нам заглядывает Марк, но я его быстро отправляю в душ. Мыться.
Горячая вода есть, отопление тоже. А судя по виду из окна, даже дорога теперь нормальная. Расчистили.
Звонок в дверь раздается тогда, когда мы с детьми практически вымыли пол на кухне.
– Звонят! – Машенька торопится к двери.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спрашиваю у Павлика.
– Нет, – крутит головой.
– А папа? – уточняю. Снова на весь дом раздается звук звонка.
– Не знаю. – Мальчик пожимает плечами.
Блин, и не уточнить. Марк в душе, я к нему туда не пойду. Потом не отпустит, чувствую.
Делать нечего. Нужно открыть.
Грязная после уборки картошки с пола, растрепанная и лохматая иду к двери.
– Кто там? – спрашиваю. Смотрю в дверной глазок, там женщина.
– Открывай! – доносится требовательное. – Свои!
Ну свои так свои. Пожимаю плечами. Поворачиваю замок, открываю дверь.
– Фу, блин, ты кто? – Стоящая на пороге молодая холеная женщина смотрит на меня, не скрывая презрения.
– Забава, – отвечаю игнорируя ее тон. – А вы кто?
– Слушай сюда, Забава, – каждое слово пропитано ядом. – Вещи собирай и вали отсюда. Ты нам не нужна.
– В смысле? – ошарашенно хлопаю глазами. Я в шоке.
– В коромысле! – отмахивается от меня. Прямо в обуви проходит вглубь дома. – А это у нас кто? – оценивающе смотрит на Машу и Пашу. – Неужто мои спиногрызы так подросли? – крутит близнецов в разные стороны.
– Отойдите от детей! – говорю требовательно. В груди растет волна злости и негодования. Это вообще кто?!
– Вещи собрала и вали отсюда! – рявкает на меня. – Мои дети! Что хочу, то и делаю!
– Марта? – С лестницы раздается удивленный голос.
– Маркуша, привет, – расплывается в улыбке ведьма.
Глава 22. Марк
– Забава, возьми, пожалуйста, близнецов, и идите наверх, – говорю строго, не отрывая сурового взгляда от своей бывшей.
– Хорошо, – доносится сбоку еле слышный шепот. – Павлик, Машенька, пойдемте со мной.
Растерянная Забава уводит детвору прочь. Малыши с интересом поглядывают на нового для них человека, а я подмечаю несколько схожих черт у детей с их матерью.
– Какого хрена ты приперлась? – встаю перед Мартой, не позволяя ей сделать даже шаг вперед. Я бы выставил тварь за дверь, но для начала нужно выяснить цель визита.
Марта никогда ничего не делает просто так.
– Предположим, по детям соскучилась, – отвечает с вызовом. Внутри пробуждается гнев.
Она бросила малышню, когда те были совсем крохами и больше всего на свете нуждались именно в ней, а теперь заявляется и торжественно объявляет, что соскучилась? Да пошла она! Тварь!
– Такая, как ты, скучать не умеет, – ни на секунду не отрываю от нее глаз. – Повторю вопрос. Какого хрена приперлась? – не скрываю злость.
– Маркуша, – приближается, кладет мне руку на грудь. Я выскочил из душа, должным образом не одевшись.
Хватаю бывшую за кисть и довольно грубо отшвыриваю ее руку.
– Я задал вопрос, – рычу. Марта начинает строить из себя невинную жертву.
– Марк, я хочу вернуться, – смотрит на меня, лицо печально наигранно. Вот прямо великая страдалица, блин! – Когда увидела тебя на переговорах, то поняла, какую глупость совершила в прошлом. Прости.
– Где дверь показать или сама знаешь? – едва держу себя в руках. Марта всегда умела вывести меня на негативные эмоции.
– Я их мать! – кричит. – Мне нужны эти дети!
Ах вот оно что! Вот и вскрылась частичная правда.
Ну и сука же ты! Дети нужны. Не дождешься!
– Теперь уже ты им не нужна! – рявкаю.
Нервы на грани, детей она моих захотела. Пошла нахрен отсюда!
Хватаю Марту за локоть, выходит грубо, ей больно, но я в бешенстве, и мне на ее чувства плевать.
Распахиваю дверь, выпихиваю Марту из дома. В чем есть, а это лишь полотенце, выхожу с ней во двор.
Вчера ворота не закрыл… Вот теперь и расхлебываю.
– Это мои дети! Я их рожала! – что есть мочи кричит Марта. – Ты не имеешь права скрывать их от меня!
– Ты еще со мной о правах поговори, – жестко отрезаю. Тащу упирающуюся и орущую проклятия женщину к выходу с участка.
– Пошла нахрен отсюда! – выставляю Марту за ворота.