Он наклоняется ближе, смотрит с нежностью. Ласково, едва касаясь, проводит по моим губам большим пальцем. Я не дышу, закрываю глаза. Растворяюсь в моменте.
Легкое прикосновение мужских губ выбивает из головы все страхи и домыслы. Его ласка и нежность внушают доверие. Им я не в силах противостоять.
Подаюсь вперед, зарываюсь руками в его густой шевелюре, открываюсь, позволяя углубить поцелуй насколько это возможно.
Горим.
Глава 27. Марк
Весь вечер мы занимаемся тем, что украшаем елку. Дети с любопытством рассматривают новогодние игрушки, старательно протирают их, вешают на ветки. Забава ни на шаг от них не отходит и помогает во всем, как самая настоящая мама.
Смотрю на нее и понимаю, что она буквально создана для материнства. Любовь к детям и нежность исходят прямо из сердца, и это невозможно не заметить. Забава делает мир светлей.
– Папа, а это кто? – Машенька вертит перед собой старого стеклянного снеговика, еще советских времен. Одна из моих любимых игрушек в детстве.
– Снеговик, – беру из рук дочери игрушку. – Осторожно, он очень хрупкий.
– Снеговик? – с интересом рассматривает небольшого белого снеговика. – Но это не Олаф.
– Думаешь, помимо Олафа других снеговиков нет? – ухмыляюсь. К нам приближается Паша, ему тоже стало любопытно.
– Есть, – говорит. – Наверное.
– Это снеговик из моего детства, – поясняю детям. Даю рассмотреть, а потом вешаю игрушку на самый верх елки. Подальше от детских шаловливых рук.
Следом к снеговику отправляются Щелкунчик, сундучок и три сосновых шишки. Это все, что у меня осталось от родных.
– Какие красивые, – с придыханием произносит Забава. – А у меня еще в детстве был зайчик. Он мне так нравился, – мечтательно улыбается.
– И где он теперь? – спрашиваю ненароком.
– Разбился, – печально вздыхает. – В позапрошлом году.
Забава обходит вокруг елки, рассматривает старые игрушки. От них веет историей, они привносят особую атмосферу в дом Марка.
Я любуюсь Забавой. Она такая… Аж крышу сносит! Словами мои чувства к ней не передать.
Ходит по дому в своем сером то ли в длинном свитере, то ли в коротком платье, демонстрирует длинные стройные ноги, а у меня уже пар из ушей идет.
Глаз не отвести. Дыхание спирает. А если встретимся взглядом, так в груди снова пылает пожар.
Если бы кто раньше сказал, что я влюблюсь в девушку спустя пару дней знакомства, то не поверил бы. А теперь поздно уже говорить.
– Поможешь? – протягиваю Забаве край гирлянды.
– Конечно, – мило улыбается мне. Берет гирлянду, держит. Я бережно прикрепляю к потолку один конец, протягиваем с Забавой через всю комнату тонкий провод со светодиодами, фиксирую другой конец.
Включаю в розетку, и в комнате становится еще чуть больше праздничной атмосферы. Дети счастливо пищат.
Мы украшаем гостиную, прихожую, лестницу. До кухни и спален руки уже не доходят, пьем чай, а дети какао с неудавшимися печеньками, и расходимся по комнатам.
Забава направляется к детям, чтобы прочитать им новогоднюю сказку, а я остаюсь внизу, нужно убрать освободившиеся коробки.
Звонок сотового раздается, когда я, отнеся последнюю партию, возвращаюсь из гаража.
Смотрю на экран. Незнакомый номер.
Странно.
– Слушаю, – поднимаю трубку. Не взять нельзя, мало ли по какому вопросу. Мне по работе много кто может звонить.
– Марк Денисович? – В динамике раздается уверенный мужской голос.
– Он самый, – подтверждаю. – С кем говорю?
– Мое имя вам не скажет о многом. – Собеседник уклоняется от прямого ответа. – Нам с вами нужно поговорить.
– Нам с вами? – говорю настороженно. – Может быть, вам со мной?
– Нам с вами, – настойчиво произносит.
– Как я могу знать, что мне с вами нужно побеседовать, если вы не представились, – ухмыляюсь. Смешной такой.
– Это по поводу Марты. – Мужчина вздыхает.
– Меня с Мартой больше ничего не связывает, – скалюсь. – Свои отношения с женщинами я обсуждать ни с кем не привык.
Странный человек. Мне прямо смешно становится от его слов. На что только рассчитывал, когда мне звонил? Не понимаю.
Любой, кто хоть немного со мной знаком, в курсе, что я не обсуждаю личную жизнь. Что никого в нее не посвящаю. И подобное правило распространяется совершенно на всех, без исключения.
Даже Давид и Макар ко мне со своими вопросами не лезут! Про Ингу и вовсе молчу.
А тут…
– Вы не так поняли, – снова увиливает от прямой конфронтации. Мне становится интересно, кто же это такой.
– И что же вам нужно от меня? – Мне становится любопытно. – Никаких сведений о Марте я вам не дам, – отрезаю.
– Мне не нужны сведения о ней, – вновь удивляет меня собеседник. – Меня интересуют ее дети.
Злость неконтролируемым потоком рвется наружу. Откуда вообще кто-то узнал, что Маша и Паша – дети Марты? Что за хрень?!
– У нее нет детей, – говорю сурово и глухо.
Едва сдерживаю поток ярости, который то и дело рвется наружу. Паша и Маша – мои дети! Уж никак не ее!
– Молодой человек, – обращается ко мне снисходительно. – Я не тот человек, с кем тебе стоит спорить. Уж поверь.
В его голосе за показным дружелюбием звучат крайне опасные нотки. Незнакомец угрожает мне.
– А я не тот человек, кому можно угрожать, – с ходу предупреждаю. – И мои дети не те, на кого стоит обращать пристальное внимание.
– Так ты не знаешь, – смеется. Кровь стынет в жилах, когда слышу этот смех.
– О чем? – спрашиваю. Я должен знать правду! Если незнакомец не расскажет, то я весь город переверну, найду Марту, и она мне ответит. На каждый вопрос!
– Дети Марты стали наследниками всего состояния ее ныне покойного отца, – опускаюсь на кресло. Охреневаю. – За ними началась охота. Они нужны всем.
– У Марты нет детей, – отрезаю. Я не горю желанием делать из Паши и Маши миллиардеров. Они просто дети и пусть остаются детьми.
– Почему же она утверждает обратное?
Глава 28. Марк
Меня бомбит так, что я весь пылаю. Еще немного – и разнесу всю гостиную в хлам.
Любые попытки прийти к здравомыслию или хоть немного успокоиться ни к чему хорошему не приводят. Напротив, лишь сильнее заводят меня.
– Марк, что-то случилось? – осторожно спрашивает Забава. Она уложила детей и спустилась ко мне.
– Все нормально, – цежу сквозь стиснутые зубы. Если скажу хоть на одно слово больше, то она уж точно все поймет.
Запихиваю одну коробку в другую. Не лезет. Психую, прикладываю силу, рву картон, но утрамбовываю так, как хочу.
Забава многозначительно на меня смотрит, еле заметно вздыхает, но никак мое поведение не комментирует и больше ничего не говорит.
– Дай, пожалуйста, – бережно забирает у меня из рук покореженные коробки. – Иди отдохни. Я сама уберу.
– Я тебе помогу, – настаиваю. Внутри все бурлит от негодования и дикой злости.
– Марк, – выпрямляется, смотрит мне в глаза. – Я же вижу, что тебе хреново. – Небольшая пауза. – Ты зол, и тебе нужно выпустить пар.
– Вот я и пытаюсь, – показываю на бедлам, что перед нами. – Нужно куда-то энергию деть.
– Помогает? – спрашивает с вызовом.
– Не особо, – говорю честно.
– Иди за мной, – машет рукой и направляется в сторону гаража.
Я недоумевающе иду следом за девушкой.
– Держи, – вручает мне в руки лопату для чистки снега.
– Нафига? – удивляюсь. – У меня снегоуборщик есть, – киваю на агрегат, что стоит рядом с воротами.
– Снегоуборщик тебе не поможет, – заявляет со знанием дела. – А это, – кивает на лопату, – самое то.
В глазах Забавы столько заботы и доброты, что мне вдруг становится дико неудобно перед ней за свое поведение.
Забава самоотверженно помогает мне, ничего не требует взамен и не лезет в душу ни с лишними вопросами, ни с нравоучениями. А я… Я вечно то наезжаю на нее, то довожу до белого каления.
– Думаешь, ручная чистка снега поможет избавиться от злости? – недоверчиво щурю глаза.
– Уверена, – лукаво улыбается.
– А если не поможет? – спрашиваю недоверчиво. Уж слишком моя ярость сильна. Стоит только подумать про недавний звонок, как она вновь меня одолевает.
– Если не поможет физическая нагрузка… – Забава делает шаг вперед, приближается вплотную. На ее губах играет загадочная улыбка, в глазах опасный блеск.
Напротив меня стоит не просто красивая добрая девушка, а умудренная жизнью роковая красавица, которая четко знает, что делает.
– То я знаю еще один способ успокоить и расслабить разбушевавшегося мужчину, – еле слышно шепчет на ухо, пробуждая совершенно иные эмоции внутри.
В груди вместо дикой ярости рождается страсть, руки хотят не сжиматься в кулаки, а держать хрупкое женское тело. Да и физическую силу и выносливость мне вдруг резко захотелось потратить не на расчистку территории от снега. Бестолковое и никому ненужное занятие.
Внутри разгорается пожар. И он не имеет ни малейшего отношения к той ярости, что совсем недавно сжигала меня дотла.
Отставляю лопату в сторону, обнимаю Забаву за талию, приподнимаю. Резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, ставлю девушку к стене. Ее глаза удивленно распахиваются. Дышит часто.
– И какой же другой способ? – произношу, медленно проводя носом по чувственной тонкой коже на шее. Слегка дую на нее, прикусываю. Над моим ухом раздается сдерживаемый стон.
– Все тебе расскажи да покажи, – говорит хриплым голосом, сама же подается чуть вперед.
Наши тела соприкасаются, у меня сносит башню. Чувства пылают, эмоции перекрывают здравый смысл.
Какой нахрен снег? Я знаю более приятное и действенное средство для успокоения. И если так дальше пойдет, то меня уже будет не остановить.
Забава задирает мою футболку, проводит ноготками по спине, заставляя меня выгнуться ей навстречу, не отрывает от меня провокационный взгляд.
– Женщина, ты понимаешь, что ты творишь? – спрашиваю, каким-то чудом до сих пор не потеряв рассудок.