Да, я выписала больничные — и ей, и тебе. Как я прошла все остальные вызовы — не помню.
Она мне ночью снилась, Тамара эта. Снилось, как ты ей таблетки подносил, и как воду в хрустальный стакан наливал.
А утром у меня у самой температура под сорок обнаружилась. Только я была одна, и никто ни слёз моих не заметил, ни бреда не услышал. Никто, пока подружка-соседка не пришла.
Провалялась я неделю, а как на работу вышла, мне сказали, что меня ты спрашивал, что приходил, но не застал, естественно.
Просто просил передать, что Богдан мною интересовался.
Я так счастлива была. Если бы ты только знал, как счастлива. Но недолго. Реальность такая штука, которая расслабиться не даёт. Мир грёз ей чужд, как и всё остальное иллюзорное и надуманное.
А потом пришли тоска и мысли.
Я уже понимала, что моя любовь к тебе гораздо больше, чем просто к другу или брату. Но что я могла? Ничего.
Так прошла неделя, затем другая и третья.
Выпал снег, принеся с собой первые морозы и настоящую зиму. Впереди уже блистали огнями новогодние праздники.
Новый год — начало сказки.
Да! Да! Да! Каждый год надеешься и ждёшь. Порой сам не понимая чего, но ждёшь и надеешься. Он единственный такой волшебный праздник — праздник мечты.
Вот и я, увидев снег, размечталась. И желание загадала, и молилась, чтобы сбылось. Игрушки ёлочные покупала, по одной через день.
И с соседкой на каток ходила.
А потом пришёл ты.
Ага: в конце рабочего дня я увидела тебя у входа в стационар.
Как же ты изменился за все наши годы врозь. Вырос на полголовы, возмужал, окреп. От моего прежнего Богдана только чёлка непослушная осталась, которая в глаза всё время лезла, а ты её сдувал, и глаза остались с искорками, серые, глубокие, цвета пасмурного неба.
Ты подарил мне снеговика, игрушечного, мягкого.
— Я уезжал, Злата, в командировке был. Я же молодой специалист, вот меня по командировкам и гоняют. Так бы раньше пришёл. Ты словно вернувшееся счастье. Я рад тебе, а после того дня только о тебе и думаю. Погуляем?
— Погуляем, чего ж не погулять. Меня дома никто не ждёт, а тебя?
— Меня ждут. Ждёт Тамара. Мы же друзья, Злата. Я расскажу тебе. Кому, как не тебе.
— Мы друзья, ты прав, Богдан.
Кафе тогда были не в моде, дорого, не по карману ни мне, ни тебе, и мы, заскочив в магазин за продуктами, которые удалось купить, направились ко мне. Там никто не помешает, просто потому, что мешать некому.
Я готовила макароны по-флотски, чтобы по-быстрому, а ты рассказывал мне историю своей жизни. Про то, как отец ушёл от вас, ты говорить не стал. Просто озвучил факт, что в связи с этим кормильцем матери стал ты. Работал на заводе, учился вечерами.
Рассказывал, что вначале у тебя были отношения со сверстницами. Но недолгие, им с тобой скучно, тебе с ними скучно. Многие наши ровесники любят вечеринки, клубы, дискотеки, ну, всякий шум, а тебе нравятся уют и тишина. Тебе по душе ужин вдвоём или просмотр фильмов дома, обнимаясь, и тому подобное…
Таких девушек ты не встречал среди одногодок или младших. А потом увидел Тамару на лекции и сдурел. Поджидал её после занятий и провожал до дома так, чтобы она не заметила. Потом стоял полночи и смотрел в её окна. Всё удивлялся, что она одна, что нет рядом с ней мужчины.
Она казалась тебе такой хрупкой, беззащитной, и очень хотелось её согреть. У тебя было впечатление, что она мёрзнет.
Ты рассказывал мне о ней с горящими глазами и такой одухотворённый.
Рассказывал, как через месяц ежедневных провожаний, она обернулась у своего подъезда и пригласила тебя к себе.
И ты остался на долгих пять лет.
— Вы женаты? — Я спросила потому, что не спросить не могла.
— Нет, пойми, это был бы компрометирующий её брак.
— А как? А дети? Или тебе хватает кино и секса?
— Ты говоришь так грубо, ты не хочешь понять. Злата, я всегда доверял тебе, вот и сейчас…
— Что сейчас? Ты мне так доверял, что доверил историю своей жизни, которую в этом городе каждая собака знает. Ты доверял, Богдан, только я любила. А ты любил других. Теперь её — Тамару Александровну Королёву. Да, безумно красивую, и такую несчастную и одинокую. Которую согреть хочется, и любоваться, и любоваться. Так?
— Почему ты приехала сюда работать?
— Догадайся с трёх раз. Северное сияние манило.
— Ты пытаешься меня обвинить в чём-то? — ты недоумевал.
— Нет, я пытаюсь понять, почему ты мне не писал. Почему забыл? Почему я перестала быть частью твоей жизни?
— Я писал, как прежде раз в неделю, но перестал отправлять письма. Они все у мамы в коробке в моём шкафу. Пойдём к маме, она будет рада тебе.
— Не сегодня, тебя и так заждались. Завтра. Мы пойдём к твоей маме завтра.
========== Часть 6 ==========
Новый год ты встречал у меня. Твоя Тамара отбыла на вечеринку к своей родне, а тебя не взяла. Оказывается, никогда и никуда не брала на люди. Будто домашнюю собачку держала, а ты скулил от тоски, оставаясь один.
Это нечестно и несправедливо. Если вместе, то во всём — и в горе, и в радости, и у родственников, и на партсобрании. А тут только дома и типа тайком… Разве же это семья?
Но я не спрашивала тебя об этом, только слёзы обиды за тебя глотала. А ты всё чаще вечера проводил со мной. И тебе уходить от меня не хотелось. И мама твоя мне рада была и жалела так, что уехали вы.
***
Январь к концу близился, и февраль с его морозами наступал. А между нами всё то же самое. Близкородственные дружественные отношения. Только я совсем иного хотела. Чем больше вместе, тем больше и хотела, на всех уровнях, включая физический. Но прав у меня не было. А становиться третьей лишней — совсем не в моём амплуа. Так я себя убеждала: «Он принадлежит другой».
Я Тамару сначала пыталась уважать, просто за то, что ты её любишь. Но у меня не получилось. Я поняла, что ненавижу её. Холодную и высокомерную. Она не умела любить и лишь пользовалась твоим чувством. Что связывало тебя с ней? Ответ очевиден — она сама.
То есть не вы вместе, как единое целое, а лишь она, как предмет совершенства и поклонения. Пять лет вместе. И что? Вы семья?
Нет.
Дети в вашем раскладе полностью отсутствуют. И что дальше?
Она стареющая — день ото дня. И ты — нормальный мужчина без продолжения рода. Да она замораживает тебя! Ты перестаёшь быть человеком рядом с ней.
Ты называешь её «совершенством», и восхищаешься её совершенством. Но…
НО — не давало мне покоя.
И я в одну из бессонных ночей поняла, что моего Богдана надо спасать. Он не зря ко мне ходит, он у меня ищет тепло, потому что я его люблю.
Решилась на разговор.
Ты пришёл, как всегда, после работы прямо ко мне домой, приготовил ужин и ждал меня. У тебя уже были ключи от моей квартиры. Пока ели, сообщил, что Тамара улетела на какой-то симпозиум и её не будет несколько дней.
— Богдан, я спросить хочу. Кто я для тебя?
— Друг, сестра и… Злата, я раньше думал, что только друг, но меня к тебе тянет. С тобой я согреваюсь душой, понимаешь? И я хочу бо́льшего.
— Чего бо́льшего?
— Вечности. Понимаешь, вечности.
— Нет, если честно, то вот «вечности» я не понимаю. И чего ты хочешь со мной, когда у тебя есть Она, я тоже не понимаю.
— Видишь ли, я и сам толком разобраться не могу. Но и без тебя уже не могу!
А дальше ты мне рассказывал, что «вечность» есть красота. В любом её воплощении. То есть вечная музыка, вечная живопись, вечная скульптура. Красота никогда не стареет и всегда вызывает восхищение, и вот именно это ты испытываешь, находясь рядом с Тамарой.
Ты слов подобрать не мог, описывая свои эмоции. Ведь тебе посчастливилось обладать абсолютной красотой. И ты был счастлив этим целых пять лет, пока не встретил меня.
А я недоумевала, просто никак в толк взять не могла — почему?
— Понимаешь, Злата, был в моей жизни период, когда не мог я найти опору, и сам смысл моего существования. И вот тогда, читая книги, познавая опыт прошлых поколений, уже ушедших, но оставивших свой неизгладимый след в истории — да что в истории, в сознании, в душах человеческих! — я понял, что есть то, что вечно, что передаётся из поколения в поколение, и то, что остаётся всегда, понимаешь — всегда… Нечто неподвластное времени, глубоко человечное, универсальное, то, что затрагивало струны моей души. А потом я увидел Тамару, услышал её лекции и понял, что обрёл свою вечность. Прикоснулся к ней… По крайней мере, я могу познавать её и любоваться ею. «Красота — это вечность, длящаяся мгновение», — писал Альбер Камю. Я мечтал умереть рядом с ней, в один день, в одно мгновение с ней. Мы много говорили, рассуждали, постигали. И я был счастлив. Я был счастлив, пока ты снова не возникла на моём пути. Мне оказалось мало всего, что я уже имею. Я понимаю, что люблю тебя. Но и Тамару я люблю. Только когда я с Тамарой, я мечтаю умереть с ней, с тобой же я хочу жить.
— Согласись, что жизнь всегда лучше смерти. И всё-таки вечность — это любовь. Любовь в малом и большом понимании. А может быть, это ступени одного и того же. Ведь когда любишь — отдаёшь. Всё готов отдать тому, кого любишь. Наверно, и дети даются в награду такой любви. Вот они и есть вечность. Продолжение тебя. А если ты ещё их и правильно воспитаешь, то они станут носителями твоей идеологии, твоих мыслей. Вот такую вечность я понимаю. Живую вечность. Вот взять даже тебя с твоей королевой: ты отдаёшь ей себя, свою молодость, ты пытаешься её согреть своим сердцем, а она, холодная, лишь пользуется. Она не любит, любишь ты.
— Ты не права, Злата! Ты просто её не знаешь.
— Нет, и не хочу знать. Ты считаешь, что я могу увидеть нечто положительное в человеке, уничтожившем мою единственную любовь?
Ты ушёл тогда. А я написала несколько строчек, что-то типа стихов. В которые вложила все свои невысказанные и никому не нужные чувства.
Я бежала по воде в никуда
Не искала брода никогда.
Оступилась и упала… Вода