Он мотает головой – нет, нет.
– Ты не любишь кофе?
Он снова мотает головой – нет.
– Сделайте нам два эспрессо, – прошу я де вуш ку-продавщицу.
Та стоит по другую сторону прилавка и разговаривает по телефону, ей до нас и дела нет. Но меня она слышит. Продолжая болтать, колдует у кофемашины. Но, поскольку руки у нее заняты, придерживает телефон плечом.
– Тебе шоколадку взять? – спрашиваю я шибздика.
Он смотрит на меня и молчит, как будто не понимает, как будто я спрашиваю его на китайском языке.
Я открываю сумочку, чтобы рассчитаться наличкой, но шибздик успевает подсунуть девушке-продавщице свою карточку. Я не возражаю.
Вид у шибздика затравленный: испуганное лицо, плечи то и дело вздрагивают, словно его стегают прутиком. Он берет свой стаканчик с кофе и идет следом за мной как загипнотизированный.
В сквере имени полярника Ивана Папанина мы садимся на скамейку под старым платаном.
Шибздик ставит картонный стаканчик на узкий подлокотник и разворачивает шоколадку.
– Давай знакомиться, – предлагаю я. – Меня Светкой зовут.
– А я Тёма.
Голос у шибздика оказывается на удивление спокойным и по-детски басовитым. Может, он только прикидывается трусишкой?
– Тёма? – переспрашиваю я. – Смешное имя. Когда я была маленькая, у нас дома валялась книжка. Называлась «Тёма и Жучка». Я ее так и не прочитала.
– Скучная история, – утешает меня Тёма и протягивает мне шоколад. – Ее написал Гарин-Михайловский. Там мальчишка спасает собаку, которую живодеры в колодец бросили.
Я отламываю дольку черного шоколада, поднимаю голову и впервые рассматриваю шибздика внимательно. Надо же, какой он умный, Гарина-Михайловского знает. У шибздика лицо нежное, как у девочки, щеки круглые, а губы бантиком. Светлые волосы аккуратно зачесаны набок и заправлены за розовое ушко. Урод! В том смысле урод, что для пацана такая вывеска никуда не годится. В школе о таких мальчиков вытирают ноги. Я тоже собираюсь вытереть о него ноги, но прежде необходимо выяснить, где его папочка и как подобраться к нему.
– А у тебя есть Жучка? – спрашиваю я.
– Да, у нас четыре собаки, – подтверждает он. – Дог, немецкая овчарка и два питбуля. Их зовут, как эстрадных артистов, – Лайма, Филя, Элла и Фрэнк. Только я к ним не подхожу, они злые, как собаки.
– Ух ты! А кто придумал такие имена?
– Наш управляющий, Николай Иванович. Он у нас главный.
– А твои родители, Тёма, твой папа, разве не он главный?
Шибздик задумывается над моим вопросом, как будто я попросила его перемножить в уме двузначные числа. Он снимает солнцезащитные очки, и я вижу наконец его глаза. Серые и внимательные. Такие внимательные, что мне становится не по себе, я начинаю ёрзать на скамейке. Мне кажется, будто Тёма способен прочитать мои сокровенные мысли, – прочитает и догадается, для чего я подстроила наше знакомство. Надо срочно перевести беседу на другую тему, чтобы мысли были светлые.
– Ты сейчас в каком классе? – спрашиваю я.
– Примерно в девятом, – с сомнением произносит Тёма. – А может, и десятый захватил.
– Как это – примерно?
– Я в школу не хожу. Дома учусь.
– Подожди, – удивляюсь я. – А сколько тебе лет?
– Пятнадцать. Месяц назад исполнилось.
– Хорошая дата. А что тебе подарили?
– Да! – говорит Тёма и отмахивается рукой. – Опять деньги. Папа утверждает, что деньги – универсальный подарок. Такой подарок, объясняет он, можно подарить любому человеку, независимо от возраста и социального положения, и обязательно угадаешь – он всегда будет желанным. Разница только в сумме.
– А тебе папа какую сумму подарил? – спрашиваю я и запиваю горький шоколад глоточком кофе.
– Миллион рублей, – отвечает Тёма.
Я давлюсь проклятым напитком, начинаю кашлять, еле-еле прихожу в себя.
– Черт! Горячий какой кофе! – бормочу я.
– А у меня почему-то холодный, – удивляется Тёма.
Я вынимаю платок, начинаю отряхивать блузку. Потом спрашиваю:
– Что-нибудь уже купил?
– Сходил на почту, купил сто лотерейных билетов по сто рублей.
– Выиграл?
– Да, – говорит Тёма, – двести рублей по одному билету.
– И всё?
– Всё, – подтвердил Тёма. – На почте тетенька сказала: это надо уметь, чтобы так пролететь. Я первый, кто сумел. Я вообще очень невезучий.
– Тёма, а папа всегда дарит такие деньги, на каждый день рождения?
– Нет. Это первый раз, на пятнадцатилетие. Для папы это святая дата. Он в пятнадцать лет впервые стал мужчиной.
– Кого-то убил? – предполагаю я.
– Нет, в другом смысле. Он впервые, ну, это… познал женщину.
– Ого! Небось одноклассницу совратил?
– Ну да. Только не одноклассницу, а учительницу. Он даже жениться хотел, но она замужем оказалась.
– Вот это папочка у тебя! – Некоторое время я раздумываю, как бы поделикатней напроситься в гости, но потом ляпаю напрямую: – А ты не мог бы показать своего папу? Ну хотя бы издалека. Я таких людей еще не встречала.
– Нет, – с сожалением произносит Тёма. – Папа сейчас за границей, в другой стране.
– Как – в другой стране? – пугаюсь я не на шутку.
– Он в Бельгии с Еленой Владимировной. Теперь они постоянно там. А сюда папа при езжает меня проведать, но очень редко.
Вот тебе на́! Это конец. Мои намерения рушатся, как карточный домик. Что же теперь делать? Что?
– Тёма, а ты почему здесь? Почему не в Бельгии, с папой?
– Мне туда нельзя. Климат не подходит.
– А когда папа приедет?
– Не знаю, – пожимает плечами Тёма. – У него там дела. Он деньги зарабатывает.
– Ага, деньги дороже сына. – Я чувствую, что начинаю заводиться. – Похоже, он тебя совсем не любит. Он тебя променял на…
– Нет! – перебивает меня Тёма. – Папа меня любит. Я для него дороже всего на свете.
– Это он сказал?
– Да. И еще он всегда повторяет, что весь смысл его жизни не в бизнесе и не в Елене Владимировне, а во мне одном. Мы почти каждый день общаемся по скайпу.
Что же мне делать? Что делать? Если Корейца здесь нет, как ему отомстить? За бедную мою маму, за папу, запертого в тюрьме, за нашу несчастную квартиру, которую вот-вот отберут за долги. Не ехать же в Бельгию. Да и кто меня пустит в эту Бельгию? Надо как-то здесь ему отомстить. Но как? Как?
Я смотрю на Тёму, как будто жду от него подсказку. И тут приходит мысль. Очень коварная, страшная, я бы даже сказала, подлая мысль. Я отомщу Корейцу по-другому. Косвенно. Я уничтожу то, что ему дорого, без чего жизнь Корейца сделается пустой и ненужной. Я покалечу его сына.
Эта мысль так захватывает, что я не сразу разбираю слова, которые произносит Тёма.
– Ты что-то сказал? – переспрашиваю.
– Хочешь, открою тебе секрет? – повторяет Тёма.
– Конечно, хочу.
Тёма осматривается по сторонам, потом вытягивает шею в мою сторону и шепчет мне на ухо:
– Я – пришелец.
Ничего себе!.. Ладно, отодвигаюсь от Тёмы на полметра и, прищурившись, смотрю на него, сканирую взглядом с головы до ног и уверенно заявляю:
– Даже не сомневаюсь. Только не могу разобраться, с какой ты планеты.
– Сказать? – загадочно улыбается Тёма.
– Признавайся, чего уж там.
Он еще раз внимательно смотрит направо, налево, а я тем временем прикидываю в уме: «Похоже, этот парень с большим приветом, не напрасно тот дедок назвал его придурочным, видно, здешний народ кое-что знает. У него мозги набекрень».
Невеселые размышления перебивает голос Тёмы.
– Мой адрес, – заявляет он, – галактика Андромеды, планета Юха, четвертая по удаленности от нашего светила.
– Ух ты! Далековато тебя занесло!
– Прилично, – соглашается он. – Расстояние от этой скамейки до планеты Юха почти восемьсот килопарсек.
«Нет, – решаю я, – надо сделать так. Я не просто его покалечу, я убью насмерть этого дурачка. Убью, чтобы Кореец мучился там, в своей Бельгии, страдал от горя и от тоски. А потом чтобы сдох от горя и от тоски».
– Света, – предлагает Тёма, – а сказать, как будет по-русски название планеты Юха?
– Давай.
– Дословно перевести трудно, но примерно – «Островок любви».
– Островок любви… – повторяю я. – Красиво звучит. Наверное, неплохое местечко, а?
– Самое лучшее во Вселенной.
– Не врешь?
– Честное слово! – клянется Тёма.
– А чего ты слинял оттуда?
– Я здесь в разведке. Но скоро за мной пришлют челнок, и я улечу.
– Тёма, выходит, твой папа – не твой папа?
– Почему же – не мой? Мой. Только я не его сын. Понимаешь?
– А-а… Ну, это и дураку понятно. Он – твой папа, а ты – не его сын. Ты у нас, на Земле, пристроился в образе его сына, которого зовут Тёма. Верно?
– Света, только никому не рассказывай.
– Всё, могила! – обещаю я.
Совсем рядом, за сквером Папанина, проходит железная дорога. И сейчас оттуда доносится звук проходящего поезда. Тёма достает телефон, смотрит на экран:
– Одиннадцать двадцать четыре, – сообщает он. – Это электричка на Симферополь. Давай посмотрим.
Мы проходим через детскую площадку, пересекаем дорожку, по которой две мамы катят коляски с малышами, и останавливаемся у парапета. Дальше обрыв. Внизу, по самому дну этого оврага, бежит из одного туннеля в другой электричка.
– Света, ты бы хотела сидеть там, в вагоне? – спрашивает Тёма.
– Не знаю.
– А я бы хотел. Интересно, что чувствуешь, когда поезд в туннель заходит?
– Могу рассказать.
Тёма оборачивается, смотрит на меня своим внимательным взглядом, как будто хочет убедиться, что я не вру. Для него это невероятное событие – посмотреть туннель изнутри. Это тебе не на планету Юха слетать. А я вспоминаю, как в прошлой жизни, года два назад, дружила с одним мальчиком. Он мне нравился, но был слишком надменным. Чтобы его осадить, доказать личное бесстрашие, я поперлась в туннель. У нас их шесть штук. Я вошла в третий, что перед Инкерманом.
– Вот представь, – рассказываю я Тёме. – Стою в туннеле, прижавшись спиной к стене, перед самым носом пролетают вагоны электрички. От них такой ветер, что мои щеки болтаются, как тряпки. Я удерживаю ладонями подол платья, иначе его затянет впер