Калла выходит из комнаты, пробегает по коридору и через дверь попадает на соседнюю улицу. Впереди виден южный вход во дворец, надо лишь свернуть за темный угол и обогнуть обломок обветшалого навеса, свалившегося с ресторана на третьем этаже. Продвинувшись вперед настолько, чтобы попасть на камеры у дворца, Калла проверяет телефон, не вызывая подозрений у стражи возле входа.
Пока она притворяется, будто жмет кнопки, сообщение приходит на самом деле.
«С какого номера ты звонила? Мой пейджер сработал, ты видишь это?»
От вздоха облегчения, который Калла маскирует под смешок, ее челка взлетает и снова опускается на лоб.
«Я на сотовом. Да, это вижу».
Илас отвечает сразу же:
«О, супер. Матиюй говорит, вернись обратно и у колизея поверни направо. Иди, пока не увидишь провода».
Провода?
Несмотря на замешательство, Калла быстро следует указаниям. Она простояла неподалеку от входа слишком долго, и стража обратила на нее внимание. Ничего особо страшного не случилось бы, войди она во дворец сразу же, но она не желает, чтобы о ее прибытии объявили во всеуслышание. Не хочет, чтобы эта новость достигла ушей короля – по крайней мере, пока она не зайдет кое-куда. А если Антон кипит гневом, он может бросить ее в тюрьму в тот же момент, как она вернется.
– Сюда, Калла!
Она останавливается. Один из переулков она миновала слишком поспешно и теперь настороженно делает пару шагов в обратном направлении, вглядываясь в проход, который она сочла тупиковым, перегороженным стеной колизея. К ее удивлению, в конце этого прохода ей машет Матиюй, стоя рядом с огромным сплетением электрических проводов. Вот оно что.
– Не знала, что есть еще один вход, – замечает Калла, подходя к нему. Слева видны две двери, ведущих в рестораны на верхних этажах, рядом расставлены переполненные мусорные баки с вываливающимися отбросами. Лишь присмотревшись, Калла замечает еще одну дверь, скрытую за проводами, выходящими из-под земли и убегающими на крышу колизея.
– Он аварийный, – жизнерадостно сообщает Матиюй и отворачивается, чтобы открыть дверь. Та не поддается, он вздыхает, роется в проводах, разгребает их и открывает кодовую панель. Калла смотрит, как он вводит какие-то цифры – должно быть, свой личный номер. Герметичная дверь приоткрывается, выпуская затхлый воздух. Матиюй тащит дверь за угол и жестом предлагает Калле первой войти в широкую щель.
– Ты меня впечатлил. Провел здесь меньше двух недель, а уже обнаружил вход, которым давно не пользовались.
Матиюй вытирает рукавом под носом, из которого течет – то ли от ночной прохлады, то ли от побега из дворца навстречу ей. Они с Илас поразительно похожи, вплоть до особенностей поведения, когда они хотят выглядеть вежливыми.
– Не думай, что я не понимаю, зачем ты устроила меня на эту работу. Уже на третий день я зарегистрировал свой личный номер для доступа ко всем аварийным входам, какие здесь есть.
– Молодец. Отведешь меня теперь в центр наблюдения?
– Хорошо бы мне досталась за это приличная премия в конце года.
Калла закатывает глаза и идет по коридору. Наугад поворачивает направо, но Матиюй вовремя хватает ее за плечи и направляет в другую сторону. Она подчиняется. Даже во время дипломатических визитов сюда вместе с королем и королевой Эра она никогда не проводила во Дворце Единства – тогдашнем Дворце Земли – больше нескольких дней подряд. Небо затмевало Землю: чета Толэйми гораздо чаще оказывалась в роли хозяев, принимающих гостей. В соответствии с названием Дворец Земли считался более устойчивым и приземленным, довольствующимся своей долей Талиня южнее реки Цзиньцзы. Между тем по воле Дворца Неба амбиции королевства распространялись все дальше и дальше на север, охватывая двадцать восемь провинций, пока не был завоеван и Жиньцунь, и каждый клочок неизведанных земель вплоть до приграничья.
– Сюда, – говорит Матиюй, указывая на лестницу. Но едва они начинают подниматься, сверху доносятся голоса, свидетельствуя о том, что кто-то спускается прямо им навстречу. Матиюй морщится, жестом увлекая Каллу с лестницы в соседний коридор.
Несмотря на то что это другой дворец, а не тот, где выросла Калла, она с легкостью может обмануть себя, заставить думать, будто знает дорогу. Когда Сань и Эр объединились, когда король Каса захватил последний, а количество членов его Совета увеличилось с двенадцати до двадцати восьми, все иллюзии различия между двумя дворцами рассеялись. Где-то поблизости холодно блистает тронный зал, полукруглый вход в который украшен вычурной резьбой, изречениями и символами бессмертия правителей Талиня.
– Коридоры для прислуги, – объясняет Матиюй, когда после спуска на три ступеньки пушистый красный ковер вдруг сменяется тонким и серым. – Надеюсь, ты не против.
– Как ты посмел! Сию минуту подай мне паланкин.
Матиюй фыркает. Калла не виделась с младшим братом Илас со времен жизни во Дворце Неба – с тех времен, когда Илас состояла в ее свите, а Матиюй навещал ее по выходным, чтобы красть из дворца еду, – но общаться с ним ей так же легко, как с его сестрой. Может, по-настоящему они ее и не знают, но зато и не стремятся втереться в доверие к принцессе. О большем она не просит.
После трех лестничных маршей вверх, двух вниз и пяти крутых поворотов коридора они наконец приближаются к центру наблюдения, причем Матиюй пыхтит и отдувается. Калла следует за ним по пятам как ни в чем не бывало, пока Матиюй проходит на свое рабочее место. Двое служащих по обе стороны от него, бросив любопытный взгляд, снова утыкаются в свои мониторы, делая вид, будто не заметили, что через плечо Матиюю заглядывает сама Калла Толэйми.
– Покажи дворцовую темницу, – говорит Калла.
– Которую?
Которую?.. Калла мысленно возвращается в камеру, где ее содержали после банкета в честь победительницы игр. Крошащиеся стены, местами размытые водой, местами в электрических подпалинах. Тонкое, изношенное одеяло на скрипучей койке. В этой камере Калла провела всего одну ночь, уверенная, что Антон мертв и что сама она совершила ради этого королевства все необходимое и теперь может выдохнуть.
Теперь она почти жалеет, что ошибалась.
– А сколько их всего?
– Две. – Матиюй щелкает по курсору на экране. Слева появляется картинка с камеры наблюдения, показывающей знакомый Калле тюремный коридор. Видео с городских улиц до такой четкости далеко. Записи, сделанные во время королевских игр, иногда оказывались настолько размытыми, что трудно было даже разглядеть, что игроку отсекли конечность. В некоторых переулках освещение придавало схваткам вид мечущихся по экрану теней. А качество видео во дворце чуть ли не превосходит зрение самой Каллы.
Матиюй снова щелкает. Еще одно окно появляется на экране справа: там только одна камера и одна заключенная в ней – она сидит, запрокинув голову и упираясь затылком в стену.
– Стоп. Сделай крупнее, – говорит Калла.
Матиюй делает как велено. Он приближает изображение до тех пор, пока в окне не остается только одна заключенная.
Значит, Лэйда Милю до сих пор под замком. Это не обман, и нет никакой вероятности, что в действительности дело обстоит иначе. Тем не менее в том, что случилось в Жиньцуне, просматриваются отголоски событий, развернувшихся в Сань-Эре во время игр. Калла потому и бросилась обратно так быстро, как только могла, уверенная, что пленница сбежала. Отчасти она надеялась увидеть пустую камеру, потому что это означало бы, что ей известно, кого ловить, что Лэйда – наиболее вероятный противник.
Но Лэйда Милю все это время оставалась в дворцовой темнице, значит, источником бед стал кто-то другой.
– Сообщества Полумесяца, – говорит Калла вслух.
– Что? – отзывается Матиюй.
– Надо проверить Соо…
– Его королевское величество!
Все крыло дворца вдруг оглашает барабанный бой, низкий и раскатистый. Хотя Калла едва сдержалась, чтобы не выругаться, она не была удивлена. Распространение известия о том, что она проскользнула в город раньше остальной делегации, было всего лишь вопросом времени. О своем прибытии во дворец королю она не доложила. Скверный из нее вышел советник.
Антон входит в комнату без обычного сопровождения королевской стражи, и Калла с трудом удерживает руки опущенными. Темные корни его светлых волос, вьющихся вокруг короны, заметно отросли. Он не красит их так же регулярно, как Август. Перемена в нем шокирует, кажется, будто эти двое начали сливаться воедино. Калле хочется сцарапать с него лицо Августа. А еще – погладить его по щеке, умоляя понять ее поступок на арене. Но она не двигается с места, потому что ее желания несущественны. Антон Макуса зол на нее.
– Ваше величество, – произносит Калла.
– Ваше высочество, – отзывается он. – Какая неожиданность.
– Не может быть, чтобы вы верили, будто я отправляюсь в изгнание надолго.
В центре наблюдения воцаряется не просто тишина, а растущее напряжение, явно отличающееся от обычного. Краем глаза Калла видит, как Матиюй морщится, и пробует выправить ситуацию, сверкнув улыбкой. Техника сбоку от нее перемигивается зелеными и красными огоньками. Стены словно смыкаются, рвутся из плена переливчатых голубых обоев, разрастаются, чтобы тоже послушать.
«Тебе надо было отказаться от участия в играх. Надо было сбежать. Сбежать со мной».
– Видимо, шуток, принятых между родственниками, здесь никто не понимает. – Калла переплетает пальцы рук, заложенных за спину. Вцепляется в край куртки, скрывая дрожь, пока она не стала слишком заметной. – Я так успешно проводила инспекцию провинций, что вернулась, опередив всю делегацию. Неужели вы не рады, ваше величество?
Антон буквально падает на стул рядом с кабинками служащих, словно он уже выбился из сил. Их взгляды встречаются, его глаза непроглядно черны. Калла делает шаг к нему, он прищуривается, и в глазах, все еще черных, как ночь, появляется пурпурный оттенок. Всем, кто достаточно близко знает Августа Шэньчжи, известно, что его глаза отливают глубокой синевой. Но список этих приближенных крайне мал, и, поскольку Галипэя Вэйсаньна рядом не видно, вероятно, Антону ловко удается держать всех этих людей на расстоянии.