злобу.
Не запомнил, сколько просидел, собирая мысли в кучу. Я остался один, на краю мира, в городе-дыре, почти без денег и проплаченным на неделю жильем. За помощью мне обратиться не к кому, зарабатывать я не умею и как быть дальше особо не представляю. Отец твердил, что нужно найти работу, желательно устроиться учеником на какое-то предприятие, но...
Когда мы сюда шли, нас обоих поддерживала надежда, что здесь будет лучше. Что здесь скрывается шанс на новую, нормальную жизнь. А лично я надеялся, что отец проживет достаточно, чтобы я встал на ноги и смог тут освоиться. Но он умер, оставил меня одного, без средств к существованию.
Что меня бесило. Будь проклята эта злоба! Ненавижу её!
Успокаивало лишь, что это не совсем мои эмоции. Отца я любил. И где-то даже умом понимал, как много он для меня сделал. Целый год держался, чтобы увести нас от опасности. А ещё мне жаль своего старика. Грустно и больно от того, что он ушел из моей жизни.
Так я и провел остаток дня, оплакивая отца. Эмоции постепенно улеглись и даже кое-что оставили после себя. Взгляд привычно скользнул на вечно маячующу перед глазами строчку.
Ненавистная шкала сдвинулась на один процент:
«Готовность к инициации 6%»
Целый год ушел на эти шесть процентов. Чтобы мама не задумывала со своими опытами, она излишни намудрила.
Глава 2. Планы на выживание
За те дни, что провел в этой дыре, я так и не привык просыпаться. Потому что побудка означала, что где-то в метре от моей койки, за металлической перегородкой, по трубам смывают всё то, что люди из центральной части нагадили с утра. Рев проносился настолько мощный, что хочешь не хочешь, а встать придется. Причем именно утром поток был почему-то наиболее сильным и пугающим, быстро приводя в чувство.
Проснулся я разбитым, без единой мысли, как быть дальше. Наверное, живи я в обычном мире, то грустил бы пару недель и убивался в трауре... Но кто же мне предоставит такую роскошь?
Чтобы встать, пришлось найти в себе остатки воли и заставить непослушное тело двигаться. Ощущаю себя древним стариком, который завис на краю пропасти и вот-вот навернется вниз. Как назвать моё состояние? Пучины отчаяния?
Чтобы выбраться из благословенного Эдема, гори он огнем со своими новыми хозяевами, и уйти от погони, нам с отцом изрядную часть пути пришлось идти по поверхности. Опасной, кишащей мутантами, чудовищами, мертвецами, безумцами и маньяками. Последние удивляли больше всего. Я никогда и представить не мог, что люди могут оказаться гораздо опаснее тварей.
На уроках истории нам об этом рассказывали. Приводили примеры жестокости, но воспринималось это... никак. Подумаешь, раньше войны были. Они ведь где-то там, далеко. А ты здесь, в безопасном городе, ешь свежую еду, тоже безопасную. Тебе не грозит умереть от болезни, от клыков людоедов, от пули в животе или чего похуже. Покинув Эдем, я увидел настоящую жизнь, пусть и малую её часть, но этого хватило, чтобы лишиться невинности.
Правда, я так до сих пор и не узнал, что с этим делать.
Агрессивные монстры и люди — это не единственные опасности. Радиация, аномалии, блуждающая злоба — умереть проще простого. По этой причине все города располагались под землей или в горах, как то место, где я сейчас находился.
Чтобы перейти из одного города в другой — требовалось совершить подвиг. В одиночку выжить шансов мало. Я это не сразу понял. Первые дни так и вовсе, прошли, как во сне. Отец куда-то меня тащил, мы прятались среди разрушенных домов, песков и редких каменных лесов. Мне тогда это казалось одним сплошным кошмаром. Я не мог уснуть вне привычной кровати и отрубался, только когда силы окончательно заканчивались. Я постоянно оглядывался назад, ища там взглядом догоняющую мать. Мне снились друзья и каждый раз, просыпаясь, я думал, что вот сейчас опять идти в школу. Я кричал на отца, требуя вернуться и тихо рыдал, когда он молча продолжал шагать дальше, опуская голову.
Отчетливо помню, как я его окончательно достал и он наорал на меня. Тогда я понял, что всё, пути обратно нет. Я никогда не видел, чтобы отец повышал голос. Никогда не видел, чтобы он показывал агрессию. Никогда не видел его злым. Он всегда выглядел ухоженным, одетым с иголочки, с благородной седой бородой и взглядом мудрых глаз, которыми смотрел на меня с пониманием, скозь очки, чтобы я не делал, как бы не шалил.
Если отец сорвался и накричал, значит всё, наши дела действительно плохи. Я тогда заткнулся и перестал ныть, попытался смириться с тем, что жить не будет прежней. Тогда я ещё не понимал, насколько не будет...
Мы постоянно скрывались, выискали еду, воду и укрытия. По большей части нам не везло. Я впервые испытал чувство голода. Оно стало привычным. Сознание настолько отупело, что следующие недели прошли, как в забытье. Я больше не плакал, молча шёл и делал то, что велел отец.
А через несколько месяцев, уйдя от Эдема подальше, отец рискнул прибиться к каравану, который циркулировал между городами. Вот там мы и познакомились с одним мужчиной. Бывалый воин, вместо ног он ходил с помощью протезов, а на жизнь смотрел под своим углом. Именно он научил одной фразе, которая точно описывала мою текущую ситуацию.
Срань из жопы. А я тот орешек, что летит в этой срани.
Когда первый раз это услышал, то покраснел и пару дней под впечатлением ходил. А тот мужик развлекался и задался целью научить меня материться. Чем и занимался целую неделю, пока мы не нарвались на засаду и ему не оторвало голову. Тогда мы с отцом снова бежали, уже без каравана, который уничтожили полностью. Пока твари доедали людей, нам удалось скрыться.
Срань из жопы... Если я не предприму что-то прямо сейчас, то можно сразу идти к крематорию. Хотя нет. Из принципа не пойду. Тот старикан тот ещё падальщик. Надо же, десять монет за труп отца. Чтобы потом его на опыта продать! Тело мага, ему на рынке ох как рады будут. Оторвут только так и превратят в боевую химеру. Что такое вообще возможно, я и помыслить не мог, пока жил в Эдеме. Но за прошедший год мои горизонты расширились.
Про химер я узнал, когда шли вместе с третьим нашим караваном по счёту. Именно они напали и убили треть охраны. Отец тогда вмешался, применил свою силу... Что к добру не привело. В ту же ночь караванщик попытался нас убить. Как оказалось, за голову чистого мага в некоторых местах дают неплохую цену. Позже, когда я спросил у отца, кто же на нас напал, он и рассказал, что это за существа такие, химеры. На вопрос, зачем тогда нас убивать и продавать темным магам, чтобы они создали новых существ, отец пожал плечами.
В путешествие я понял, что мир безумен. Чуть позже осознал, что не мир, а люди.
Так что лучше я просто лягу рядом с крематорием и подохну, чтобы обратиться в мертвяка и сожрать старика. Мысль о мести была сладка, но сладость продлилась недолго. От картины, как вкушу плоть мерзкого старика затошнило. Ужасная смерть и посмертие. Не хочется такого конца...
Эти мрачные мысли проносились в голове, пока я заставлял себя делать базовую разминку и не задеть постель или стену. Так называемые койки, которые нам предоставили — это жесткие металлические конструкции. От подушки я отказался, потому что пятна на ней выглядели слишком уж подозрительно. От одеяла отказаться не получилось, потому что ночью тут прохладно... А если быть честным, то прохладно всегда. Да и понятие ночи условно, потому что солнца тут не увидишь. Я уже начал теряться во время, не понимая, день на дворе или ночь.
В трубах за стеной послышался гул. Пора ловить воду для умывания. Я забежал в душевую, но забежал — это громко сказано. Втиснулся — гораздо точнее. Подставив руки, я жадно ловил капли. Наверняка хозяева этого места не знают, что здесь течь, но это мне на руку. Платить за воду слишком расточительно.
После душа я вернулся, закутался в одеяло, чтобы согреться. Запоздало сообразил, что от разминки должно было стать теплее. А если не стало, то плохо дело. Значит я вчера впитал слишком много злобы и сейчас у организма отходняк. Ещё два-три повторения, как вчера и всё, потеряю себя.
Святые... Ну почему так не вовремя то? Почему Эдем не захватили на пару лет позже? Мне было пятнадцать, когда это произошло. Сейчас шестнадцать. Как раз в это время меня должны были начать учить техникам, в том числе как справляться со злобой. Случись трагедия на пару лет позже и я бы чувствовал себя гораздо увереннее. Отец пытался чему-то меня научить, рассказывал общие принципы, но без практики. Это закон. В шестнадцать лет начинают преподавать основы, в двадцать — серьезные вещи. До этого нельзя, потому что психика подростка считается не окрепшей, а значит не сможет выдержать давления злобы.
С чем я был полностью согласен. Сам чувствую, как расшатывает меня изнутри.
На размышления ушло несколько часов. Когда понял, что в сотый раз думаю об одном и том же, решил подвести итог.
Город, куда мы так стремились оказался иллюзорной мечтой. Никакого нового благословенного Эдема здесь нет. Отец кое-что успел узнать, пока был жив и поделился со мной, стараясь подготовить к неизбежному. Он предчувствовал свой конец и последние дни я видел в его глазах скрытую грусть. Отец переживал за своего непутевого наследника. В этом я вижу горькую иронию. Сам ещё вчера испытывал жгучую ненависть за его слабость, а сам-то... Слабак тот ещё. Беспомощный щёнок в опасном мире.
Странно, но от этой мысли стало легче. Всё же мой отец достоин уважения и многое сделал для меня. Если не поддаваться злым эмоциям и не валить вину на него, то ситуация видится иначе.
Город... Вдалеке его называли Гнездом или Ульем. Местные называли Алмазным Орехом. Дикое название, глупое, как по мне, но кто я такой, чтобы судить? Поэтично в какой-то мере и нет смысла обвинять людей в том, что они приукрашивают действительность таким простым способом. Алмазный Орех... Название настолько же точное, как и глупое.