Именно он первым делает шаг вперед и приветствует меня.
— Юная госпожа, господин Тан передал нас, слуг, в ваше распоряжение. Позаботьтесь о нас, пожалуйста.
О? Дядя рассчитывает, что я их оставлю?
А чем мне их кормить?
Уверена, дядя распорядится каждый день присылать мне завтрак, обед и ужин с кухни — и прощай, самостоятельность, к которой я так стремилась. Действительно странно топать ножкой и при этом уплетать дядины паровые булочки.
— Хорошо-хорошо. Вот, смотрите, часть мусора уже собрана, и от него нужно избавиться.
Так…
Нельзя, чтобы они увидели Шаояна, а значит, демон будет скрываться и караулить мои сундуки.
Ну и ладно. Я достаточно отдохнула, и на свежую голову думается лучше. Вчера я отвергла идею вернуться в ближайший город, потому что чувствовала себя потерянной, расщепленной, чужой. А потом обе части, здешняя Юйлин и иномирянка, слились воедино и появилась нынешняя я. Я цельная, прекрасно себя чувствую, помню свое прошлое. Я могла бы поехать. Но… Бросить сундуки? Везти открыто на телегах?
Сперва следует разобраться, кто на меня охотился.
Остаться в деревне безопаснее, увы. Или нет? Или да?
Сейчас я выдохну и приму окончательное решение. Взгляд цепляется за корзинку. Разве я не оставила ее на полу переднего павильона чуть ли не в центре помещения? Почему она лежит на боку и, главное, пустая?
Если бы до корзинки добрались животные, те же крысы, посуда никуда бы не исчезла.
Шаоян?
Вчера я запретила ему ужинать, пока он не выучит наизусть первую главу трактата «О добродетели почтения к старшему». Сомневаюсь, что он выучил. Скорее, использовал очевидную лазейку — я запретила ужинать, но ничего не говорила по поводу завтрака или перекуса.
Краем глаза я замечаю движение тени, раздается тихий смех. И по-моему, Шаоян не просто забавляется, он провоцирует меня позвать его, тем самым я фактически отменю запрет показываться людям.
Лучше бы я завела сторожевого пса.
О чем я думала? Строила планы на день? Выбирала между деревней и городом. И выбор пал на деревню. Мне не нравится, но это будет разумнее.
А значит… мой новый дом должен стать моей крепостью, и не имеет значения, как долго я проживу здесь — месяц, год или пару дней.
И я отправляюсь на второй обход своих владений. Ха, насколько громко звучит, настолько же жалко выглядит, но пафос мне, пожалуй, нравится. Я бегло осматриваюсь, прикидывая последовательность действий. Прежде всего выбираю павильон, который станет складом и куда отправятся сундуки.
Демоны!
У меня есть мысли, что делать со стенами, но как отремонтировать крышу?
— Звали, госпожа? — Шепот Шаояна раздается над самым ухом.
— Нет.
Я оглядываюсь и никого не вижу, лишь тени колеблются.
— Жаль, — выдыхает Шаоян, его дыхание щекочет ухо. Низкий грудной смешок вызывает у меня смутное ощущение опасности.
— Почему же жаль? Нравится получать приказы?
— Так вы властная? Нравится отдавать приказы? Повелевать? А ведь вам бы пошла корона феникса, госпожа. Только представьте золотые шпильки, сияющие в вашей прическе подобно солнцу!
Только что… он предложил мне стать императрицей⁈
Звучит как бессмысленная болтовня и не менее бессмысленная лесть, но на фоне беспокойной столицы его шутка уже не кажется безобидной и пустой. Она вообще не безобидная. Если подобное кто-нибудь услышит, меня обвинят в покушении на власть и казнят.
Самое неприятное, что я действительно могла бы стать императрицей. Три года назад императрица скончалась, и после завершения траура император стал выбирать новую мать страны из дочерей министров и генералов. Я помню, как император устроил грандиозный выезд на молебен в один из монастырей. Его величество пригласил присоединиться чиновников первого ранга, а старшая из четырех супруг императора отправила приглашения женам и дочерям чиновников. Оглядываясь назад, я не представляю, каких усилий папе стоило оправдать мое отсутствие на том выезде. В результате его усилий императрицей стала не я. Спасибо, папа, уберег.
Официально прошлая императрица истощила себя долгой аскезой и мирно скончалась в своей постели, но злые языки шепчутся, что истинной причиной смерти был, конечно же, яд.
— Корона феникса слишком тяжела, — отвечаю я.
— Госпожа, о чем вы? Кто-то за вашей спиной будет поддерживать вашу корону для вас.
— Это все, что ты хотел мне сказать, Шаоян?
— Мне показалось, вы испытываете некоторое затруднение с крышей, госпожа. Я всего лишь хотел предложить свою скромную помощь.
Почему я не верю?
— Удиви меня.
Тени оживают, и у меня мурашки бегут от того, как на земле появляются размытые очертания. Сам Шаоян по-прежнему невидим, но я точно понимаю, что он стоит за моим правым плечом, стоит недопустимо близко.
Он кланяется, по крайней мере так выглядит, если судить по движению тени на земле.
А затем происходит что-то чудовищное.
Я отчетливо ощущаю появление искаженной энергии. Ша-ци устремляется к павильону, который я выбрала.
Дядины слуги, если хоть кто-то из них чувствительнее чурбака, тоже ощутят направленный поток ша-ци.
— Госпожа, вы разбиваете мне сердце, — шепчет Шаоян на ухо. — Неужели вы считаете меня настолько бесталанным? Конечно же, я не позволю тем бездарям заметить хоть что-нибудь.
Ша-ци охватывает павильон подобно темному пламени. Или, скорее, заклинание похоже на гигантский бутон, который раскрывается навстречу солнцу и полностью скрывает в себе павильон. Черно-багряные лепестки потустороннего огня схлопываются, и я перестаю понимать, что я вижу.
Передо мной вместо старого разрушающегося сарая возвышается павильон, достойный императора. Темно-коричневые, идеально гладкие, украшенные замысловатой резьбой стены венчает черепичная крыша цвета охры.
Не знаю, что демон сделал, но совершенно точно это не было восстановлением. Он каким-то чудом снес старое строение и воздвиг новое.
— Ты…
— Моя госпожа, ваш приказ удивить выполнен.
И снова его смех щекочет кожу.
— Шаоян.
— Ничтожный слуга надеется получить награду, — смеется он.
— Какую?
Почему мой голос стал таким хриплым⁈
— Госпожа, я слышал, что в мире смертных красавицы награждают своих спасителей совершенно определенного рода нежностью. Вы, несомненно, красавица. Прекраснейшие из небожительниц, которых мне довелось видеть, не сравнятся с вами.
У меня дыхание перехватывает.
Мне удается сохранить невозмутимое выражение лица, но зачастивший пульс меня выдает. Я напоминаю себе, что с печатью я в безопасности. Демон может говорить что угодно, пока я не прикажу ему помолчать, но тронуть меня он точно не сможет. Не сможет же?
— Что ты имеешь в виду, говоря про определенного рода нежность? — Благодаря своей жизни в том, другом мире, я слишком хорошо понимаю, что именно он просит.
И не собираюсь делить постель с демоном!
Вот уж нет.
Глава 23
— Поцелуй? — Шаоян словно спрашивает. — Госпожа, не торопитесь думать о большем. Я не развратник!
То есть это я развратница?
Ха!
— Нет, — зло отрезаю я и понимаю, что своего он добился, вывел меня из себя и теперь радуется еще больше.
— Но почему, госпожа? — патетично восклицает он мне на ухо. — Вы прекрасны, и я вами очарован. Я хорош собой, и вы мной очарованы. Полная взаимность!
— У тебя восхитительное самомнение, Шаоян.
— Да, госпожа, я лучший во всем.
— В качестве награды я позволю тебе перенести все мои сундуки в мою новую сокровищницу. Кроме…
Я достаю лист бумаги, кисточку и тушь. Без названия павильон не павильон, и, примерившись, я вывожу иероглиф за иероглифом — хочу, чтобы надпись получилась одновременно изящной и величественной. Каллиграфию я освоила на высоком уровне. Ха, поначалу прописи я искренне ненавидела, но, когда учитель сказал, что я смогу помогать папе с документами, стала стараться изо всех сил. Только вот папа, хваля меня за успехи, так ни разу и не позволил мне помочь. До сих пор обидно, будто я напрасно старалась.
— «Сокровищница искусств»? Что это за название такое, госпожа?
— Название, которое мне нравится, — пожимаю я плечами.
— Какой удивительный тонкий вкус, — с придыханием тянет демон.
За лестью издевка.
Я не спорю, не реагирую, просто протягиваю лист ему, и перед глазами сгущается дымок. Шаоян так и не появляется, наоборот, лист тоже растворяется в тенях. Отбрасываемый демоном силуэт на земле пропадает, смутное движение возникает под крышей павильона, и над входом прямо на стене сами собой рождаются иероглифы. Он их выжигает? Надпись точь-в-точь моя, только крупнее и матово-черная.
Обычно название пишут на отдельной табличке — легко прибить, легко поменять.
Шаоян поступил иначе, словно этот павильон навсегда только для меня.
— Как мило.
— Все для вас, моя жестокосердная госпожа, — продолжает шептать Шаоян.
Подчиняясь ему, кисточка выскальзывает из моих рук и проходится по краю манжета, щекочет кожу и удивительным образом не пачкает меня тушью.
Писчие принадлежности возвращаются в сундук, крышка захлопывается, и сундуки легко поднимаются в воздух. Двустворчатый вход распахивается, и ящики один за другим влетают в проем. Створки с тихим хлопком закрываются. Павильон будто проглотил мое имущество.
У меня запоздало возникает очевидный вопрос: а не исчезнет ли чудо-сокровищница так же, как появилась, по волшебному щелчку? Вместе с ценностями, разумеется. Вопрос… дурной. Я уже сделала выбор, поставила на демона. На кого мне теперь полагаться, как не на него?
— Для меня ты продолжишь благоустройство, Шаоян?
— Госпожа, я буду счастлив!
Что изменилось за те несколько часов, что я спала? Я отчетливо вижу изменения — злость, раздражение и недовольство сменились лестью, угодливостью, странными намеками.
Пока я размышляю, внутренний двор преображается. Все, кроме нововозведенной сокровищницы, опоясывающей территорию старой стены и переднего павильона, отделяющего внутренний двор от внешнего, вместе с остатками невыметенного мусора исчезает в багряно-черных лепестках пламени. Передо мной на долю мгновения возникает пустое пространство, но я смаргиваю, и картина меняется. Вырастают сразу несколько павильонов, один из которых двухэтажный.