— Проблему степняков следует решить раз и навсегда, — перебиваю я.
— Хотел бы я посмотреть, как ты это сделаешь.
Я прищуриваюсь:
— Легко!
— Ну-ну, — воспринимать моё заявление всерьёз папа отказывается. — Что ты ещё прочитала в Книге, Кресси?
— Я не уверена…, — я дословно вспоминаю строчку, которая “догнала” меня на турнире, а вот дословно вспомнить роман, который я читала в прошлой жизни, у меня точно не получится. Я не уверена, что готова рассказать про своё перерождение в простолюдинку, тем более придётся признаться, что я пыталась читать Книгу раньше. Словом, не нужно волновать папу попусту, у него и так волнений хватает.
Я рассказываю всё, что удаётся вспомнить, а папа конспектирует. Мы прерываемся, когда Рыжик приносит горячий ужин. Я дожидаюсь, когда он уйдёт:
— Пап, а ты не думаешь, что за герцогом стоит Великий хан собственной персоной?
— Хм?
— Несколько веков назад набеги были куда более разорительными. Степняки не изменились, изменилась наша армия, прежде всего оружие. И изменились крепостные стены. Великий хан не дурак, он не может не понимать, что через пару веков стены станут выше, крепче, и, наконец, непреодолимы. И тогда степь охватит голод. Южный край ему не нужен, воины-кочевники не станут земледельцами, а вот империя целиком… сделать из кочевников особое ханское войско вполне реально.
— Как ты себе это представляешь? — усмехается папа.
Я внимательно смотрю ему в глаза. Усмешка какая-то невесёлая. Может быть, папа тоже не хочет меня волновать?
Пора прояснить кое-что:
— На южную границу пришла, как ты выразился, вся степь. Герцог Майрай собирался воспользоваться моментом и объявить независимость. Империя посыпалась бы как карточный домик. Чтобы умиротворить герцога, ты предложил брак с его дочерью.
— И?
Я барабаню ногтями по подлокотнику. Стоит ли выдавать некоторые знания? Сочувствую папе, но от недомолвок и ненужных тайн будет только хуже. Это же не мои маленькие похождения скрывать…
— Ради сохранения империи ты бы женился на ком угодно, пап. Коронация императрицы, в той части церемонии, где задействованы регалии, по сути ничем не отличается от ритуала принятия в род. Точнее, это и есть видоизменнённый ритуал удочерения. С точки зрения родовой магии, коронованная чужачка становится младшей родственницей. И получает ограниченную возможность пользоваться регалиями, как мы уже с лишним Безликим убедились.
— Кресси? — папа бледен, понял к чему я веду, но я продолжаю рассуждать вслух.
— Традиционно ты провёл первую брачную ночь в покоях императрицы, единственный раз, насколько я помню. И, зная тебя, могу сказать, что вы просто спали. Порознь. В той ситуации ты бы не стал отказываться от дочери герцога, чем он и воспользовался. Во время коронации она уже была в положении, да? И Олис может пользоваться регалиями очень ограниченно, как усыновлённый, ведь, находясь в утробе матери, он был точно таким же участником коронации, как она.
— Кресси…
— Его кровный отец Великий хан, так?
Ответное молчание красноречивей любых слов.
Глава 10
Чайник остыл, но я разливаю чай по чашкам, одну ставлю перед папой. Держусь, как ни в чём не бывало, как будто и не было моего скандального вопроса.
— Кресси…
— М-м-м?
Я смотрю на папу, и мне больно. Императорское великолепие меркнет, и выученное величие больше не может скрыть человеческую усталость. Кажется, будто даже светлые волосы поблёкли. Я протягиваю руку, хочу обнять и сказать, что разделю с ним всю тяжесть ответственности за империю, но миг слабости мимолётен, папа расправляет плечи, он снова сильный, уверенный в себе мужчина — император. Я опускаю ладонь на столешницу и притворяюсь, что ничего не заметила, ведь папе это не нужно. Точнее, очень нужно, но не сейчас, когда мы говорим о деле.
— Креси, я не могу подтвердить твоих предположений, но опровергнуть тоже не могу. В первую брачную ночь, следуя традициям, я до утра оставался в покоях императрицы, просидел у окна, глядя на звёзды и вспоминая… Когда императрица призналась, что в положении, я действительно не стал обвинять её в измене ради союза с герцогом. Я даже порадовался, что с родным ребёнком она не будет одинока. Я не стал допытываться, кто отец Олиса. Точнее, я принял объяснение императрицы, поверхностная проверка подтвердила, что отцом Олиса может быть мелкий аристократ-южанин, вхожий в дом герцога. Скажи, ты про Великого хана в Книге прочитала?
— Нет, только предполагаю. Книга предрекла гибель нашего рода, но при этом Олис благополучно короновался. Я зацепилась за это очевидное противоречие. Сперва я засомневалась в своих догадках, потому что регалии Олиса принимают, словно он нашей крови, но потом поняла, что такое возможно, если императрица во время коронации уже была в ожидании.
— Внешне Олис не похож на степняка.
— Не аргумент, — возражаю я. — В хрониках описан случай, как семьсот лет назад ненаследный принц вступил в повторный брак с вдовой, находящейся на приличном сроке. Ребёнок, не будучи наш по крови, получил фамильные черты.
— Ясно…
Изначально моя мечта — возродить былое могущество нашего рода, вернуть силу, слабеющую от поколения к поколению. Я годами скрупулезно работала в архиве, чтобы понять, в какой момент наследие, переданное нам богиней судьбы, начало таять и утекать как вода сквозь пальцы. Я изучала родословные других родов, в том числе и рода Шесс, пытаясь вывести закономерности и подобрать ключ. Именно ради своих изысканий я рискнула жизнью и открыла Книгу судьбы. Я искала ответ, а получила предвестие скорой гибели.
— Пап, шаман случайно не родственник Великого шамана? Мы могли бы проверить его кровь.
— Нет, не родственник.
— Олис… не знает?
— Я настоял, что он не должен знать, и императрица согласилась. Однако теперь я, честно говоря, ни в чём не уверен.
В романе о том, что Олис бастард, не было ни слова. Зато понятно, почему он мог отказываться от участия в заговоре — боялся, что регалии его отвергнут. Хм, а ведь у Великого хана на этот счёт может быть план. И Олис согласился после того, как его с этим планом познакомили? Что касается императрицы, то её могли убить как свидетельницу — ведь она-то точно знает, чей Олис сын.
Я допиваю остатки чая.
— Пап… Шёл бы ты отдыхать, умные мысли обычно приходят в свежую голову. И на всякий случай усиль охрану. Предполагаемый убийца ликвидирован, но не факт, что он единственный.
— Действительно, уже поздно, — папа словно только сейчас замечает, сколько времени. — Кресси, иди. И, потрудись, пожалуйста, избегать самоуправства. Я всё ещё считаю, что приказ, который ты дала лорду Шессу, неприемлем.
— Учту.
— Имеешь в виду “Иди лесом, дорогой папочка”?
Я хмыкаю и ничего не отвечаю. А что ответишь, если папа прав?
За окнами давно стемнело. Когда я возвращаюсь в свои покои, близится полночь. А фрейлины не спят, ждут, потому что, как минимум, в обязанности старшей входит забрать гарнитур и, естественно, тиару, а затем в сопровождении лорда-хранителя вернуть в сокровищницу, так что лорд тоже не спит, дожидается, когда сможет исполнить свои прямые обязанности.
Получается, когда я вернулась от императора, знает весь дворец…
Я отпускаю фрейлин, с помощью служанки переодеваюсь в ночную сорочку, но не ложусь, а, оставив служанку взбивать подушки, крадучись, выглядываю в будуар. И вижу картину, которую и предполагала увидеть. Может, у меня просыпается дар предвидения? Или я просто умная?
Феликс обнимает тихо плачущую сестру, успокаивающе гладит по спине, что-то тихо говорит, что именно — не разобрать. Она вцепилась в него и отказывается отпускать.
Жаль разбивать миг семейного единения…
— Как мило, — усмехаюсь я, лицу придаю выражение из амплуа злодейки-разлучницы.
В миг высвободившись из объятий, Феликс на одних рефлексах задвигает сестру за спину и только после этого осознаёт, кто перед ним, рвано выдыхает, и напряжение уходит из его позы.
— Принцесса, — разглядев мой весьма откровенный вид, Феликс сглатывает.
Я, дразня, пробегаю кончиком языка по нижней губе.
— Кэтти, почему бы тебе не помочь моей горничной справиться с подушками?
— Но… я…
Феликс подталкивает сестру, и она с явным нежеланием, но послушно уходит. Подозреваю, он тоже не рад, что я прерываю, однако держится спокойно, без раздражения. Посмотреть приятно.
— Ваш приказ выполнен, ваше высочество.
То ли восхищаться его самообладанием, то ли обижаться на равнодушие к моей красоте. Феликс прекрасно понял, что обнажённая кожа под шёлком ночной сорочки отнюдь не приглашение в постель.
— Как зовут моё приобретение? Впрочем, неважно. Ящерка, шуршика-ка ты из дворца.
Выводить Феликса на эмоции довольно забавно.
— Ваше высочество?
Ну да, то, что выгонять его я не стану, тоже понял, вот и уточняет.
Люблю умных и догадливых…
— Встречаемся за воротами у трибун, так что шуруй, — мне нужен мой легендарный доспех.
Приказ не предполагает возражений или дальнейший уточнений. Феликс позволяет себе лишь один единственный взгляд в сторону двери, отделившей его от сестры, и выходит. Я же возвращаюсь в спальню, укладываюсь. Напомнив горничной, чтобы не спускала глаз с Кэтти и ни под каким предлогом не выпускала, хоть даже приказ будет передан от моего имени, я отсылаю обеих и мысленно считаю до ста.
Ночные вылазки для меня не в новинку, но до сих пор мои похождения ограничивались стенами дворца, и самой опасной из авантюр была вылазка в Малую сокровищницу за Книгой.
Сборы укладываются в четверть часа. Я закалываю волосы “гулькой”, переодеваюсь в тёмный охотничий костюм, на всякий случай свою печать вешаю на цепочку, надеваю на шею и прячу под ворот. В карман отправляется туго набитый кошель. Ничего не забыла?